Часть 11 из 23 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пожалуйста, не надо! – взмолилась Ева.
– Давайте так, попробуем открыть облако, – Гера решил помочь Еве, уж очень ему было ее жалко. – Сотрем фото, а потом отдадим.
В образовавшейся паузе все посмотрели на Вовку, словно бы он должен был принять окончательное решение.
– Хорошо, – за всех решил Вовка. – Но только одно условие, – было видно, что он торгуется конкретно с Евой, – ты сейчас идешь и всей компании объясняешь ситуацию. Если вы все расскажете нам правду про тот вечер, то мы так и сделаем, если кто-то продолжит играть в молчанку, то мы отдаем телефон полиции, и тогда разговаривайте уже с ними.
– Поддерживаю, – вдруг сказал Пират.
– И я, – добавила Полина Васильевна.
Решение было принято.
22 октября 1825 года
Крым – Таганрог
Александр Первый, самодержец всероссийский, император, победивший не знавшую поражений армию Наполеона, вышел на свет, шатаясь, словно пьяный, и щурясь от жаркого крымского солнца. В голове до сих пор гудели голоса, перебивая друг друга, а в руках, укутанная в жесткий войлок, по-прежнему кричала книга. Только этих голосов не было слышно никому, кроме него, и это было самое настоящее чудо, перемешанное с сумасшествием. Более того, книга требовала взять ее с собой, и Александр подчинился ее напору. После сегодняшней ночи он больше никогда не будет прежним, да и он ли сейчас здесь, пока ему было не понятно.
– Конюха мне, Пашку приведи, – приказал он кому-то, не различая людей затуманенным взглядом.
Постоянно кланяясь, подошел Пашка, боясь поднять на императора взгляд.
– Седлай мне Марса и себе подбери коня понадежнее, поеду верхом, а ты со мной сопровождающим, – приказал он парнишке, и хоть глаза еще не пришли в норму, все же увидел, как блеснул взгляд, и улыбка скользнула по угловатому мужицкому лицу. – Остальным направляться в Таганрог, – объявил он сопровождающим его придворным. – За мной не гнаться и не охранять. Со мной сейчас ничего не случится, – добавил он как-то печально, словно и не рад был этому.
Все молчали, боясь перечить Александру, зная, что хоть и мягок правитель, но, если только у него появлялись стальные нотки в голосе, значит, просыпался в нем его папенька, человек характера сложного и взрывного.
Положив книгу в сумку через плечо, император вскочил на Марса и вгляделся в морскую даль. «Какое же сакральное место этот Крым, – подумалось ему. – Оно бьется словно сердце России. Пока оно бьется, Россия будет жить».
И вот Марс почувствовав своего хозяина начинает свой бег, мягкий воздух Крыма, на скорости делается колючим и режет лицо, но Александру от этого становится только лучше. Голова очищается от мусора, и там выстраиваются логическими цепочками сначала события его жизни, потом история России, ну а потом уже все то, что так сбивчиво целые сутки говорила ему книга.
Сейчас он только он мог хоть немного изменить цепь событий, которую сам же и запустил. Что его жизнь в сравнении с судьбой России? Надо просто спрыгнуть с одной из самых отвесных скал Крыма, и все.
Марс летел на полном ходу, словно чувствовал, что его хозяину очень нужна его скорость.
Но как же страшно это, как же страшно, что твои поступки так влияют на судьбу целой страны. Александр как-то явно, после этой ночи осознал важность каждого, самого маленького поступка, хорошего или плохого. В этом мире нет ничего пустого, совершенно ничего, любое добро или зло, сделанное на этой земле, складывается в одну большую мозаику. Поэтому, если добрых людей больше, то и живется на земле легче. Если бы люди знали, что даже самое маленькое добро, что они сделали, может решить судьбу их страны, мира, то иначе относились бы к жизни.
Да что там, если бы он тогда, промозглой мартовской ночью знал, что своим поступком может погубить Россию, и никакие его добрые поступки не перекроют то зло, то никогда бы этого не сделал.
Осеннее солнце быстро прячется за горизонт, а ленивое Крымское – тем более. И вот, не успев оглянуться, они уже скакали в сумерках. Вдруг ни с того ни с сего стало страшно. Но не обычный страх вдруг забрел в душу – это был леденящий душу ужас, которым невозможно управлять. Тот страх, что сводит с ума. Оглянувшись, Александр увидел, что дорога, по которой они едут, огибает старое кладбище. Скорее всего, задумавшись, он где-то свернул не туда. Это было караимское кладбище, о котором ходило много разных слухов. Марс, словно бы тоже парализованный страхом, вдруг свернул с дороги на территорию погоста.
– Государь, туда нельзя! – как-то истерично крикнул сопровождающий его Пашка где-то позади.
Но Марс, как под гипнозом, шел вперед через старые могилы. Животный страх сравнимый с истерикой парализовал Александра. На краю кладбища Марс остановился. На склоне горы под яркой луной стала видна поляна в форме круга. На этой поляне не было ни одного упавшего сухого листка, ни единой веточки, хотя вокруг было очень много дубов, и все кладбище укрывало многослойное одеяло из опавших листьев. Словно бы добросовестные слуги собирали из этого круга каждую соринку.
Александр не увидел, он почувствовал, что посередине круга кто-то появился, тот, от кого исходит ледяная стужа. Из центра круга словно взметнулся в небо холодный костер. В голове прозвучали слова:
– Ты человек, ты слаб и склонен ко греху, ты не сможешь ничего изменить, ты отцеубийца!
Последние слова отрезвили Александра, и он, пришпорив Марса, не теряя ни минуты, покинул кладбище.
– Кто это был? – спросил его ошарашенный Пашка, он стоял у границы кладбища и усиленно крестился.
– Сатана, – ответил Александр, не останавливаясь, – которому я чуть не проиграл, но он ошибся – вся борьба впереди.
И они, оставив позади старый погост, галопом помчались от страшного места. По мере того, как они отдалялись, страх истаивал, отпуская своих жертв. Словно бы его щупальца уже не дотягивались до несущихся в безумном галопе путников.
Ветер становился все злее и злее, проникая под мундир и сжимая в своих тисках, но Александр не останавливался, лишь изредка переводя своего скакуна на шаг, жалея преданное животное.
Он не чувствовал, но ветер уже сделал свое подлое дело, и организм сдавался, заболевая. Простуда уже хозяйничала в легких, заставляя императора пока немного покашливать.
Так же не видел Александр, что спешащий за ним Пашка, который был одет гораздо хуже и вовсе еле сидел в седле от жара.
Глава 9. Глеб
Знали бы они, все эти папенькины и маменькины сыночки, чего стоит ему Глебу Серову так идеально выглядеть, никогда бы не поверили. Как же он их всех ненавидел, всех без исключения, особенно эту зазнайку Настасью, что родилась с серебряной ложкой во рту и не знала голода и нужды.
Даже подонок Влад был Глебу куда понятнее и ближе, чем они все.
А Влад, тот был настоящим подонком, тут русская поговорка о том, что о мертвых либо хорошо, либо ничего не подходит. Нет ничего хорошего, что Глеб мог бы сказать об этом чучеле. Хотя, нет, все же есть одна деталь – Влад был до неприличия умен. Умнее башковитого Славки, даже умнее упорного Ильи, не говоря уже о девчонках. Ни одна даже рядом не стояла с мозгами Влада. Себя Глеб сравнивать с ним не хотел, мерзко было равняться на подонка, но глубоко в душе понимал, что тоже проигрывает Владу. У того был не энциклопедический ум, Глеб бы назвал это каверзным талантом. Главное удовольствие Владу доставляли унижение других и, желательно, доказательство его превосходства над другими именно в умственных способностях. И он всех их победил, даже Глеба.
Вот, к примеру, рассуждал он, Лисовой Илья – отличник и надежда родителей, пусть они не были богаты, но со средним доходом могли себе позволить раз в год море, а самое главное, в этой среднестатистической семье все было посвящено ему, любимому и единственному сынульке, для которого и работали родители. По крайней мере, именно так любил описывать свою семью Илюша. Видимо, поэтому он больше всех истерил, потому как привык быть самым идеальным для родителей и даже представить не мог, что с ними случится, когда они увидят эти видео своего любимого пухляша. Судя по всему, в двадцать лет он так и не сепарировался, оставаясь капризным ребенком своих родителей-учителей.
Славка Новгородцев, повзрослевший Антошка из детского мультфильма. Его Глеб тоже терпеть не мог, хотя с ним он старался считаться, в отличие от Ильи Лисового. Славка очень любил выпячивать свое пролетарское происхождение: «Вот, смотрите, я парень с рабочего района, умею драться и одновременно лучший студент курса. При этом обязательно над всеми насмехаюсь и презираю коллектив в принципе». Глебу казалось, что он хотел походить на эдакого волка-одиночку, а по факту был лишь кошкой, гуляющей сама по себе. Ведь на деле он был тот же маменькин сынок, только семья не интеллигентов и умников, как у Ильи, а из крепкого рабочего класса. Но это ничего не меняет, он так же единственный ребенок, в котором родители душе не чают, а откуда они приходят – из школы или с завода – это сути не меняет.
Лицемерка Ева, на которую просто молятся мама-воспитатель детского сада и папа-водитель автобуса, прямиком идет к ним, в команду корзиночек. Про принцессу Настасью и говорить не хочется. Они дети, забывшие повзрослеть, абсолютно все осознающие, что если вдруг что-то случится, придут родители и решат все их проблемы. Сначала зацелуют, зальют счастливыми слезами, что дитятко вышло живым из страшных событий, и решат все. Единственная причина, почему они все еще не здесь – эти трусы бояться позвонить родителям и рассказать, а университет и полиция молчат, стараясь не раздувать эти события. Но так долго не продлится, шило в мешке не утаишь, и по подсчетам Глеба уже дня через два здесь будет целый десант из обеспокоенных родителей.
Какие же они придурки, так переживают из-за глупых видео. Да, они там, что называется, совершают противоправные действия, но это не конец света. Славка оказался умнее других и не пошел на подставную вечеринку, Глеб мог поступить так же и отказать этому подонку. Влад шантажировал Глеба уже давно, еще в Томске, непонятно как раскопав его больную точку. Именно поэтому тогда он проголосовал за Влада, а не за ходячую энциклопедию Верочку. Один в поле не воин, да и новоиспеченный капитан многого не требовал, и потому Глеб выжидал удобного случая. И вот он появился. Та папка, до которой он хотел добраться один, теперь интересовала всех, и можно было совместными усилиями уничтожить ее. Он даже почти придумал план, как им с ребятами это сделать, но все пошло не так. Где сейчас телефон Влада, было неизвестно.
Глеб сидел и просматривал в смартфоне социальные сети, мониторя, не появились ли видео с маменькиными детками и вместе с ним компромат на него, но пока ничего не было. По его подсчетам, таймер уже был на нуле. Может, Влад блефовал, и файлы так и останутся в его телефоне где-то на дне черного озера?
В комнату вошла приставала Настасья, и он чуть не взвыл в голос. Девушка надоела ему до чертиков, а сейчас Глебу вообще не хотелось никого видеть. Но девушка не улыбалась, как обычно, а была очень расстроена.
– Пошли, – сказала она, – телефон Влада нашелся.
От этой новости у Глеба сердце ухнуло, и одновременно затеплилась надежда, что все может еще наладиться. Влад умер, телефон нашелся, жизнь продолжается.
Глава 10. Полина
Вернувшись на турбазу, Ева пошла с опущенной головой объясняться с ребятами. Девушке предстояло рассказать про телефон и убедить ребят заговорить. Насколько это будет трудно сделать, уже говорила сгорбленная спина Евы, словно бы она повесила на нее огромный мешок, наполненный ошибками, и она никак не могла его скинуть.
Полина же, улучив момент, как ей показалось, незаметно сбежала на лавочку, где обычно курили студенты, чтоб в тишине позвонить маме. Время подходило уже к вечеру, и это было практически преступлением.
Сама мама никогда Поле не звонила, объясняя это тем, что не хотела мешать дочери своими звонками. Но Полине казалось, что дело в другом, в том, что это очередное обязательство, которое мама повесила на Полю в качестве благодарности за то, что она положила на нее свою жизнь. В ее понимании, дочь должна была звонить ей утром, в обед и вечером с полным отчетом о событиях, произошедших за последнее время. Полина пропустила уже два звонка, но все же надеялась, что пронесет.
– Алло, – голос мамы был сухим и расстроенным, по нему Полина поняла, что нет, не пронесло.
– Мам, привет, – радостно сказала она, стараясь перебить настроение родительницы веселыми нотками. – Прости, что не позвонила, у нас тут такое творится, ты не представляешь…
Конечно, Поля не рассказывала матери ни об убийстве студента, ни о смерти деда в соседней деревне, стараясь беречь ее здоровье. Для этого она сочиняла другие истории, которые в сложившейся ситуации было все сложнее придумывать.
– Конечно, ты там развлекаешься, – вздохнула мама. – Это понятно, с молодыми всегда интереснее. Зачем тебе старуха, которая на тебя жизнь положила? Сама и не жила вовсе, папка твой бросил и ни копейки не давал, а я на двух работах впахивала, лишь бы только тебя прокормить, одеть, выучить. Думала, пусть хоть дочь поживет, раз мне не удалось.
Полина старалась разговаривать с мамой только по громкой связи. Она давно поняла, что так переносить натиск родительницы ей легче. Телефон, лежащий в руке, вроде бы и передавал слова, произносимые оппонентом, но зато не вбивал каждое слово гвоздями сначала в мозг, а потом и в душу, вызывая резкий стыд за себя и свое поведение. Слова ранили, но не убивали.
– Мам, – Полина попыталась перебить ее, хотя знала, что это бесполезно, – прекрати, пожалуйста, я не развлекаюсь, я здесь работаю. Ты же сама хотела, чтоб я прижилась в коллективе. Вот я и стараюсь быть ответственной, чтоб меня уважали. Сегодня была проверка, вот я и закрутилась. Мамуля, мне всегда интересно с тобой разговаривать, честное слово, – неуклюже врала Поля, сама чувствуя фальшь в каждом слове.
– Это понятно, что тебе не до меня, я и не претендую, – продолжала спекулировать отношением мать, – но просто ради элементарного уважения, можно набрать несколько цифр на телефоне человеку, который ради тебя жизнь положил.
Тут из кустов появилась улыбающаяся голова Вовки и, подмигнув, громко сказала:
– Здравствуйте!
– Кто это?! – воскликнула мама, и в ее голосе зазвучали стальные нотки.
– Это один из преподавателей, – быстро соврала Поля, пытаясь убрать телефон с громкой связи, но Вовка перехватил его.
– Ты чем там занимаешься на самом деле? – спросила мама таким голосом, что Полина поняла, что все, теперь будет не только обида, но и лекция, как ей следует выбирать себе мужчин.