– Это опасно, господин майор. Шутке, Нойманн и Эгельс – люди опытные. Устроят засаду на пути и всех перестреляют. Это заранее проигрышная ситуация, понимаете? Надо раньше Трауберга оказаться в Зальцвиге. – Как вы это себе представляете, Людвиг? Катапульты нет. Мы стоим и теряем время… – Есть улица Макленштрассе, она пролегает западнее и фактически напрямую выходит к Зальцвигу. Фон Трауберг побоялся ее использовать, предпочел вилять по переулкам. Боится прорыва советских войск. Но вы же его не боитесь? Смотрите, – Крейцер принялся загибать пальцы, – трое прикрывают отход Трауберга, некоторое время лежат в засаде, а Трауберг ждет. Это замедляет движение. Второе: бригаденфюрер в бункере повредил ногу на лестнице, защемил бедро – он быстро бежать не сможет, вынужден регулярно давать отдых ноге. У пилота Шварцмана нездоровые легкие, он тоже неважный бегун. Это три. Фон Трауберг считает меня мертвым – это четыре. Он не знает, кто напал на его группу, это мог быть кто угодно, например разведка русских. То есть нападение не связано с его побегом, и меня он ни в чем не подозревает. Оторвавшись от вас, он почувствует себя в безопасности и не станет спешить. Мы имеем все шансы, господин майор. – А вы толковый малый, Людвиг. Позвольте вопрос: если пристрелить пилота, то никто никуда не улетит, верно? – Да, это так. Но все равно придется искать Трауберга. – Товарищ майор, может, и нас посвятите? – сказал Корзун. – А то мы тут слушаем вашу беглую немецкую речь… – Языки учите, неучи. Растекаться не буду, товарищи офицеры. Идем в обход на улицу Макленштрассе. Есть надежда, что мы сможем опередить Трауберга. Пока ничего страшного, наши силы примерно равны. Их пятеро, и нас… – Он с сомнением уставился на Крейцера. – Почти пятеро, – оскалился Шашкевич. Глава двенадцатая В темном переулке снова сюрприз – неожиданная очередь из подворотни! Кому опять не живется мирной жизнью? Пули тренькнули по старой брусчатке, звонко взвыли, уходя рикошетом вверх. Оперативники упали, как костяшки домино, раскатились в разные стороны. Крейцера тоже чему-то учили – пролетел опасную зону, зарылся в мебельную груду, выброшенную взрывом из квартиры на последнем этаже. Это не могли быть люди Трауберга – они же не Фигаро, чтобы быть сразу везде! Обычные берлинские «хулиганы» образца 45-го, не смирившиеся с поражением и гадящие Красной армии. Значит, какое-то время за ними следили… – Все живы? – крикнул Андрей, откатываясь за угол. Живы были все – выражались непечатными оборотами, даже старший лейтенант Корзун, получивший безупречное «дворянское» воспитание. Автоматчик в подворотне продолжал упражняться, прижимал офицеров к брусчатке. Пули проходили выше. Бежать дальше было рискованно – противник простреливал метров десять открытого пространства. Что мог разглядеть этот фанатик? Рассвело еле-еле: ну, бежали люди в советских плащ-палатках, с советскими автоматами, перекликались на русском языке… – Товарищ майор, заговорите ему зубы, а я попробую обойти с гранатой… – прошептал Шашкевич. – Заговорить зубы? – Андрей оторвал голову от брусчатки. – Как ты это себе представляешь? Про погоду поговорить? – Ну, не знаю, вы же владеете немецким языком. Попробуйте убедить его сдаться. Ясное дело, не убедите, но хоть время потянете… – Давайте, товарищ майор, – поддакнул Корзун, – мы же не караем, а убеждаем, верно? Вроде умные люди, а какие глупости в головы лезут! Шашкевич куда-то пополз, прогремела очередь, он злобно выругался, подался в обратную сторону. – Эй, солдат! – грозно выкрикнул Ракитин на языке побежденного противника. – Ты в кого стреляешь? Протри глаза! Не видишь, что мы свои? Группа разведки 44-го мотоинженерного батальона майора Глауха! Штабс-фельдфебель Мартин Буше! Мы ходили в русский тыл, возвращаемся в свое расположение! Кто ты такой? Сколько вас? Прекращай стрелять! Подворотня угрюмо помалкивала. Кретин, из-за тебя теряем драгоценное время! Шашкевич уже удалился, видимо, подался на четвереньках в обход здания. Глухо пошучивал Вобликов: что-то про шутку, повторенную дважды. – Нет такого батальона, – угрюмо возвестила подворотня. Вот ведь Фома неверующий! – Врите правдоподобно, товарищ майор, – посоветовал Корзун. – Солдат, ты сколько недель сидишь в этой подворотне? – Андрей усердно имитировал раздражение. – 12-я армия генерала Венка вчера прорвала позиции у озера Швилоу и вышла к Берлину! Мы тесним русские части и скоро зажмем их в кольцо! С севера по Берлину наносит удары танковая группа генерала Хольсте! Действует наша разведка, определяет участки для прорыва! Наш батальон – в составе 12-й армии. Прекращай дурачиться, вставай и присоединяйся к нам! Твое имя, солдат? – Унтер-шарфюрер СС Вильгельм Кляузе… – неуверенно сообщил защитник Берлина. – Позвольте, но такого не может быть. Армии генерала Венка не удалось прорваться к Берлину, она застряла в лесах. Предатель генерал Вейдлинг объявил об окончании сопротивления… А у вас очень странный акцент… – Солдат, ты нас задерживаешь! – внезапно гаркнул гауптман Крейцер, что стало полным сюрпризом для всех. – Присоединяйся к нам, мы освобождаем тебя от несения службы на этом посту! Бродячий эсэсовец в развалинах озадаченно помалкивал. Остатки здравого смысла подсказывали, что его цинично водят за нос. Но как же хотелось верить, что все это правда, что жива надежда и остались еще в Германии силы, способные переломить ситуацию! Он начал ворочаться, потом опять задумался. Существенной роли это не играло. Тишина была настолько всеобъемлющей, что было слышно, как Шашкевич вырывает чеку из гранаты. Грохнул взрыв, загудели развалины. Потом все стихло. – На мелкие кусочки, – незатейливо прокомментировал Федор. – Эй, вы все еще лежите? Все дела уже переделали? И как прекрасно, что не успели встать! Снова загремели выстрелы. По переулку со стороны Макленштрассе бежали люди, стреляя на ходу. – Не шевелиться, будем стрелять! Кто такие? – Братцы, да вы уже стреляете… – простонал Корзун и забился в беззвучном истеричном смехе. – Отставить! – взревел Андрей. – Майор Ракитин, Управление СМЕРШ 8-й гвардейской армии! Выполняем задание командования! А вы кто такие? Недоразумение разрешилось, никто не пострадал. Улицу Макленштрассе в западной части Берлина заняли советские войска. Они растекались по городу, практически не встречая сопротивления, закреплялись, осваивали новые территории. Макленштрассе в этом районе была основной магистралью, ее оседлали в первую очередь. Переулки и подворотни зачастую игнорировали, а местечко Зальцвиг и вовсе обошли стороной. Там не было ничего стратегически важного: старая промзона, футбольное поле, заброшенный и никому не нужный учебный аэродром… Уже достаточно рассвело. На Макленштрассе, где разрушения носили скромный характер, стояли танки «Т-34», грузовики, доставившие личный состав, играла гармошка. Солдаты в телогрейках разводили костры, живо общались меж собой. Робко выходили из подвалов мирные жители – их не пугали, наоборот, звали к себе, делились едой. Посмеивался чубатый паренек в лихо заломленной пилотке: дескать, немцы – люди как люди, но женщины могли бы быть и посимпатичнее. Как им вообще с такими страшными бабами удалось нарожать массу народа? Подбежал старший лейтенант с деловым видом, отдал честь, глянул документ. Красные корочки с устрашающей надписью пока работали. – Помогай, старлей, – без прелюдии заявил Ракитин. – Время поджимает, прямо горло сдавило, понимаешь? «Бобик» есть? Давай водителя, пусть отвезет нас к югу. Проедем, сколько сможем, дальше опять пешком пойдем. За колымагу не беспокойся, она сразу вернется. – «Бобик» есть, – кивнул офицер. – Правда, прихрамывают они вместе с водителем, но пока функционируют. Забирайте, не жалко, но только с возвратом. Если вам надо на юг, то сможете проехать не больше четырех кварталов, дальше все завалено. Пешком пройдете, а на транспорте – нет. Мы сюда пробивались из района Швайбург, там дорога более-менее проходимая… – Нам туда не надо, – перебил Андрей. – Хорошо, старлей, четыре квартала – это тоже расстояние. Твоя хромоножка умеет быстро бегать? – А сержант Суриков медленно вообще не ездит, – оскалился офицер, – а это кто с вами? – кивнул он на застенчиво молчащего Крейцера. – Физиономия уж больно немецкая. – А, этот, – отмахнулся Ракитин. – Он с нами, немецкий антифашист. – Вы уверены? – нахмурился старлей. – Ну, он так сказал. Оперативники засмеялись, а Крейцер отвернулся, угадав, что стал объектом внимания. Двигатель старого «ГАЗ-64» дребезжал, как железная крыша на ветру. Внешний вид водителя тоже не внушал доверия. Расселись быстро, на заднее сиденье ухитрились втиснуться вчетвером. У Крейцера затрещали ребра, но он гордо молчал. К губам немолодого уже водителя плотно прилипла потухшая папироса. Он гнал, как на пожар, лихо объезжая препятствия, при этом машина едва не переворачивалась, а пассажиры хором бранились. Улица была заполонена советскими войсками, но через пару кварталов людей и техники стало меньше, потом и вовсе началась пустыня. Высились заброшенные дома. Кто-то выбежал из подворотни с растрепанными волосами, потом в страхе юркнул обратно. – Товарищ майор, а привлечь войска к поимке Трауберга вы не думали? – крикнул Корзун. – Думал, – бросил через плечо Ракитин. – Но передумал. Обложить, конечно, сможем, но вот что произойдет дальше… Людвиг, как вы считаете, фон Трауберг в безвыходной ситуации способен покончить с собой? Вздрогнул водитель, услышав немецкую речь. – Никогда об этом не думал, господин майор, – прокряхтел Крейцер. – Фон Трауберг – здравомыслящий человек. Он способен просчитывать события и подстраиваться под обстоятельства. Особой любви к нацистскому режиму я в нем не заметил, но он замаран по уши, участвовал в таких делах, что лучше не спрашивать. Думаю, он боится. Союзникам сдастся охотно – именно в этом и состоит его цель – рассчитывает выменять жизнь и свободу на то, что знает и умеет. Но если попадет к советам… Я просто не знаю, как он себя поведет, господин майор… Четыре квартала пролетели за считаные минуты. Это была огромная удача. Все потерянное время удалось компенсировать. Завал был действительно внушительный, перегородил всю проезжую часть. Водитель лихо затормозил, дав вираж, едва не насадив правый бок машины на торчащие из бетона стержни арматуры. – Ну, ты и лихач, мужик, – посетовал Ракитин, впрыгивая из машины. – Так пешком теперь трудно, товарищ майор, только так и могем, – засмеялся сержант. – С ветерком вас добросил, можно без чаевых. Уверены, что вам прямо? – Да, спасибо. Эй, в машине! Вас что там, укачало? Сержант лихо развернулся, обдал оперативников облаком дыма и умчался к себе в расположение. Время терять не стали, отыскали на глаз самый проходимый участок и полезли на баррикаду. Улица Рабельзее выглядела сравнительно сносно. Здесь не было ни войск, ни мирных жителей. Начиналась промышленная зона, вдоль дороги тянулись заборы, за ними – приземистые серые строения, явно нежилые. Район подвергался бомбардировке, но без особого усердия – военные цели здесь отсутствовали. В заборах и зданиях зияли проломы, чернели воронки. Группа двигалась, прижавшись к заборам. Чертыхался Шашкевич – чуть не провалился в колодец! Вот бы смеха-то было! – Ложись! – вдруг ахнул Вобликов. Вряд ли стоило переспрашивать – легли, как шли. А ведь вовремя среагировал! Метрах в двухстах по курсу дорогу слева направо пересекала группа людей, – причем весьма знакомых! Очевидно, там имелся сквозной переулок. Ракитин задрожал от возбуждения – значит, правильно они все высчитали, и Крейцер молодец! Сначала появился субъект в шляпе – его и заметил Вобликов. Немец постоял немного, повертел головой и пошел. Возникли остальные и быстро устремились к проезжей части. Прохромал долговязый Трауберг, мелькнул человек в сером плаще. Компания пересекла дорогу и убралась в просвет между заборами. Последним уходил эсэсовский офицер в штатском. Он задержался, перед тем как раствориться, внимательно осмотрел дорогу. Потом исчез, но осталось тянущее чувство, что за дорогой продолжают следить.