«И что?» – спрашивает он меня взглядом. – Нет, – выпаливаю я раньше, чем могу себя остановить. – Мистер Райзингер, я не могу. Не сегодня. У меня не было времени оформить и первый-то заказ. – Ага, – его глаза блестят; он выпрямляется в своём кресле. – Я знал, что ты соврала. Твою ж. Мать. Я вынуждена брать такси через весь город к «единственной кофейне, где варят что-то приличное». Это займёт, как минимум, полчаса, и у меня нет на это времени. Более того, теперь он будет доставать меня до тех пор, пока я не скажу ему, кто из стажёров напортачил с заказом. Более того, я почти не спала ночью, и сейчас страдаю от того, что можно назвать женской вариацией «непроходящего стояка». Всё кончится либо тем, что я всё-таки убью его, либо тем, что я оприходую его ногу. Так или иначе, я могу с тем же успехом начинать собирать вещи и освобождать стол. *** По пути в кофейню я попадаю в пробку из-за аварии, и на то, чтобы вернуться обратно на работу, у меня уходит почти час. Я подумываю, не нацепить ли мне бронежилет перед тем, как заходить в его офис, но он выглядит гораздо спокойнее, чем я ожидала. Когда я ставлю на стол его кружку, он как будто даже не замечает меня сначала. Но затем поднимает глаза от проектов и вроде как кивает мне в знак признательности. – Итак, – он делает мне знак закрыть дверь, и я подчиняюсь. – Как тебе они? Я сажусь, складываю руки на коленях и невозмутимо смотрю на него. – Кто? – Книги, Меган, – отвечает он, как будто нет ничего очевиднее. – Ты сегодня выспалась? Мне не хотелось бы, чтобы книги не давали тебе спать. Понятия не имею, как мне удаётся сохранять самообладание, но если меня, как минимум, не номинируют за это на «Золотой Глобус», я буду очень зла. – Не знаю. Кажется, я что-то упустила. Наверное, стоило прочитать остальные, тогда бы я имела более точное представление о сюжете. Я довольно убедительна. Чем не повод для самодовольства. Мистер Райзингер хмурится. – Что ты имеешь в виду, говоря «остальные»? Разве ты начала читать не с первой книги? Да ёпрст. – Нет, – отвечаю я медленно. – Я просто, …эээ…, я подумала, что они одиночные. Он барабанит пальцами по столу, как делает всегда, когда его терпение на исходе. – Номера томов не послужили достаточной подсказкой? Я закатываю глаза и пытаюсь вспомнить, как нормальная Мэг – или кто там вместо неё сейчас – отреагировала бы в этой ситуации. – Не знаю, мистер Райзингер. Я не рассматривала их внимательно. Просто вытащила одну из сумки по пути домой и начала читать. Я не знала, что это продолжающаяся сюжетная линия, иначе бы уделила им больше внимания. Мой босс выглядит так, будто сдерживает себя. Обычно он прикусывает язык, чтобы не сыпать оскорблениями в адрес старших партнеров. Но это не тот случай. Во всяком случае, не совсем. Я не могу понять, почему он почувствовал необходимость сдерживать себя при мне; видит Бог, он никогда так не делает. Разве что придерживается элементарных правил вежливости. – Что ж, позволь мне ввести тебя в курс дела, – говорит он. – Они ругаются, они трахаются, они влюбляются. Намылить, смыть, повторить. Не обязательно в том же порядке. – Они влюбляются не единожды? Не красней. Не красней. Не смей, чёрт возьми, краснеть. – Конечно, мне же нужно как-то поддерживать интерес, – говорит он. –Любовь приходит, любовь проходит, любовь приходит снова; мои читатели заперты в одних и тех же безопасных, уравновешенных и скучных отношениях десятилетиями. Они не хотят читать о том, как Дирк и Аманда разгружают грёбанную посудомоечную машину. Я вообще-то не возражала бы, но он не спрашивает моего мнения. Намеренно, во всяком случае. Я не могу удержаться и не подколоть его. – Вы отлично знаете своих читателей для человека, который в жизни не встречал обычную американскую домохозяйку из среднего класса. – Я знаю, на что они тратят деньги, – говорит он сухо. – И это всё, что имеет значение. Я знаю мистера Райзингера достаточно давно, поэтому это не должно так уж сильно меня шокировать. Но даже меня пронимает. Я-то думала, что Натали МакБрайд – это добрая душа, которой небезразличны её персонажи, её творчество и отношения с читателями. Мистер Райзингер же просто хочет набить свои и так неприлично распухшие карманы, и это ужасно. – Зачем вы это делаете? – спрашиваю я его. Вопрос вырывается невольно. В моей голове это и не был вопрос как таковой, но, когда он прозвучал, то внезапно оказался серьёзнее, чем я подразумевала. И он озадачил моего босса сильнее, чем я ожидала. Он слегка хмурится, сдвигая брови, и я спрашиваю себя, не страдает ли он такими же постоянными головными болями в этом месте, что и я. Как-то раз в рамках стратегии решения проблем я попробовала ходить на занятия йогой, но с позором сбежала оттуда, когда во время медитации у меня зазвонил телефон. Это был мистер Райзингер, кто ж ещё. Моей виной было то, что я не выключила телефон. Я так больше туда и не вернулась, но помню, как много они говорили о напряжении в области «третьего глаза». Если у мистера Райзингера и есть третий глаз, он определённо использует его только в гнусных целях. – Я уже говорил тебе, – отвечает он. – У меня была идея и мне захотелось её воплотить, особенно после того, как мне стали говорить, что у меня ничего не получится. – Назло, значит, – я кладу ногу на ногу. Тяну юбку вниз и замечаю, что он не отрывает взгляда от моего подола. – Вряд ли мне стоит озвучивать такой ответ читателям на автограф-сессии. Его рука останавливается на полпути к ящику, где он держит бурбон. – Когда? Ты удивляешь меня, Меган. Я ожидал большего сопротивления. Я пожимаю плечами. – Всё это выбило меня из колеи на мгновение, но не то чтобы я могла позволить себе отказаться от дополнительного заработка. Этот мужчина генетически не способен чувствовать себя виноватым, и, тем не менее, он предлагает мне ещё один бокал бурбона, от которого я на этот раз отказываюсь. – Я только что принесла вам кофе, – замечаю я, когда он кладёт лёд в бокал. Не имею ни малейшего понятия, где, чёрт побери, он держит лёд в своём грёбанном столе. Он размешивает бурбон пальцем (что?) и затем кладёт его себе в рот, слизывая алкоголь. Моё сердце останавливается секунд на пять, а затем запускается вновь, пытаясь наверстать упущенное время. – Хмм, – соглашается он. – Думаю, я его расхотел. Уже почти время обеда. Я убью его. Я сделаю это. Я зарежу его осколками его же графина, и ни один суд в мире не признает меня виновной. – Меня ещё сегодня ждёт настоящая работа, – замечаю я. – Отчёты о расходах сами себя не переделают, а бухгалтерия говорит, что если вы ещё раз отошлёте им их обратно… ну, не знаю, что-то о тирании и об убийстве, совершённом в состоянии аффекта. Мне нужно будет свериться с моими заметками, если вам интересны детали. Он закатывает глаза. – Так отошли их обратно. – Легко вам говорить. Не вам придётся слушать их нытье. – Иисусе, – мистер Райзингер пощипывает переносицу. – Ты не можешь делать работу за каждого, Меган. Почему женщины всегда так поступают? – Потому что начатое нужно заканчивать, – я плотнее скрещиваю руки на груди. – Гораздо проще самой обо всём позаботиться, чем слушать чужие жалобы. – Так не слушай! – он хватается за волосы. – Скажи им, что это не твои проблемы. Откажись. – Ну конечно, – смеюсь я. – Из этого обязательно выйдет что-нибудь путное. Он встаёт и отходит к окну. – Кого волнует, что из этого выйдет? Ты работаешь на меня, не на них. – Да, и я ваше «человеческое лицо», – я тяжело вздыхаю, откидываясь на стуле. – Я должна быть мягкой и доброжелательной, поскольку вы не такой. Половина этого офиса уже уволилась бы, будь они вынуждены общаться с вами регулярно. Мистер Райзингер бросает на меня взгляд через плечо, и по выражению его лица я могу сказать, что этот мужчина понятия не имеет, чем я, в сущности, занимаюсь в течение дня. О количестве времени, которое я трачу на то, чтобы извиняться за него. О том, сколько времени и усилий я прилагаю к тому, чтобы урезонивать людей, которыми, по его мнению, он руководит. Мне ещё не приходилось в буквальном смысле отговаривать людей прыгать с крыши, но что-то подсказывает мне, что это вопрос времени. – В таком случае задержись сегодня и сделай отчёты, – говорит он. – Если тебе так необходимо вкалывать за бухгалтерию, этому придётся подождать, пока ты не закончишь со всем, что нужно мне. Возможно, это лишь защитный механизм, который не даёт моему мозгу осознать, что он только что предложил, но что-то в том, как он произносит «со всем, что нужно мне», заставляет меня чувствовать трепет в животе. Я делаю глубокий вздох. – У меня есть планы на вечер. – Нет у тебя никаких планов, – ухмыляется он. – Не переживай. Я оплачу тебе сверхурочные. Боже, ниспошли мне терпение, чтобы я не ткнула ножом для писем ему прямо в лицо. – У меня фиксированный оклад, мистер Райзингер, – отвечаю я сквозь стиснутые зубы. – Тогда выпишу премию, – он машет рукой. – Без разницы. Знаешь, я вообще ничего не должен тебе предлагать. Если ты не отсылаешь их обратно, технически, ты нарушаешь субординацию.