– Договорились, мы прибежим вам на помощь! – Никуда бегать не надо, – строго осадил краеведа Марк. – Сразу же позвоните в городское отделение милиции, там предупреждены… Марк написал на листке бумаги номер телефона, секунду подумал и протянул его Пташникову. Я понял, что телефон он оставил только для того, чтобы успокоить краеведа, да и оружия при себе, наверное, у Марка не было, по крайней мере я так и не смог угадать, где у него находится пистолет. Ниткин тоже скользнул по фигуре Марка недоверчивым взглядом и сердито проворчал, пытаясь скрыть тревогу в голосе: – В церкви ночью холодно, и неизвестно, когда явится этот авантюрист. Может, до утра просидите, – и он снял с вешалки фуфайку и старенький плащ «болонью». Не споря, мы с Марком надели их – и сами стали похожи на злоумышленников. Спустившись по крутой и скудно освещенной лестнице, вышли из дома, несколько секунд постояли у подъезда, пока глаза не привыкли к темноте. Марк первым шагнул в ночь, я – за ним. В зыбком свете звездного неба силуэты церквей казались таинственными и призрачными. Наши шаги раздавались в ночной тишине резко и отчетливо. На серой крепостной стене мерещились чьи-то причудливые тени, будто кто-то осторожно шел следом за нами. Не знаю состояния Марка, но я с трудом пересиливал себя, чтобы не оглянуться, старался держаться поближе к нему. Вот и церковь, в которую чернобородый безуспешно пытался проникнуть в прошлую ночь. Хотя днем я внимательно рассмотрел ее, сейчас, в темноте, узнал с трудом – она словно бы раздалась в ширину и светилась, крест над черным куполом мерцал в звездном небе зловеще и печально, как перед концом света. Марк остановился возле церковной двери, прислушался. Звуки города не доносились сюда, за высокие крепостные стены, лишь слабый ночной ветер осторожно перебирал листву на вершинах деревьев, со скрипом монотонно раскачивал фонарь на столбе. Убедившись, что чернобородый еще не появлялся, Марк вынул из кармана плаща взятый у Ниткина чугунный ключ, не сразу попал в замочную скважину. Старый замок щелкнул приглушенно, словно бы нехотя. Марк опять прислушался, потянул дверь на себя. Петли были хорошо смазаны, и дверь открылась плавно, почти бесшумно. Из церкви дохнуло черным холодом. Пропустив меня вперед, Марк притворил дверь, запер ее изнутри и включил электрический фонарик. Я стоял неподвижно, не решаясь тронуться с места. Яркое, сфокусированное пятно света запрыгало по фрескам на стенах, уперлось в золотисто поблескивающий иконостас, скользнуло вниз, на Царские врата, и остановилось на иконе евангелиста Иоанна. Большие скорбные глаза Иоанна, казалось, смотрели на нас с удивлением. Изумление испытал и я, заметив, что иконное изображение евангелиста очень похоже на один из портретов Грозного в альбоме Ниткина, где царь был изображен печальным и мудрым мирянином. Мы медленно прошли за иконостас. Звуки шагов по каменному полу гулко отдавались в высоких сводах. Луч фонарика высветил низенькую скамейку, заранее принесенную сюда Ниткиным. Молча уселись на ней, и Марк сразу же выключил фонарик, перед глазами стеной встала непроницаемая темнота. Сердце мое сжалось от недобрых предчувствий. Только через несколько минут темнота как бы отступила. Я поднял голову и увидел слабый синий свет в барабане под куполом. Спустя еще некоторое время разглядел в зарешеченном окне слева от меня холодную одинокую звезду. Неожиданно свет этой далекой звезды успокоил меня, снял тревожное напряжение. Больше того, ко мне пришла непонятная уверенность, что этой ночью ничего не случится и чернобородый не явится сюда. Все прежние страхи показались смешными и наивными. Представилась уютная квартира Ниткина, горячий кофейник на столе, густой запах кофе, заставленные кактусами черные окна и яркая лампа над столом… Затылком прислонившись к холодной стене, я закрыл глаза и вроде бы задремал. Время в темноте словно остановилось. Казалось, ночь будет длиться вечно и ничто не нарушит эту мертвую тишину. Но ее все-таки нарушили. Я вздрогнул и открыл глаза, услышав слева над головой тихий ровный шум, будто по железному желобу стекал речной песок. Одинокая звезда, которая недавно принесла мне неожиданное успокоение, исчезла – кто-то заслонил окно. Почувствовал, как напряглось плечо Марка. Он подтолкнул меня локтем и сказал сдавленным шепотом: – Явился… А я все еще не мог поверить в реальность происходящего, все еще сомневался, не снится ли мне это. Несколько раз ровный шум, теперь похожий на стрекотанье кинокамеры, прерывался, мы задерживали дыхание. Потом опять раздавался щелчок, и человек за стеной продолжал свое дело – электрической ножовкой вырезал прутья чугунной оконной решетки. Он выпиливал ее минут пять, семь. Впрочем, я мог и ошибиться, здесь время шло по каким-то другим, ночным законам, поэтому я не удивился бы, узнав, что прошел целый час. Окно находилось очень высоко над полом. Я только еще подумал, как взломщик спустится в церковь, – и тут же на пол упал конец веревки. Другой конец взломщик привязал за крайний прут решетки, который оставил невыпиленным. Надо было обладать обезьяньей ловкостью, чтобы втиснуться в маленькое сводчатое оконце. Придерживаясь за веревку, взломщик скользнул вниз и пружинисто спрыгнул на пол. В окне опять спокойно замерцала звезда. Несколько секунд человек стоял неподвижно, на фоне черной стены мы не видели его, только слышали сбитое волнением и усталостью дыхание. Потом раздались направлявшиеся в нашу сторону шаги. Возле иконостаса они смолкли, сквозь щель между створками Царских врат блеснул свет фонарика. Чтобы лучше наблюдать за действиями взломщика, Марк поднялся на ноги и чуть не выдал себя – взломщик растворил Царские врата, луч света ударил за иконостас и едва не задел Марка. Тот отпрянул в сторону и застыл в неловкой позе. Электрический луч осветил сначала икону Иоанна, потом остановился на задней стенке Царских врат. Было ясно – взломщик раздумывает, как лучше снять икону. Приняв решение, он положил фонарик на пол, вынул из перекинутой через плечо сумки длинную, остро блеснувшую стамеску, наклонился над иконой Иоанна. Я был уверен – в этот момент Марк и остановит его. Но он даже не пошевелился, позволил снять икону с Царских врат. Видимо, решил точно выяснить, что намеревался сделать взломщик, зачем проник в церковь. Сняв икону евангелиста Иоанна, человек нетерпеливо направил луч фонарика на квадратный темный вырез в Царских вратах. Мы увидели, как фонарик дрогнул в руке взломщика, с досады он ругнулся и сплюнул на пол, не обнаружив того, что искал. И в этот самый момент в него ударил слепящий сноп нашего фонаря. Стамеска из руки взломщика со звоном упала на каменный пол амвона. Эффекта, на который рассчитывал Марк, пригласив меня принять участие в засаде, не получилось. От страха безвольно открыв губастый рот и ошалело мигая испуганными глазами, перед нами стоял высокий длинноволосый парень в куртке. Я сразу узнал его – следом за этим парнем вышел чернобородый из вагона электрички, потом я видел его в толпе пассажиров на перроне Александровского вокзала. У парня было такое растерянное, перепуганное лицо, что во мне шевельнулась жалость. Марк поднял стамеску, положил ее в сумку длинноволосого, его фонарь протянул мне. Парень не сопротивлялся, все еще не придя в себя от испуга. Видимо, подействовало и то, что все происходило в полной тишине, без единого слова – это молчание словно парализовало взломщика. Я шепнул Марку, где видел длинноволосого. – Ты не ошибся? – только сейчас подал он голос, не спуская с парня луч фонаря. – Я его хорошо запомнил. И сумку эту раньше видел – она была у чернобородого. Если не веришь, посмотри сам, – на ней должно быть написано «Солли». – Что это такое? – Видимо, название какой-то фирмы. Марк снял сумку с плеча длинноволосого парня и осветил ее. Я не ошибся – это была та самая сумка, которая висела над головой чернобородого в вагоне московской электрички. Кроме работающей от аккумулятора ножовки в ней был целый набор слесарных инструментов: кусачки, сверла, пилки разных размеров, молоток и зубило. Тут же, в кожаном чехле, лежал миниатюрный импортный фотоаппарат со вспышкой. Но не фотоаппарат заинтересовал Марка. На дне сумки он нашел небольшой красный баллончик с белой кнопкой, взял его в руки, указательный палец положил на кнопку, как бы намереваясь ее нажать. – Не надо! – руками заслонился парень, заметив, что отверстие в кнопке направлено ему в лицо. Я догадался: это была та самая аэрозоль, которую чернобородый использовал против меня. Марк прямо здесь, в церкви, начал предварительный допрос, не без основания надеясь, что необычная обстановка подействует на длинноволосого обезоруживающе. – Какое задание вы получили? – в лоб спросил он. Голос парня дрожал то ли от холода, то ли от страха: – Я должен был снять икону Иоанна. Если за ней, на Царских вратах, вырезан рисунок, сфотографировать его. – Что за рисунок? – Ну, план… Итак, предположение Пташникова полностью подтвердилось, осталось узнать, что за план разыскивал чернобородый на Царских вратах, вывезенных Грозным из разграбленного Новгорода. Однако Марк спросил парня о другом – кто его нанял и снабдил инструментами. – В Москве я с ним познакомился, в ресторане «Будапешт», – торопливо заговорил парень. – Пришли с дружком, заказали бутылку сухого, на больше денег не хватило. Тут он подсел, коньяку взял. – Как его звать? – Кирилл Борисович. Фамилию не сказал, а мы не спрашивали. – Кто он такой? – Ученый, искусствовед. Пишет диссертацию о древней культуре.