— У меня есть вот это, — Олег кажется даже облизывается. – И пока у нас есть статья за изнасилование, взять ты это не сможешь. Не заслужил. — Оксана… Оксаночка, иди ко мне, — тянет он лапы, а меня чуть на части не рвет. Дать ему прикоснуться к себе после Тимура это слишком. На глаза попадается ложка для обуви. Длинная, металлическая, очень прочная. — А знаешь, что еще у меня есть, — хватаю ложку. – Как насчет того, чтобы запихнуть ее тебе в задницу? — Оксана! Ты не, — замахиваюсь, но не достаю… — Вон пошел. — Я даже не думал, что… — Что я женщина. Да, я тоже не догадывалась. Уходи Олег, я не хочу тебя сейчас видеть.! Уходи, пока я тебя убила! — Я вернусь, и ты простишь меня! – кричит он, сбегая. — Посмотрим, — шепчу, когда дверь закрывается. Силы покидают, руки опускаются, а стыд топит с головой. Никогда не думала, что буду показывать себя в одну ночь двум мужчинам. И почему мужу, от которого я родила, сложнее оказалось. А как представлю, что он будет меня касаться, целовать, брать, то становится не по себе. Хочется к Тимуру вернуться, хочется в объятия его войти и остаться там на ночь. Но он сказал, что пора расходиться. Он сказал, что на сегодня обучение закончено и ему надо выспаться. Я сразу нацепила халат и сбежала. От него. От себя. От мыслей, как легко в такого мужчину влюбиться. Не потому что говорит Света, а потому что самой от него гормоны буянят, потому что у самой в голове уже чертовы картинки, где я в том же свадебном платье, а на месте Олега, Тимур. Встряхиваю головой, наконец приходя в себя, поднимаюсь по стенке, иду на негнущихся на ногах в душ. Там долго отмокая, вспоминая все, что делал со мной Тимур, как учил ублажать его самого, говорил представить мужа. Но это было сложно. Все мое сознание было направлено лишь на то, чтобы Тимур закатил глаза, только чтобы он хвалил меня, как послушную девочку. В кровати засыпаю только под утро, а просыпаюсь резко в шесть утра. Бодрая и свежая, почти без боли в мышцах, лишь с тянущей болью там, где он меня пару часов упорно растягивал. Спешу позвонить Свете, узнать, как там Аленка и когда я смогу ее забрать. — Мужа вернешь и заберешь. Будем считать, что у вас медовый месяц. — Теть Свет, я могу и с дочкой, мне же не сложно. — Понятно, что несложно, только ты опять все время ей уделять будешь. Реши вопрос с Олегом и приезжайте за Аленой вместе. Я опускаю трубку, прикидывая что делать. Заявить? Так тетя Света бывшая сотрудница органов опеки, она может устроить мне такую сладкую жизнь, что я вообще Аленку больше не увижу никогда. Пока варю кашу, в дверь раздается звонок. Только бы не Олег. Я не готова его сейчас видеть. Как, впрочем, и Тимура. Так что остаюсь возле плиты, решая сделать вид, что ничего не слышу. Хотя слышу. Слышу, как этот наглец открывает двери! Взламывает! Закрывает ее на щеколду и бьет тяжелыми пятками в пол. — Я реально на тебя заявлю. — Мы договорились бегать, помнишь, почему твоя жопа еще в спортивных штанах? — Потому что мне нужно еще убраться и поесть. Как ты вчера сказал, все соки из меня выжал. — Ладно, завтрак важен. А что у нас? — Каша кукурузная. — Фу, какая гадость, — садится он за стол и наливает себе чай. Я поднимаю брови, ставлю себе тарелку, щедро насыпая в кашу сахар и скидываю масло. Запах чудесный. Аленка обожает такую кашу. И вместо того, чтобы быть с ней, я смотрю, как мешает в чае сахар Тимур. Сейчас я ненавижу теть Свету. Впервые за многие годы я не ощущаю к ней благодарности, только лишь желание высказать, что я думаю о ней и ее святом сыночке. — Ладно, пахнет сносно, — забирает тарелку Тимур, а я ахаю. – Да, вкусная. — Ну знаешь… — Тебе полезно жопой подвигать. Чего с мужем то вчера. Задалось? — Я выгнала его. — Почему? Он же за сексом пришел? — То есть нужно было после секса с тобой еще ему отдаться? — Нормальная практика замужних женщин. Аппетит сразу пропадает. Я просто пью чай, думая, как часто Тимур практиковал наставничество и как скоро оно закончится. После таких разговоров хочется побыстрее. — Я решила, что еще рано его прощать. Он должен понять, что изменять больше не стоит. — А вот это правильно, — говорит Тимур с набитым ртом, в какие — то секунды сметая Кашу. – А еще есть? — Да, — ставлю перед ним еще одну полную тарелку. – И так, какие планы? — Пробежка и минет. — Минет? — ерзаю по стулу, тут же забывая про «закончить поскорее», перед глазами его твердая эрекция, так часто нависающая сверху. Но я ни разу не решилась даже ее лизнуть, хотя Тимур уговаривал. — Минет. Если женщина хорошо сосет, то мужик никогда не пойдет от нее налево. — Не слишком быстро. — Быстро? — Ну… У нас с тобой. Минет. Секс. Тимур удивленно вскидывает брови. — А ты не путай, Оксан отношения, в которых надо заслужить уважение и наше партнерское соглашение. Ты, кстати, помнишь его условия? — Прибираться у тебя? — Да. Но это потом. Просто я надеюсь, ты не строишь себе иллюзий насчет ночного обучения. Секс — это просто секс, даже такой охуительный как у нас с тобой, — Нет конечно, — сглатываю ком, смотря в карие глаза, что впиваются в мое замершее лицо. – Тем более, что я на твоем месте представляла мужа, может быть поэтому он был такой охуи… Ну ты понял. — Мужа...? — Ну да. Все, как ты учил. Ты доедай, я пойду оденусь. Глава 20. Тимур Понятно, что она врет. И собственно понятно, почему. И это не должно меня задевать. От слова «совсем». Не должно, потому что это все «обучение» ненадолго, потому что я понимаю, что ей после вчерашнего спектакля стоит пальцами щелкнуть и муж примчится. Как долго он пробудет верным – большой вопрос, но семью она сохранит. Это и было целью. Я сам прошу представлять на моем месте мужа. Даю понять, что это все игры с определенными правилами. Игра, которая закончится в самом скором времени. И меня вот точно не должно было задевать. Так какого хрена на виски давит пульс. А желание встряхнуть эту домашнюю послушную кошечку, буквально, бурлит внутри. Хорошо ее нет, и она не видит моей далекой от адекватной реакции. Наверное, просто дело в том, что на моем месте никто и никогда не представлял других. Никто никогда даже случайно не называл меня чужим именем. Да, все дело в этом. Просто с Оксаной сразу все пошло не по тому пути. Сразу началось никак обычно, так что приходится подстраиваться. Подстраиваться под этот напряженный носик, что задран выше неба, под вскинутые брови и требование. — Убираться я нанималась только в твоей квартире. Будь добр тарелку за собой помыть. Усмехаюсь на это, вставая и намывая тарелку, которую разве что не облизал, такая была вкусная каша. И вот даже не скажешь ничего про сахар и сливочное масло и тонну калорий в них содержащихся, потому что это было идеально вкусно. Так же идеально, как ее попка в этих обтягивающих черных лосинах. — И мою заодно захвати, — убирает она со стола сахарницу и ложки. — Уже. Какие еще будут указания? Она молчит, только хмыкая. Мы, наконец, выходим из квартиры. Обидеться должен был я, но нос воротит она, держась на приличном расстоянии. Даже когда в лифте касаюсь ее случайно, дергается.