– У них должна быть своя база данных. Некие каналы связи, через которые проходит обмен информацией, своя бухгалтерия… если нам удастся заполучить эти документы – хоть малую часть из них, то можно будет начинать действовать, – озвучил свои мысли Мат. – Да, это было бы лучше всего. Есть идеи, с какого боку подступиться к данному вопросу? – спросила Анна. – Никаких… кроме того, что нам нужен гениальный хакер. Только, вот, где найти этого парня?! Как нам, бл*дь, его отыскать? – снова вспылил Ной. – Понятия не имею… И, если признаться, ужасно боюсь… – прошептала Анна, обводя взглядом всех присутствующих, а потом обратилась ко мне, – но ты же не позволишь страху нам помешать? Пообещай, что не позволишь… Я покачал головой, и хотел что-то сказать, но меня опередил до этого молчащий священник: – Страх… Он движет каждым из нас. Каждым. Это естественное состояние, и в нем нет ничего постыдного. Особенно, учитывая те факты, которые нам стали известны совсем недавно. Да… Мы все боимся. Я и вы – Ной, Анна, Матвей, Марина… И даже его преосвятейшество Яков Гази. Каждый из нас подвержен индивидуальному страху. Пока ему есть, что терять, пока есть какая-никакая еда и возможность дышать еще не отобранным у нас кислородом. Пока гибнут где-то там, не мы, и даже не наши близкие… Пока за нами не пришли, мы рабски молчим и боимся! Мы прячемся по одиноким норам, а всего-то нужно объединиться! И вот тогда, став плечом к плечу, под одними знаменами, мы ощутим, что страха нет. Он ушел. Исчез. Испарился! А в душе остался лишь праведный гнев. И этот гнев даст нам силу. Силу для борьбы… Я кивнул, хотя сил во мне не было в принципе. Я стал пустотой, покрытой оболочкой. Но в словах святого отца крылась истина. Ту, которую понимал каждый из нас. Поодиночке – мы не выстоим. Да и выстоим ли вместе – как знать? Но попытаться стоило. Особенно, учитывая то, что в отличие от всех других лично мне терять уже было нечего. Я не видел своей жизни без Наны. И та борьба, на пороге которой мы застряли на данном этапе, абсолютно меня не страшила. Все мои страхи были сконцентрированы в абсолютно иной плоскости. – Статья двадцать два, пункт один, Конституции Конфедерации гласит, что Президент Конфедерации может быть отстранен от власти в случае предъявления ему обвинения в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. Проблема в том, что указанное обвинительное заключение в отношении Президента должно быть подписано кворумом Военного совета Конфедерации. – Тогда не проще ли нам действовать, минуя закон? – внес предложение Мат. – Исключено. Анархия только лишь все усугубит, – парировал я. – Каков кворум совета? Половина? – спросила Анна. – Две трети. Восемь человек из двенадцати. – Дерьмо! – выругался Ной. – Ни хрена из этой затеи не выйдет! – А я не стал бы этого утверждать. – Ты веришь, что армия не втянута в происходящее? Да, брось. Ты ж не дурак! – Не дурак. Но в совете достаточно порядочных людей. За двух я могу поручиться. – За двух из нужных восьми? Это такая шутка?! – За трех. Или ты меня сбрасываешь со счетов? Ной хмыкнул: – Пардоньте. Трех из восьми. Но что это, к черту, меняет? Это даже не половина! – А я не говорил, что будет легко. Но имея доказательства… мы можем заручиться большей поддержкой. – Ага… Скорее, тебя тупо сольют и обвинят в госизмене. – Система сдержек и противовесов работает таким образом, что одна треть действующих членов совета – Пустые. Как думаешь, нам долго придется их убеждать? – Одна треть – это четыре человека, – со значением заметил Матвей. – Плюсуй трех имеющихся, – накинул я. – Итого семь! – Анна вскочила, сверкая глазами. – При учете, что на руках у нас будут доказательства. Слова Марины отрезвили присутствующих. Анна снова заняла свое место, Ной выругался, Мат засопел. – Предлагаю еще раз детально проработать всю имеющуюся у нас информацию. Ной, потряси Свободных. Возможно, у них есть гениальный хакер. Анна, свяжись со своими наводчиками и теми ребятами, чьи контакты тебе передала Нана… Мат… бумаги отца. Сам говорил, что еще не со всем разобрался. Копай! Святой отец… – Да, ваше преосвященство! – Забудьте о том, что я – Бог, и просто молитесь. Не мне… – Я молюсь неустанно… И за здоровье болящей Наны тоже молюсь. Я не нашелся с ответом. Кивнул. Отступил к окну и уставился в черноту ночи. Перед глазами проносились наши счастливые дни с Наной, а говорят, что так только лишь перед смертью бывает. Выходит – врут… – Я пойду к жене. Зовите, если накопаете что-то новое. Под стройный хор «хорошо» я вышел из тесной комнаты. Поднялся на лифте вверх, приставил чип к электронному замку и, наконец, снова увидел Нану. Стараясь не потревожить жену, забрался к ней в постель. Провел пальцами по лицу, очертил заострившиеся скулы. – Я люблю тебя, девочка, знаешь? Так редко тебе говорил об этом, а теперь, когда слова рвутся наружу, когда они острыми шипами вспарывают мою глотку, слышишь ли ты их? Я люблю тебя… Моя маленькая сильная девочка… Ты так боялась, что я запомню тебя изменившейся, но как я могу? Зная тебя настоящую, выпив тебя до дна… Утешься. Меня никто не обманет… И никто тебя не заберет. Моя синеглазая девочка… Ветер в твоих волосах нашепчет, где мне тебя искать. И я найду тебя, где бы ты ни была, и никогда уже не отпущу… Я не знаю, сколько так пролежал. Сброшенный на тумбочку обруч замерцал белым светом, игнорируя его сигналы, я поцеловал веки Наны, прижался губами к ее тонким запястьям… Но вызов следовал один за другим. Какого черта? – Яков… – Мат? Что-то случилось? – Да! Господи, да! Вы можете выйти… я, кажется, нашел, что нам может помочь! Поцеловав напоследок Нану, я снова спустился в квартиру Марины. Женщины спали, святой отец тоже дремал, расположившись на тонком матраце, постеленном прямо на полу. Только парни сидели у стойки и о чем-то переговаривались. – Ну, что здесь у вас случилось? – тихонько поинтересовался я. Матвей вскочил, но, за неимением пространства для маневра, снова упал на стул. Его глаза возбужденно сверкали. Руки мелко подрагивали. И, кажется, вот-вот он опять начнет задыхаться. – У Наны нет шансов, так? Я стиснул зубы, но все же кивнул. – Тогда ей уже нечего больше терять? – Ты можешь мне объяснить, какого хрена я вынужден отвечать на твои дурацкие вопросы? – Просто, если шансов действительно нет… мы можем рискнуть. Ведь так? Хуже уже не будет… – Я не понимаю, о чем ты, Матвей. И мне сейчас не до загадок. – Изобретение отца. – Эти чертовы нано-роботы? – Именно. Ты еще помнишь, с какой целью велись данные разработки? – Я не страдаю склерозом. – Отлично. Смотри, что я нашел… – Мат вывел на проекцию какие-то данные, и я непонимающе на них уставился, – оказывается, отец негласно продолжил работу над этим проектом. Усовершенствовал механизм, запрограммировал его на борьбу с раковыми клетками… Любыми клетками, отличными от здоровой! Мое дыхание перехватило. Кислорода в воздухе стало отчаянно мало. Он жег мои легкие. – Ты… хочешь сказать… – На людях испытания не проводились. Но эксперименты, проведенные на животных, просто потрясают воображение! Возможности молекулярных нанороботов отца фактически неограниченны! Запущенные в систему кровообращения, они добираются до клетки-мишени и просто удаляют ее! А после выводят из организма! – У тебя… у тебя есть данный препарат? Как заправский фокусник, Мат вытащил свинцово-серую ампулу из кармана. Я опустил веки и замер на несколько секунд. Невозможно передать словами, в каком отчаянии я находился все последние дни. Как оно капля по капле отравляло мою искромсанную душу, а я, сокрушенный и поверженный, не мог ему противостоять. Но Мат… Мат вложил в мои руки оружие, способное побороть любое уныние. Он подарил мне веру. 6. Алчность Яков Я стоял над постелью жены, сжимая в руках одноразовый шприц, и не мог заставить себя приступить к делу. Руки дрожали, а паника, волнами распространяющаяся по всему моему телу, накрывала с головой. Мне казалось, что я застрял на пороге вечности, не представляя даже, что эта вечность мне уготовала. Рай, или ад? Я не знал… – Генерал? Я оглянулся, незаметно зажав шприц в ладони. – Да, доктор Хе? – Я уполномочен проинформировать вас о том, что, исходя из имеющихся показателей, мы обязаны отключить систему жизнедеятельности Наны. Мне очень жаль. – Нет… – Поймите, мы просто обязаны это сделать… – Я запрещаю. Дайте нам некоторое время, а если ничего не изменится… – Ничего не изменится, Яков, поймите же! – вспылил доктор Хе, а потом, шумно выдохнув, участливо похлопал меня по руке и снова добавил: – Мне очень жаль.