На моем мобильнике высветилось имя Дженни Хэддоу. Шел 2005 год, после отставки лорда Эплтона прошло шесть лет, а его бывший секретарь до сих пор названивала мне всякий раз, стоило только лорду выразить озабоченность по поводу бизнеса. Он пытался поговорить с Миной… – эти разговоры она начинала всегда одинаково. Предыдущий состоялся всего два дня назад. «Лорд Эплтон чрезвычайно обеспокоен. – Дженни до сих пор звала его лордом Эплтоном, хоть они и жили теперь вместе в Финчем-Холле. – Возможно, ваших слов, Кристина, будет достаточно, чтобы мягко подтолкнуть Мину в верном направлении. Он просит лишь одного – чтобы она побывала на ферме Броклхерст. Своими глазами увидела, что происходит. Нам известно, что она назначила нового главу отдела закупок, но вдруг она не в курсе, как именно он действует? Он ведь, кажется, работал раньше в одной из крупных сетей? Там придерживаются иных методов. Может, если вам удастся втиснуть еще одно дело в ее график…» Я пообещала сделать все, что в моих силах, но «втискивать в ее график» не собиралась ничего. Ферму Броклхерст я видела в списке у Мины, с пометкой «проблемный поставщик», и мне хватало ума не оспаривать деловую этику нового директора отдела закупок. – Кристина Бутчер, – отрывисто сказала я в трубку тем утром, отвечая на звонок Дженни. – Кристина, это Дженни. Да знаю я, мысленно отозвалась я, закатывая глаза. – Слушаю вас, Дженни. – Я пыталась дозвониться до Мины по мобильному, но она не отвечает. Я вздохнула в ожидании, когда она продолжит. – Джон упал. – Я впервые услышала, как она назвала лорда Эплтона по имени. – Сегодня рано утром его увезли в больницу Святого Фомы. Я подумала, надо известить ее… – Она осеклась. – Очень вам сочувствую, Дженни, – я сказала правду. – Я набирала номер Мины и с мобильного Джона, думая, что хоть ему-то она ответит, но… – Она в разъездах, Дженни. Наверное, там сигнал не ловится. Я часто лгала, выгораживая Мину, но так, чтобы в моих словах неизменно присутствовала толика истины. Мина действительно была в разъездах, но всего лишь каталась в машине от нового дома до офиса и обратно – тридцать пять минут, и вся поездка. – Врачи опасаются, что он уже не придет в себя, Кристина. – Не волнуйтесь, Дженни, я ее разыщу. Кажется, я еще раз выразила ей сочувствие – честно говоря, не помню. И взглянула на часы. Мина должна была подъехать с минуты на минуту, и я решила дождаться ее и передать известие лично, а не по телефону. Когда раздался звонок Дженни, я как раз заканчивала с подарком, который Мина в тот вечер собиралась отвезти на Даунинг-стрит, 10. Она завела дружбу с премьер-министром, и их с Энди пригласили на празднование дня рождения дочери. Гарриет собиралась поступать в университет, и Мина понятия не имела, что ей подарить, вот я и подсказала идею насчет кулинарной книги – сборника собственных рецептов Мины, дополненных – моими стараниями и моей рукой – очаровательными и забавными историями. Получилось замечательно. Мине должно было понравиться. На внутреннем клапане я написала: Моей дорогой Гарриет – и подписалась именем Мины. Как раз когда я дула на чернила, Мина прошла через мой кабинет. Я выждала минуту, потом принесла ей кофе. – Мина… – Я внутренне подобралась, готовясь сообщить известие. – Звонила Дженни. – Да. Как я и думала. Тут мне стало ясно, что она уже все знает. Наверное, видела сообщения Дженни, но решила не отвечать. – Я вам очень сочувствую, Мина. Я высвобожу для вас время. – Я полагала, что она отправится прямиком в больницу. – И позвоню на Даунинг-стрит насчет сегодняшнего вечера, предупрежу, что вы не сможете… – Не вздумайте! – Она становилась колючей и резкой, когда нервничала. – Созвонитесь с Полом. Можете заодно и поговорить с ним от моего имени. Предупредите его насчет моего отца, пусть подготовит черновик заявления для прессы на случай, если он умрет сегодня. – Она взглянула на часы. – Я ненадолго съезжу в больницу. Передайте Дэйву, пусть подаст машину. Подарок готов? – Да. Хотите взглянуть? – А это обязательно? Просто упакуйте его и оставьте на моем столе. Лорд Эплтон скончался вскоре после визита Мины. Она была с ним почти до конца, но не совсем. Звонок из больницы застал ее в машине на обратном пути в офис, и она сразу же позвонила мне. – Мне понадобится готовое заявление – сегодня вечером на Даунинг-стрит будут представители прессы. Несколько трогательных слов. Поговорите еще раз с Полом, хорошо? – Да. Мина, примите мои соболезнования… Но мое сочувствие ей не требовалось. Не в этот раз. Я понимала, каково ей, я сама незадолго до этого потеряла отца, и потому вдруг обнаружила, что пишу для нее «несколько трогательных слов» – то, что сама могла бы сказать о своем отце, если бы мне понадобилось выступить с речью. Закончив, я перечитала написанное, слегка сгладила тон. И когда заехал Пол, протянула ему листок. – Она продиктовала мне это из машины, – пояснила я. Он приподнял бровь, кивнул и вернул мне записи. – Отлично. Значит, это не понадобится. – Он смял свой черновик и бросил его в мусорную корзину. В тот вечер смерть лорда Эплтона стала главной новостью семичасового выпуска. Репортеры подоспели как раз вовремя, чтобы встретить Мину в сопровождении мужа на Даунинг-стрит, 10. В черном пальто она казалась хрупкой статуэткой и словно растерялась при виде целой толпы операторов и журналистов, кинувшихся к ней. Как будто никак не ожидала увидеть их там. Если вы посмотрите этот ролик, как я смотрела его в Интернете множество раз, вы заметите, насколько продуманно срежиссирована вся сцена. Поведение Мины – мастер-класс сдержанности и достоинства. Вот она идет к двери дома номер десять, муж поддерживает ее под левый локоть, приготовленный мною подарок она прижимает к себе согнутой правой рукой. В последний момент она поворачивается и делает шаг в обратном направлении, оставляя Энди позади, за кадром. Делает паузу, словно у нее нет никакого желания говорить, – хотя я слышала, как она репетировала эту речь у себя в кабинете: мои слова слетали с ее губ и возвращались ко мне через стену, – смотрит себе под ноги, как будто собирается с духом, и наконец произносит прямо в камеру: – Мне посчастливилось быть рядом с отцом, когда его не стало. Я держала его за руку, мы попрощались. – Пауза. – Он был великим человеком, чудесным отцом и любящим дедом. Мне будет очень не хватать его. – Еще одна краткая пауза, и вот она уже поворачивается и входит в дверь, преследуемая дробным стрекотом затворов. Это выступление я долго и придирчиво изучала в поисках признака, указывающего на то, что она лжет, и поначалу заметить его было трудно. Но я его все-таки нашла. В следующий раз буду знать, куда смотреть. 14 Тем вечером в поезде я почувствовала привычную пульсацию в голове, за левой бровью, усиливающуюся по мере приближения к дому, и поняла, что она успеет превратиться в острую головную боль к тому времени, как я перешагну порог. Из комнаты Анжелики слышалась музыка. Я позвала дочь, но она меня не услышала. Или услышала, но не отозвалась. В кухонной раковине стояли немытые тарелки после оставленного мною ужина. Я пришла поздно, поэтому не могла винить дочь за то, что она поела, не дождавшись меня. Вымыв посуду, я заглянула в холодильник, но есть не хотелось, поэтому я щелкнула кнопкой чайника, заварила себе чаю и направилась наверх. – Привет, Энжи. Как у тебя прошел день, солнышко? Дочь сидела на полу и красила ногти на ногах. На мои слова она никак не отреагировала. Я мялась в дверях: музыка ввинчивалась в мою измученную болью голову, едкий запах лака – в ноздри. Наконец я собралась с духом, вошла и, наклонившись, поцеловала ее в макушку. – Привет, солнышко, – повторила я, перекрикивая музыку. Энжи вздрогнула и опрокинула пузырек с лаком. – Прости, не хотела тебя напугать. Что же ты ничего не подстелила? Ковролин измажешь. – Я подняла и поставила пузырек. – Принести тебе что-нибудь? Может, чаю? Дочь помотала головой. Она во многом нуждалась, это было ясно, вот только я была не в силах ей помочь. Она ни при чем. Виновата я, и только я. – Как у тебя прошел день? – снова спросила я. – Нудно. Я подступала к своей четырнадцатилетней дочери, как к дикому зверьку, – стараясь ничем не спровоцировать ее и в то же время изнывая от желания погладить. Во многих отношениях она еще оставалась ребенком, но я уже знала, что ее зубы и коготки смертельно опасны. – Наверняка не настолько плохо, – ответила я. Она ощетинилась колючим раздражением. Толку от меня не было никакого. Обнять бы ее, сесть рядом на пол, послушать ее музыку, а я вместо этого отступила к двери. Как будто, едва очутившись дома, лишилась всех своих навыков и умений. Здесь не было ни рекомендаций, чтобы им следовать, ни трудового соглашения, чтобы на него ориентироваться. Быть секретарем мне всегда удавалось лучше, чем матерью. – Я, пожалуй, помоюсь и лягу пораньше, – решила я. – Тогда – до утра? – Спок-ночи, мам. – Только не засиживайся допоздна. Завтра в школу. Около полуночи она выключила музыку, и я наконец уснула, а в два часа ночи проснулась. Сквозь стену отчетливо слышался голос Анжелики: она говорила по мобильному. Его она выпросила у меня, когда узнала, что у дочери Мины, Лотти, уже есть свой телефон. На прошлой неделе девочки провели день в офисе – это была затея Мины. Так делают в Штатах. Называется «Вместе с дочкой на работу». Вопреки всем моим опасениям, обошлось без происшествий, и Мина, видимо, решила, что акция имела успех. Помню, на обратном пути в поезде Анжелика ни о чем другом не говорила, кроме телефона Лотти. «Она старше тебя», – напомнила я. «Свой телефон у нее с двенадцати лет», – возразила Анжелика, и в конце концов я сдалась. Я выбралась из постели, постучала в дверь ее спальни и вошла. – Энжи, солнышко, уже два часа ночи. Мы же договорились. В одиннадцать телефоны отключаем. – Слушай, подожди, ладно? – сказала она в трубку, потом бросила мне: – Еще минутку, – и снова в телефон: – Так вот… – Нет, прямо сейчас, – настаивала я. – Ой, да отвали. – Она говорила отвернувшись, вполголоса, но не настолько тихо, чтобы я могла сделать вид, будто не расслышала. – Не смей так со мной разговаривать. – Я попыталась изобразить авторитетный тон, как на работе, – властный, деловитый, которым я обращалась к Саре или Люси. – Ты слышала меня, Анжелика? Ну все, отключай телефон. На мою дочь это не подействовало. Хихикая в мобильник, она накрылась одеялом с головой. – Ты извини за это… – зашептала она собеседнику. Я стащила с нее одеяло, выхватила телефон и дрожащими пальцами отключила его. – Какого хрена? Не имеешь права выключать! – завопила она, пытаясь отнять у меня телефон. – Уже выключила. – Отдай. Хватит решать за меня, что и как мне делать.