– Лежать, – процедил Ракитин, – никому не подниматься… Секунды молоточками постукивали в голове. Все, кажется, отпустило… Догонять? Ввязываться в перестрелку? Другое дело – обойти и напасть в лоб, используя фактор внезапности. Но как успеть? Прыгающий взгляд обнаружил справа по курсу небольшую щель. До нее метров тридцать. Еще один проулок? Если понестись очертя голову, потом по параллельной дороге… Бледный шанс опередить неприятеля есть. Успеют, если противник будет тащиться. Но он и так будет тащиться – у Трауберга больная нога! Кажется, его поняли без слов. Когда командир пустился наискосок через дорогу, все безропотно побежали за ним. Переулок был пуст – он разделял территории небольших предприятий. По нему пронеслись за считаные секунды. По одному вылетели на дорогу, устремились влево – тротуар, по счастью, был чист! Дальше бежали с ускорением, неслись на пределе возможностей, только бы успеть. Вражеская компания из дальнего переулка еще не вышла – возможно, остановилась передохнуть. Это было бы великолепно! Здесь действительно находилась промышленная зона. В данный момент она полностью обезлюдела. Вдоль дороги стояли грузовые машины с отброшенными бортами – видно, что-то выгружали и бросили… – Крейцер, останьтесь здесь, не ходите за нами… Уже маячил нужный проем. Андрей притормозил на пару мгновений, выдохнул, обернулся на своих – ну, пошли, что ли… И лоб в лоб столкнулись за углом с неприятельской партией! В последний момент те услышали топот, но как надо не среагировали. Переулок расширялся в месте слияния с улицей, на другой стороне красовались развалины. Людям Трауберга пришлось перебираться через завал, что и повлекло задержку. С воплем «В фигуранта не стрелять!» Ракитин кинулся вперед. Поздно открывать огонь – на него уже летел охранник бригаденфюрера с вытаращенными глазами. Тот тоже не успевал выстрелить. Они сшиблись телами, разлетелись в стороны. Все металось перед глазами: развалины, узкая дорожка, перепуганные люди. Оперативники летели с ревом, а им навстречу – вражеская партия. Шальные выстрелы все же произвели, но мимо. Вспыхнула рукопашная, на которую без слез нельзя было смотреть – повсюду валялись груды камней, куски стен со слипшимися кирпичами, раздавленная мебель, деревянные балки. Люди падали, катались по земле, удары не достигали цели. Место для засады было выбрано бездарно, но так уж получилось! Здоровый детина с перекошенной челюстью снова бросился в атаку. Автомат он выронил, выхватил нож с откидным лезвием, полез через препятствия, совершая маховые движения. Перед глазами мелькнули ровные белые зубы. По ним майор и ударил прикладом, улучив момент. Противник дернулся, но нож не выронил, снова полез, рыча, как тигр. Как-то ловко у этого паршивца получилось – майор уберегся от ножа, однако схлопотал локтем в висок, и этот удар вывел его из равновесия. Загудела черепная коробка, забегали чертики в глазах. С этого момента внимание рассеялось, события стали ускользать. Андрей зашатался, точно пьяный. Автомат он не выпустил, но повалился спиной на острый камень, взвыл от боли, перехватило горло. Из последних сил он сумел сгруппироваться и, когда эсэсовский офицер прыгнул и оказался рядом, ударил его ногой по колену. Немца перекосило от боли, он подался вперед, по инерции размахивая ножом. И в этот раз удача не подвела майора: взлетел автомат, который он держал за ствол, прямиком отправился в челюсть. Удар был знатный, зубов во рту стало меньше, сломанная челюсть надолго осталась перекошенной. Противник отпрянул, глаза от боли поползли на лоб. Автомат в руках развернулся, как надо, но очередь прошила пустоту – противник ушел с линии огня… Вокруг творилось что-то непонятное – бились и ругались люди. Рычал и махал кулаками Федор Шашкевич, схватился за живот Корзун, отвалился от маленькой кучки дерущихся. Наскочил на противника лейтенант Вобликов, удар в грудь отбросил его на несколько шагов, он сделал свирепое лицо, стал вытаскивать «ТТ» из кобуры – пальцы дергались, как у эпилептика… Ракитин поднялся на колени, отыскал автомат. Попятился седоволосый Трауберг с белым лицом. В этот момент он был вылитым альбиносом. Качался перед глазами субъект в сером плаще. У него была неприятная обрюзгшая физиономия – видно, только тем и занимался, выйдя в отставку, что разминался крепкими напитками… У пилота был пистолет, он стрелял. Опухшее лицо сковал страх, оттого он и мазал. Ракитин выпустил по нему очередь – она вся ушла в «молоко». Субъект запаниковал, надавил на спусковой крючок, попятился в развалины. Туда же отступал и Трауберг. Майор двинулся за ними. Только бы в фигуранта не попасть! Но пилот постоянно оказывался позади долговязой фигуры, куда-то пропадал, потом появлялся вновь. Кончились патроны в диске. Кружилась голова, земля потянула к себе. Пришлось подставить колено, чтобы не упасть. Рукопашная подходила к концу. Охранники Трауберга бросились бежать. Тот, которому Андрей проломил челюсть, исчез гораздо раньше, его нигде не было. Плевался Корзун, получивший в живот. Ползали Шашкевич и Вобликов, ища потерянные автоматы. У одного сочилась кровь из разбитой губы, другому рассекли бровь. Поздно обнаружили, что еще не конец! Два охранника нырнули в развалины, третий еще был здесь! Он вырос из канавы, соседствующей с руинами, – приземистый, плотный. В драке у него сбило шляпу, с рассеченного лба стекала кровь. Он подхватил, убегая, автомат и теперь решил им воспользоваться. Руки тряслись, гуляло оружие, лицо перекосилось в жутковатой клоунской гримасе. Голова отказывала, но Ракитин выбил из автомата пустой диск, полез в подсумок за новым. Руки не слушались, онемели пальцы. Немец открыл огонь, заорал как оглашенный. Отпрянул Вобликов, покатился по острым обломкам. Рухнул плашмя Шашкевич. Свинцовый веер ударил по камням, поднял тучу пыли. Возмутился Корзун, отскочил, забыв про свой живот, стеганул из «ППШ». Пыль застила глаза, он толком не видел, куда стреляет. Патронов в диске хватило на пару очередей. Потом началось ужасное. Немец вел огонь короткими частыми очередями и тоже не утруждался выбором мишеней. Все впали в состояние отупляющего аффекта. – Сволочь, да умри же ты! – страшным голосом закричал Корзун и помчался к немцу, перепрыгивая через горы мусора. Он швырнул автомат в охранника – оружие, вращаясь, пролетело мимо. Оба орали, тряся автоматами, диск с патронами перекосился в гнезде, Ракитин судорожно рвал его – ни туда, ни сюда! Корзун не добежал пару метров. Взмахнул руками, упал лицом в строительную кашу… Голова пылала. Вбивать магазин пришлось кулаком. Немец отвернулся, пытаясь вылезти из канавы, цеплялся за стальные прутья. Потом оставил это дело, сообразив, что уже конец. Пули срезали гребень с канавы. Он обернулся, посмотрел в лицо своей смерти и не смог сдержаться – заорал, как безумец, пока пуля не расколола ему черепную кость… Ракитин стоял у развалившегося здания, всаживал в темноту одну за другой очереди, выл от бессилия. Вот тебе и СМЕРШ, хваленая контрразведка! В развалинах никого не было, все ушли. И где их теперь искать? Он прекратил стрельбу, опустился на колени. В ушах надрывался какой-то хоровой молебен. Угрюмый взгляд остановился на неподвижном теле. Плащ-палатка Корзуна промокла от крови. Старший лейтенант не шевелился. Побитая группа сходилась в одной точке. Шашкевич хрипел, плевался кровью. У Олега слезились глаза, он держался за отбитый бок. Все нашли свое оружие, но что это мешало сделать раньше? Старшего лейтенанта перевернули. Он уже не дышал. В распахнутых глазах серебрился пока еще живой блеск. В первую минуту не могли поверить, трясли его, били по щекам, голова безвольно болталась. С трудом верилось в случившееся. Поднялись, постояли над телом, отдавая последнюю дань. Говорить не хотелось, разбирать полеты, выискивать крайних и виноватых – все потом. Сам хорош, даже не продумал детали предстоящего нападения… Шашкевич стащил с себя плащ-палатку, завернули в нее убитого, оставили на месте, где оперативника нашла смерть. Предстояло его запомнить, чтобы потом вернуться и забрать. – Ладно. – Ракитин вышел из оцепенения. – Потом горевать и убиваться будем… Не выполним задание – зачем тогда все это? Подошел, спотыкаясь, Крейцер, он был бледен, дрожала нижняя челюсть. Растерянно глянул на уцелевших, словно искал, кого не хватает. – Мне жаль, господин майор, что вы потеряли своего человека… – Что он говорит? – проворчал Шашкевич. – Что ему очень жаль… – Ах, жаль ему! – Шашкевич резко повернулся, сжал кулаки. Крейцер не кинулся убегать, только глаза сделались совсем грустными. – Уймись, – бросил Ракитин. – Это не он Дениса. Крейцер, если помнишь, нам помогает. – Да пошел он со своей помощью! – взвился Шашкевич и так же быстро стух. Сокрушенно вздохнул Вобликов. – Вы не стали вмешиваться, Людвиг? – Андрей пристально смотрел в глаза «добровольному» помощнику. – У вас ведь есть пистолет. Крейцер не прятал глаза, переступал с ноги на ногу. Укор был глупый и неуместный. Не будет немец убивать своих, нельзя от него этого требовать. Лучше порадоваться, что в спину не стал стрелять. Кто их знает, этих гитлеровских выкормышей, сколько у них пятниц на неделе… – Ладно, не обращайте внимания, Людвиг. Гляньте на тот труп – вы должны его знать. Крейцер вскарабкался на гору мусора, вытянул шею. – Да, это гауптштурмфюрер Эрик Нойманн. Личность неприятная, не очень многословная… – А теперь и подавно. – Андрей мстительно усмехнулся. – Остались Трауберг, пилот Шварцман и два охранника, одному из которых я сломал челюсть… – Зря вы устроили это нападение, господин майор, – съежившись, сообщил Крейцер. – Это было, как бы мягче выразиться… авантюрное предприятие. Ваш противник был готов к нападению, а вы – нет. Следовало продолжать слежку, ждать подходящего момента. – Позвольте вас предостеречь от обсуждения моих решений! – Ракитин нервно дернулся. – Что сделано, то сделано. У нас остались шансы, герр Крейцер? – Думаю, да. – Немец сделал неопределенный жест. – Самолет по-прежнему дожидается Трауберга, и запасного плана у него нет. Выходить пешком через расположение ваших войск – занятие глупое и опасное. Но теперь им придется сменить маршрут и идти незнакомой дорогой. – Крейцер пристально уставился на развалины. – Все эти люди проживали в других районах Берлина и с этим практически не знакомы. Нам же, господин майор, ничто не мешает следовать прежним маршрутом… – Вы что-то задумали, Крейцер, признавайтесь? – насторожился Андрей. – В ваших глазах объявился хитрый огонек. – Грузовые машины за углом. Мы бежали мимо них. Пару дней назад там что-то разгружали, и по ряду причин машины пришлось бросить. Да, я не образец отваги в бою, – признался гауптман, – моя служба в вермахте носила другой характер. Имею иные способности, как вы уже знаете. Когда началась драка и стрельба, я подался назад, забрался в кабину… С машиной все в порядке, ключи зажигания на месте. Не будем гадать, почему водители не вернулись за своим транспортом. Мы можем проехать остаток пути и снова попробовать их догнать. Не думаю, что по пути будет много разрушений. Там широкие проезды и крайне мало объектов, способных при обрушении перекрыть дорогу… Страшно захотелось двинуть этому парню в глаз. Какого дьявола он тут мудрит, заходит издалека? Глава тринадцатая Первое послевоенное утро выдалось беспокойным. Ключи от зажигания валялись в кабине под приборной панелью. Двигатель заревел, как разъяренный буйвол. – Шашкевич, за руль! – крикнул Ракитин. – Крейцер, рядом с ним, будете показывать, куда ехать, и не дай бог он вас не поймет! Вобликов, в кузов! Головокружение еще не прошло, радужные круги плясали перед глазами. Садиться за руль в таком состоянии – значит всех погубить. Запирать отвалившийся борт не стали, забрались в кузов, пробрались к кабине. Шашкевич не церемонился – неповоротливый «Опель Блиц» сдал назад, протаранив соседнюю машину, заехал на бордюр, стал грузно разворачиваться, сгребая и расшвыривая все подряд. Испуганно каркал в кабине Крейцер. Хлопал незакрепленный борт. Шашкевич энергично вертел баранку, машину швыряло из стороны в сторону. Он объезжал воронки, груды мусора. Уже рассвело, но над городом висели мрачные махровые тучи. Район был фактически пуст. Грузовик мчался в сизом дыму. Когда требовалось затормозить, Шашкевич резко бил по педали, при этом пассажиры едва не перелетали через кабину. Промзона тянулась недолго, они несколько раз сворачивали, выбирались в широкие проезды, засыпанные мусором. Машину швыряло на препятствиях, вибрация становилась угрожающей. «Что ты пальцы мне гнешь? – орал Крейцеру Шашкевич. – Ты русским языком скажи, куда ехать!» Промышленные кварталы остались сзади. Потянулись овраги, мостик через лощину. Проплыли в тумане жилые здания. Справа мелькнуло заброшенное футбольное поле, слева – ворота ипподрома с трибунами и беговыми дорожками. Из полумрака выплыли продолговатые строения, монументальные бетонные заборы. Потянулась вереница складских строений – двери и ворота нараспашку, все ценное, что находилось на складах, давно вывезли. Еще одна ограда, унизанная завихрениями колючей проволоки, распахнутые ворота – сквозь них с утробным воем и промчался «Опель Блиц». Пространство разомкнулось. Справа – опрятные постройки, администрация учебного аэродрома, слева спортплощадки, механические мастерские с вынесенными воротами, груда металлолома, сгоревший биплан…