– Не помните, в тех церквах, в которые смог проникнуть чернобородый, Царские врата случайно были не из Новгорода? – Я как-то не придавал этому значения, – откровенно признался Марк. – Знаю точно, в Троице-Сергиевой лавре Царские врата новгородской работы. А в Москве… Если это важно, можно моментально выяснить по телефону. – Ну что ж, выясняйте. Теперь я уже не сомневаюсь – они попали туда тоже после Новгородского погрома, – твердо заявил Пташников. – Почему вы так уверены в этом? Пташников объяснил Окладину: – Чернобородого интересуют не иконы, а Царские врата, вывезенные Грозным из Новгорода. Вероятно, на этих вратах за иконой евангелиста Иоанна находится какой-то план. Его и разыскивает чернобородый. Как видите, на этих Царских вратах ничего подобного нет. – Но чернобородый этого еще не знает, он не успел снять икону, – задумчиво произнес Марк, сразу же согласившись с ходом рассуждений краеведа. На этот раз не возразил и Окладин. Марк опять повернулся к Пташникову: – Не сделает ли чернобородый еще одну попытку проникнуть в эту церковь? Ведь он так и не выяснил того, что хотел узнать. – Да, человек он решительный, на полпути не остановится, – согласился краевед. – Вот и я так считаю, – обрадовался Марк, что его предположение нашло поддержку. Если человек, назвавшийся в гостинице Бусовым, и чернобородый, с которым вы ехали в электричке, одно лицо, то вторую попытку проникнуть в церковь он может предпринять сегодня же ночью, чтобы еще раз не приезжать сюда из Москвы. – После всего случившегося здесь это очень опасно для него, – засомневался Окладин. – Нет, я не верю, что он опять сунется туда, где его чуть не поймали. Последнее слово было за Марком: – Полной уверенности, что чернобородый вернется сегодня ночью, у меня тоже нет. Но вероятность такого шага тоже нельзя исключать. Сейчас я на вокзале постараюсь выяснить, не уехал ли чернобородый в Москву, а вы, пожалуйста, подождите меня в гостинице. Возможно, потребуется ваша помощь. Окладин промолчал, но мы с Пташниковым охотно согласились помочь Марку – события приобретали все более захватывающий характер. Глава пятая. Я делаю ошибку Марк тут же уехал на вокзал на милицейском газике, который дожидался его у ворот кремля, а мы, простившись с Ниткиным, пешком направились в гостиницу. По дороге я настойчиво пытался вспомнить все, о чем чернобородый говорил в электричке, проанализировать каждую его реплику, каждую недомолвку, подробно, с деталями, восстановить события минувшей ночи. Теперь, когда нам стало известно, что произошло в Александровском кремле, многое в поведении чернобородого стало казаться мне еще загадочней и непонятней. Откуда у него уникальное драгоценное кольцо, место которому в Оружейной палате? Каким образом ему удалось отключить охранную сигнализацию в музее? Кто заблаговременно спилил замок на двери в крепостной стене? Что заставляет этого образованного человека пускаться в такие рискованные и опасные авантюры? Не получив ответа ни на один из этих вопросов, я обратился с ними к своим попутчикам. После посещения кремля и встречи с сотрудником милиции Окладин был сосредоточенно задумчив и откликнулся с какой-то непонятной досадой: – Особой образованности я в нашем попутчике не заметил – обычный мошенник с институтским дипломом, обманывающий доверчивых дежурных в провинциальных гостиницах. – А кольцо? Откуда у него старинное кольцо? – Украл, – коротко, но убежденно произнес Окладин, всем своим видом давая понять, что чернобородый не заслуживает того внимания, которое я уделяю ему. Мне оставалось подступиться к Пташникову и спросить у него, что он думает о чернобородом теперь, после посещения Александровского кремля. Как я убедился, сведения, услышанные от Марка и Ниткина, еще сильнее утвердили краеведа в правильности его первоначального мнения о нашем странном попутчике: – Разгадку поступков чернобородого надо искать в объяснении того, откуда он так досконально знает отечественную историю времен Ивана Грозного. И это драгоценное кольцо оказалось у него не случайно, тут все взаимосвязано. – Господи! Какая здесь может быть связь? – сморщился Окладин, словно от зубной боли. – Не знаю, не знаю, но связь определенно есть. Помните, он упомянул заговор против Грозного? Вероятно, царевич Иван действительно погиб из-за участия в этом заговоре. Окладин даже приостановился, до того нелепым показалось ему заявление краеведа: – Но где доказательства?! Царевич погиб случайно, по причине безудержной ярости Грозного, вызванной его душевной болезнью. Чтобы утверждать это, тоже нужны доказательства, – рассудительно произнес Пташников. – Они у вас имеются? – Доказательства тому – вся деятельность Грозного. А вот свидетельств о заговоре, в котором якобы участвовал царевич, нет и быть не может. – Вероятно, какие-то свидетельства об этом есть у нашего попутчика, помните – он назвал какой-то старинный документ, в котором этот заговор упоминается. – Откуда у обыкновенного, заурядного мошенника может взяться такой документ? – Я и сам хотел бы это узнать, – вздохнул Пташников, словно не замечая той болезненной реакции, с которой Окладин встречал каждое его высказывание в защиту особой осведомленности чернобородого… На месте дежурной, устроившей нас в гостиницу, сидела девица с рыжими распущенными волосами и острым, любопытным лицом. Когда я попросил ключ от своего номера, она протянула мне клочок бумаги и сказала, что меня срочно просили позвонить. «Наверное, Марк», – подумал я. Хотел подняться в свою комнату, но девица заботливо подвинула ко мне служебный телефон. Удивленный такой предупредительностью, я набрал записанный на бумаге телефонный номер. Мне ответил женский голос – трубку взяла Зинаида Васильевна, оказалось, это был номер ее домашнего телефона. Я понял – случилось что-то из ряда вон выходящее. И действительно, новость, которую сообщила мне Зинаида Васильевна, ошеломила меня: – Только вы ушли из гостиницы – явился ваш сосед Бусов! Сказал, что оставил ценную вещь, и потребовал немедленно открыть ему комнату. Я предложила подождать вас или зайти попозднее, но он настаивал на своем. Очень бесцеремонный тип… У меня не укладывалось в голове, как мог чернобородый, устроившись в гостиницу обманом, под чужим именем, спокойно явиться сюда и требовать ключи от комнаты, в которой уже не проживал? Не сразу взяв себя в руки, я спросил Зинаиду Васильевну, попал ли Бусов в номер. – Что вы! Я его не пустила. Но он наверняка опять появится в гостинице, будьте осторожны. Возможность еще раз встретиться с чернобородым меня не обрадовала. Я никак не мог взять в толк, почему он действует так рискованно? Или он не догадывается, что его сосед по гостиничному номеру и человек, преследовавший его ночью, – одно лицо? А может, он потому и хочет встретиться со мной, что прекрасно знает об этом? Только ли потеря кольца заставила чернобородого вернуться в гостиницу? Я был в полной растерянности. Спросил Зинаиду Васильевну, что еще говорил чернобородый. – Он хотел узнать вашу фамилию… Этого еще не хватало! Подозрение, что чернобородого интересовало в гостинице не только оставленное им золотое кольцо, получило, на мой взгляд, веское подтверждение. – Надо немедленно сообщить о Бусове в милицию. Я и сама это сделала бы, но сначала решила с вами посоветоваться. Он очень опасный человек, – взволнованно продолжила женщина. – Там уже знают о нем, – вынужден был сказать я. – Откуда? – удивилась Зинаида Васильевна. Я понизил голос, прикрыл трубку ладонью: – На всякий случай дайте ваш домашний адрес, к вам могут зайти… Девица делала вид, что наш телефонный разговор ее не касается, однако тайком посматривала на меня, прислушивалась к каждому сказанному мною слову. Только теперь я понял, почему она так услужливо подвинула ко мне служебный телефон. Но вряд ли любопытная девица что-нибудь поняла из нашего разговора. Я уже хотел закончить его, но Зинаида Васильевна остановила меня: – Подождите… Ночью следом за вами из гостиницы выходил еще один человек. – Кто? – Мужчина в бежевом костюме. Окладин его фамилия. – Вы не могли ошибиться? – как можно плотнее прижал я телефонную трубку к уху. – Нет, – твердо сказала женщина. – Это был Окладин. – Он вас видел? – Наверное, нет, я в это время была в служебном помещении, заметила его через открытую дверь.