Вернулся Вобликов, подал круговые знаки: давай, поехали! Улица Зееле плавала в сиреневом дыму. Бегали солдаты. На видном месте красовалась груда железа – подбитая фаустпатроном «сорокапятка». Чуть дальше – танк «Т-34», потерявший гусеницу. Он использовался в качестве неподвижной огневой точки. – Не стрелять, свои! – закричали офицеры из «Виллиса», вывернувшего на улицу. Предупреждение не было лишним – здесь находилась целая уйма людей, готовых стрелять во все, что движется. Машину прижали к разбитому бордюру, пленного Штерна затолкали под сиденье и поручили Корзуну охранять его, как зеницу ока. Наступление на этом участке развивалось не лучшим образом. Резервы отстали. К оперативникам подбежал разгоряченный капитан с закопченным лицом, глянул в удостоверение контрразведки. – Да, я знаю про вас, Павел Иванович Рыбаков рассказывал! – приходилось кричать и постоянно пригибаться – вдоль Зееле дули свинцовые сквозняки. – Рад, что вы все живы и даже взяли «языка»! Мы продвинулись примерно на полкилометра и попали под плотный минометный огонь, потеряли много людей! Немцы окончательно озверели, они предпочитают умереть, но не сдаваться! Кончаются патроны – бросаются на нас с голыми руками! Это дивизия СС, законченные фанатики! К ним подошло подкрепление – примерно рота, и нас стали выжимать, попутно обстреливая из минометов. Мы отдали им уже три баррикады, в бой бросать некого, при мне лишь два неполных взвода… – Что с Рыбаковым, капитан? – Ранен Рыбаков, пуля в плечо попала… С трудом вытащили из боя, матерился, как грузчик, грозился всех под трибунал отдать, если руки от него не уберут… Кое-как отправили в тыл в сопровождении двух санинструкторов – он уже весь белый был, много крови потерял… – Дорога на север свободна? – Была свободна, товарищ майор, сейчас – хрен его знает! На крыше соседнего здания взорвалась мина – высоковато взяли немецкие минометчики, – посыпались обломки кровли, фрагменты кладки и даже маленький балкон с перилами. – Добрый совет, капитан! – прокричал Ракитин. – Видели переулок, откуда мы выехали? Там другой мир, тишина и спокойствие, никто не воюет! Переулок длинный и прямой, ведет в направлении Тюрлихплац. У немцев там почти нет войск! Рекомендую часть людей отправить в обход и ударить немцам с тыла! А здесь вы только время и людей потеряете! – Серьезно? – Капитан почесал затылок, устремил задумчивый взгляд в просвет между зданиями. – Хорошо, товарищ майор, спасибо. Мы тут малость не здешние, всех закоулков не знаем, нам приказали продвигаться по Зееле, мы и бьемся в нее, скоро лбы себе разобьем… Я отправлю в переулок взвод красноармейцев… Удачи вам, постарайтесь побыстрее проскочить эту чертову улицу! Американская автопромышленность работала на совесть. «Виллис» слушался руля, терпеливо переносил наезды на препятствия. Метрах в трехстах на севере уже было спокойнее. Зияли оконные глазницы, валялись горы мусора. Этот участок Красная армия уже освоила, ушла дальше. Теперь сюда просачивались немецкие снайперы. Очередь, выпущенная из окна, пропорола воздух, выбила из кладки несколько кирпичей. Андрей ругнулся, вдавил педаль в пол. Джип помчался, как пришпоренная лошадь. Фары вырывали из темноты препятствия, он едва успевал лавировать. Вроде все были целы, вскинули автоматы, ударили в ответ. Несколько секунд – и они вырвались из зоны обстрела. Наперерез бежали люди, стреляли в воздух, призывая остановиться. Это хорошо, что в воздух, а не на поражение! Ракитин резко затормозил, и вся компания стала срывать голоса, упражняясь в первостатейном русском мате. Кажется, добрались до безопасной зоны, можно искать дорогу в свой штаб… Поспать на жестких матрасах удалось часа четыре. Это была целая вечность для изнуренных организмов! Чуть свет – за работу. Штаб 8-й гвардейской армии бурлил, как муравейник, в который воткнули лопату. Пищали радиостанции, надрывались печатные машинки – стекались сводки и донесения от сражающихся в Берлине частей. 1-й Белорусский фронт продолжал взламывать оборону в городе. Штурмбаннфюрера Штерна допрашивали жестко. Пленник не видел причин говорить неправду. Рухнула последняя надежда спастись из горящего города, и теперь он цеплялся за жизнь, готов был сдать всех и вся. К сожалению, осведомленность Штерна носила обрывочный характер, сведения в принципе были полезными, но для дела, в котором завязли оперативники, пользы не имели. Все, что Штерн успел рассказать в машине, легло на бумагу, скрепилось печатью и подписями. Тайное распоряжение фон Трауберга, поездка в район Тюрлихплац, закончившаяся для Штерна плачевно, гибель штандартенфюрера Кампфа… – Я повторяю свой вопрос, – настаивал Ракитин, – на кого в данной ситуации может положиться фон Трауберг? – Не имею ни малейшего понятия, – следовал безрадостный ответ, – Кампф мертв, меня тоже нет. Подполковника Беккендорфа фон Трауберг недолюбливает и вряд ли доверит ему свои секреты. В бункере не осталось людей, на которых он может положиться… Впрочем, есть один гауптман, – вспомнил пленник. – Фамилия его, кажется, Крейцер, он числится в отделе РСХА, занимавшемся внешней разведкой. Фон Трауберг с ним лично не знаком, но этому парню доверял Кампф. А поскольку Трауберг доверял Кампфу… дальше можете сами связать. С этим Крейцером позавчера случилась неприятная история: он был отправлен с донесением в одну из частей на севере Берлина, выполнил задание и пропал. Считали, что погиб или пленен вашими солдатами. Сутки его не было, потом появился – оборванный, страшный, рассказывал, как получил контузию, прятался от русских… Кампф был искренне восхищен его поступком – хвалил за верность, за правильное понимание воинского долга… – Крейцера вы видели вчера в бункере? – перебил Андрей. – Да, конечно, у связистов и шифровальщиков свои помещения, там он и сидит, работает по сводкам и донесениям. Иногда выходит, курит, сидит в столовой, беседует с офицерами… – Что вы можете сказать о высшем руководстве рейха? – В эту часть бункера нас практически не пускают. Фюрер, доктор Геббельс, рейхсляйтер Борман, шеф гестапо Мюллер – все эти люди еще вчера находились в бункере и занимались своей работой… Есть сведения, что рейхсфюрер СС Гиммлер уличен в попытках вести сепаратные переговоры с западными союзниками, готовится приказ о его зачислении в «предатели фюрера». Где он сейчас находится, никому не известно… – Гиммлер действительно вел такие переговоры? – Да, и это уже не секрет. Фюрер был взбешен, что за его спиной происходят такие вещи. Насколько я знаю, переговоры не увенчались успехом, последствия этого мы сейчас наблюдаем… – Шелленберг? Геринг? – Этих там точно нет… Существуют неподтвержденные данные, что Вальтер Шелленберг способствовал Гиммлеру в его ведении тайных переговоров. Вполне возможно, сейчас они прячутся вместе. С Герингом фюрер также категорически порвал. Он обвинил рейхсминистра, что тот не смог организовать противовоздушную оборону. Геринг пытался устроить переворот, взять на себя функции главы правительства. Сейчас он арестован отрядом СС по обвинению в государственной измене и находится под охраной. Не спрашивайте где, не знаю… функции Геринга переложены на гросс-адмирала Карла Деница… Все это в данный момент не имело значения. Нацистские преступники яростно грызлись, перекладывали друг на друга ответственность, уничтожали сами себя. Это агония, которая оборвется через несколько дней. А вот то, что посеяли люди, подобные фон Траубергу, потом придется изводить десятилетиями, если не пресечь это сейчас… Майор задумчиво смотрел, как охранники выводят Штерна, потом уставился в порядком потрепанную карту Берлина… К полудню 25 апреля произошло знаменательное событие. Войска 6-го механизированного корпуса 1-го Украинского фронта форсировали реку Хафель и соединились с частями 328-й дивизии 47-й армии Перхоровича. Таким образом кольцо вокруг Берлина замкнулось. А через полтора часа произошло еще одно событие: на Эльбе к западу от Берлина гвардейский стрелковый корпус генерала Бакланова встретился с войсками 1-й американской армии. Событие произошло близ немецкого городка Торгау и имело не только политическое значение: в результате соединения остатки вооруженных сил Германии оказались расколоты на две части: северную и южную, что только ускорило агонию. События вокруг Берлина принимали драматический характер. Накал сражения достиг своего пика. Войска 1-го Украинского фронта маршала Конева вели тяжелые бои на трех направлениях: прорывались в Берлин со стороны Тельтова канала, отражали контрудар 12-й армии Венка, а также блокировали и уничтожали окруженную 9-ю армию Теодора Буссе. На левом фланге фронта возникла серьезная неприятность: немцы собрали силы и нанесли мощный контрудар, прорвав советские порядки – вклинились на глубину 20 километров и угрожали выйти в тылы фронта. Срочно подтягивались резервы, чтобы исправить положение… 1-й Белорусский фронт продолжал вгрызаться в чрево Берлина. Бои шли за каждый дом, за каждую улицу. Темпы наступления снизились, но войска медленно, но верно продвигались. Бои шли круглосуточно. Красноармейцы на танках проламывались через дома, выбивали гитлеровцев из развалин. В этих боях генерал Чуйков использовал обкатанный еще в Сталинграде опыт штурмовых групп: удары наносились небольшими подразделениями – максимум рота. Каждому командиру придавались несколько танков, самоходное орудие, саперы, связисты и два-три полевых орудия. Атаку предварял короткий, но интенсивный артобстрел, после чего штурмовая группа шла на прорыв… В четвертом часу пополудни пришло долгожданное сообщение от Крейцера. Ракитин бросился в шифровальный отдел, где трудились практически одни женщины. Лейтенант Елизавета Быстрицкая еще не закончила принимать сообщение – писала на бумаге корявым почерком, высунув язычок от усердия. У женщины возбужденно поблескивали глаза, раздувались ноздри. – Вы прямо похорошели, Елизавета Петровна, – сделал комплимент Андрей. – Серьезно, товарищ майор? – лукаво улыбнулась девушка. – Превращаюсь из кикиморы болотной в царевну? Держите, мы закончили. Получайте сообщение от вашего разлюбезного лазутчика. Ракитин жадно просматривал женские каракули. В принципе особых сенсаций не было. Штандартенфюрер Кампф действительно погиб – попал под снаряд советской артиллерии. Хотя бы достойная смерть – в отличие от пули в висок или ампулы с ядом. Население бункера по-прежнему погружено в меланхолию. Кто-то пьет, кто-то высказывает утопические прожекты по поводу грандиозного будущего немецкой нации. О вчерашнем совещании у фюрера данных нет. Но войска Венка, снятые с Западного фронта, действительно перешли в контрнаступление у Потсдама, вынуждая части 1-го Украинского фронта перейти к обороне. У Венка может получиться – генерал пользуется популярностью у солдат. Впрочем, вряд ли успех будет долгим. Прорваться на соединение с Буссе он не сможет. А если и удастся, от 9-й армии к тому времени ничего не останется. Существует другая опасность – осознав бесперспективность спасательной операции, Венк может повернуть войска на Берлин, и тогда положение осложнится. Нужно всеми силами этому воспрепятствовать. Фон Трауберг находится в бункере и, если верить словам Крейцера, выглядит бесконечно удрученным. Понять бригаденфюрера можно – потерял сподвижника Кампфа, родственника Штерна, да еще пропала ниточка, связующая его с американской разведкой. Крейцер уверял, что постарается наладить с Траубергом доверительные отношения – тот уже дважды заговаривал с гауптманом, словно прощупывал его. По поводу вчерашнего от Крейцера последовали сухие извинения: он искренне считал, что Трауберг последует на встречу с американцем, но все испортило внеплановое совещание у фюрера. Он даже видел, как Трауберг психовал в укромном закутке. Опровержение отправлено вдогонку, но оперативники уже выехали (Елизавета этот скорбный факт подтвердила). Крейцер отличался наблюдательностью – видел, как бункер покинул в гражданском одеянии штурмбаннфюрер Штерн, явно посланный Траубергом. Назад посланец не вернулся, и Крейцер лично наблюдал, как Трауберг, взвинченный до крайности, метался по коридору, дымя сигаретой. Потом бригаденфюрер требовал от кого-то связаться со Скорцени. Упоминание имени Скорцени вызвало легкое беспокойство. В Третьем рейхе это был действительно опасный человек. Диверсант номер один! Удачливый, дерзкий, жестокий. Он метался по миру, устраивал диверсии в интересах фюрера и уже становился какой-то мифической фигурой. Он активно сотрудничал с адмиралом Канарисом, с другими асами разведки и контрразведки, последнее звание – оберштурмбаннфюрер СС. Дружок Кальтенбруннера, в 1938-м во время аншлюса Австрии Скорцени лично арестовал австрийского президента и канцлера. Принимал участие в «Хрустальной ночи» 1938 года, когда по всей Германии прокатилась волна еврейских погромов. В 1943 году в результате блестяще проведенной операции Скорцени освободил из плена итальянского диктатора Муссолини, обретя тем самым мировую известность и Рыцарский крест. Разработал операцию по уничтожению в Тегеране руководителей антигитлеровской коалиции. И лишь благодаря усилиям советской разведки эти замыслы не воплотились в жизнь. 20 июля 1944-го, в день покушения на Гитлера, организованного группой высших офицеров вермахта, именно Скорцени среагировал первым и 36 часов держал под контролем штаб армии резерва сухопутных войск, откуда пошла смута. А когда восстановилась связь со ставкой Гитлера, окончательно расправился с заговорщиками. В 1944 году успешно помешал сепаратным переговорам в Венгрии, благодаря чему Венгрия осталась на стороне Германии. В декабре 1944-го был инициатором безумной идеи – отправил в тыл наступающим войскам союзников крупный отряд диверсантов в американской форме. Хаос посеяли знатный, но главной цели – уничтожения генерала Эйзенхауэра – добиться не смогли. Диверсантов отловили и расстреляли. Зимой 1945-го Отто Скорцени видели в Пруссии – он командовал регулярными частями. За оборону Франкфурта-на-Одере лично от фюрера он получил одну из высших наград рейха – Рыцарский крест с дубовыми листьями. В начале апреля он был уже в Чехословакии – уничтожал со своими карателями мирных жителей в деревне Плоштина. Потом прошел слушок, что он вместе с Кальтенбруннером подался в Австрийские Альпы, где собирался пересидеть тяжелые времена… Не были ли эти слухи обычной дезинформацией? Глава седьмая Сколько раз себе твердил – не поминай чертей, они и не явятся! Час спустя оперативная группа находилась в северной части Берлина. Из помещений тюремного типа, расположенных под зданием районного управления СД, выводили группу лиц, которых немцы при отступлении не удосужились уничтожить. Поступил сигнал: в застенках содержались якобы немецкие антифашисты и советские офицеры высокого ранга. Тюрьма была особая, заключенных практически не пытали, кормили сносно. С пленными проводили работу – какую именно, не выяснили. По некоторым сведениям, учреждение курировалось департаментом медицины. Нацистских тайн на своем веку Ракитин повидал предостаточно. Хватило Освенцима с его научными лабораториями, где убийцы в белых халатах препарировали людей. В район Берхау выдвинулись два взвода красноармейцев на пикапах «ГАЗ-4», сотрудники 2-го отдела СМЕРШа и люди Ракитина. «Изучи там, что к чему, – напутствовал его полковник Старыгин, – для общего, так сказать, кругозора. Глядишь, и пригодится». «Лучше бы поспали, пока пауза в работе», – недовольно бурчал Шашкевич. Единственное, что успели сделать немцы при отступлении, – подорвать входную дверь в подвал. Камнепадом завалило всю лестницу. Работали гражданские и помилованные новой властью бойцы фольксштурм – расчищали завал, выносили обломки. Потом красноармейцы с автоматами обследовали подвальные помещения, сообщили, что внутри не меньше сотни людей. Они выползали на божий свет под прицелом автоматов, оборванные, изрядно не в себе, бормотали по-русски, по-польски, по-немецки. Кто-то бросился обниматься с автоматчиком – тот грубо оттолкнул узника, прикрикнул, взмахнув стволом. Несчастный отшатнулся, побрел прочь, склонив голову. – Товарищ майор, какого лешего нас сюда пригнали? – ворчал Корзун. – У нас своих дел мало? Не насмотрелись, что ли, на такое? Сигнал поступил вовремя – хорошо, что от машины не отошли! Вобликов запрыгнул на заднее сиденье «Виллиса», стал крутить ручки настройки, потом протянул наушники Андрею. Радиостанция работала в диапазоне ультракоротких частот и имела дальность действия порядка 15 километров. Примерно такое расстояние отделяло группу СМЕРШа от штаба. Эфир пестрел помехами. Сквозь треск и завывание прорывался взволнованный голос полковника Старыгина: – Ракитин, ты слышишь меня? Прием! – Слышу вас, товарищ полковник! Что случилось? – Ты где сейчас? В Берхау? Кто с тобой? – Со мной моя группа, восемь сотрудников 2-го отдела и взвод автоматчиков лейтенанта Легостаева… – К черту сотрудников 2-го отдела, пусть занимаются своим делом… Хорошо, что ты в Берхау, значит, тебе недалеко… Из отдела контрразведки 12-го механизированного корпуса поступило сообщение, что видели Отто Скорцени… Зашевелились волосы на голове – впору фуражку придавить к макушке. Вот уж воистину, помянули черта. – Товарищ полковник, это ошибка. Скорцени не может находиться здесь. Скорее всего, он даже не в Германии… – Знаешь, Ракитин, – рассердился полковник, – меньше всего на свете мне хотелось бы с тобой спорить! Получен сигнал – надо действовать! Примерно сорок минут назад группа из двенадцати человек на четырех мотоциклах прорвалась через наши посты в Альбеншвиц, расстреляла из пулеметов четырех красноармейцев. Сообщили в штаб. В мотоциклах – солдаты Ваффен СС, несколько офицеров из того же ведомства. Наперерез выдвинулись тамошние смершевцы с отделением бойцов, вступили в бой. Они-то и признали в одном из офицеров оберштурмбаннфюрера Скорцени. Рослый, глаза пронзительные, на левой щеке – глубокий шрам… Можешь не сомневаться, Ракитин, фото этого дьявола мы рассылали по всем отделам. Только не повезло этим смершевцам. Успели доложить из машины, а потом их почти всех и покосили… Пара живых осталась, один связался со штабом: мол, так и так, преследовать фашистов нет физической возможности, едут по дороге на северо-запад от населенного пункта Лейзен… Этот населенный пункт, Ракитин, деревушка на семь дворов. Это случилось семь минут назад, доложили оперативно. У меня рядом карта и местный коммунист, владеющий русским языком. Он говорит, что данная дорога выходит к мосту на Эльбе и отворотов от нее нет. Местность не населенная…