синапсы взорваться, он спрашивает слишком соблазнительным и спокойным голосом для этого утра: - Ты сегодня присоединишься к моей группе? - Я огорошила бедную Эхо молчанием, поэтому отвечу за нас, - говорит Нат со смешком, когда я не отвечаю. – Да, мы присоединимся к тебе сегодня. - Супер, - отвечает Кингстон, кончиками пальцев пробежавшись по моей шее, возможно, мне это почудилось. – Автобус отходит через час. Автобус? Я немного разочарована, но ничего не говорю… и, видимо, мне это и не нужно. Кингстон занимает свободный стул рядом со мной, опустив голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне. - Что такое? Эм… это жутко, что он умеет читать мои мысли? Возможно, он не это имел в виду. - Ничего, - улыбаюсь я – натянуто, как правило, мускулы моего лица отображают ложь. - Фигня, - ухмыляется он. – Что я говорил тебе о твоем неумении лгать, Любовь моя? Я наклоняюсь и шепчу: - Что я тебе говорила о том, чтобы не называть меня «Любовь моя»? За этим столом сидят и другие люди. Я чувствую его усмешку на моей коже, когда он наклоняется, его губы медленно скользят по моей шее вверх к моему уху, в которое он шепчет: - Нет, здесь никого нет, они просто ушли. Здесь только ты и я. Скажи мне, почему ты не смогла ответить? Он не должен говорить раскованно и хрипло, его дыхание опаляло мое ушко; это несправедливо. Он не должен так близко находиться, и этот мужской запах и обольщение. Мое сердце не должно предавать мозг, стуча так быстро и достаточно громко, чтобы заглушить какой-либо звук хорошего рассуждения. Я заставила себя отстраниться назад, удивленная тем, что стол на самом деле стал пуст. - Я просто… ну, подумала, что мы сядем на поезд на станции Паддингтон в Бат, - отвечаю, как-то умудряясь сохранить нормальный тембр голоса. - Ты хочешь прокатиться на поезде? - спрашивает он с оттенком веселья. Я киваю. – Я никогда не ездила ни на одном… хотя, думаю, Метро не в счет. - Конечно, - он берет меня за руку, переворачивает ее, чтобы мягко и нежно поцеловать нижнюю часть запястья, прежде чем взглянуть на меня сквозь свои густые темные ресницы. – Тогда будет поезд, лично для тебя. Как сильно я хочу позволить своему сердцу трепетать свободно, забыть все, кроме хорошего, как раньше, когда мы делились с ним подобным, но не могу. Потому что я осознала сильный, горький, болезненный способ, чем выше я позволю Кингстону поднести меня, тем больнее будет падение. А большие падения оставляют шрамы. Поэтому я игнорирую свое сердце и беру себя в руки, полностью овладевая разговором. - Ну, что ж, хорошо, что они ушли, теперь у меня есть шанс дать тебе дружеский совет. Потому что я забочусь о тебе, как друг. Беспокойство возникает на его лице, как и разочарование; ухудшение настроения стало явным. - И что же это может быть? - спрашивает он, его тон скептичен. - Не то, чтобы это было моим делом, на самом деле, но все же нужно сказать. – Я вздыхаю, уже чувствуя себя немного язвительной, потому что знаю, что мои намерения не совсем чисты. – Но когда, и если, ты будешь снова с Джеки… будь осторожен. Его глаза обращаются к моим, завладевая моим полным вниманием, и я вижу, как уголки его губ постепенно поднимаются, образовывая самодовольную усмешку. - Хотя я ценю предупреждение, потому что ты, конечно же, рассматриваешь меня, только как друга, но не переживай. Я никогда не был с Джеки, и никогда не буду. И прежде, чем ты закатишь свои глазки, я говорю тебе абсолютную правду. И он говорил. Насколько он всегда определяет мою ложь, настолько же я доверяю ему, как всегда. Осознание этого не должно делать меня такой счастливой, как сейчас, но уже слишком поздно. Я уже сражаюсь с проигранной битвой в виде маленькой улыбочки, дергающей уголки моих губ. - Однако, мне интересно, - хихикает он, даже не пытаясь скрыть своего восхищения. – На фоне чего возникло это предупреждение? - Ох, эм… ничего. Не важно, не так ли? Официант! – кричу я через комнату, прежде чем снова поднять свое меню и быстро зарыть лицо. – Забудь, что я говорила ранее. Кингстон не говоря ни слова, смотрит на меня, вес его непоколебимого взгляда тяжелый, когда я делаю свой заказ. В тот момент, когда официант уходит, меню больше не мой щит, я обнимаю себя. - Теперь, как я уже сказал… что ты не договариваешь, Эхо? – спрашивает он с любопытством. Черт, краснея, чувствую, как нагреваются шея и лицо. Без еды, на которой бы