Как-то странно для наружного наблюдения, нет? – Отвезите нас к Гнезду, – сказал я. – Быстро! – К-какому Гнезду? – удивился мужчина. Был он довольно вальяжный, в очках (обычных, не зеркалках), выглядел получше своего автомобиля… хотя любой частный автомобиль нынче роскошь. – В Гнездниковском! В бывшем Минкульте! – С какой стати? – почему-то возмутился мужчина. – Я вам что, такси? – Отвези их, Влад, – устало сказала женщина. – Видишь, у молодежи проблемы какие-то… Мужчина смирился, щелкнул кнопкой, разблокировав двери, запустил мотор. Мы уселись позади. Водитель ничего спрашивать больше не стал. Вырулил из переулка. Минут пять-шесть мы на этом точно сэкономим. – А вы потом позвоните Лихачеву, – велел я женщине. – Скажите: что-то странное происходит. – Это уж я поняла, что странное, – сказала женщина с иронией. – Но о каком Лихачеве вы говорите? – О полковнике! Из отдела «Экс»! – Да с чего вы решили, что она его знает? – буркнул мужчина. – Вы же тут нас ждете? – спросил я. – То есть караулите? Женщина коротко рассмеялась. – Он вас не ждет, он со мной ссорится. – Я с тобой не ссорюсь! – рявкнул мужчина. – А кто тогда ссорится? – Ты! – с болью в голосе сказал мужчина. До меня наконец-то дошло, что это было никакое не внешнее наблюдение, которое я себе напридумывал. Не удостоился я такой чести. Обычная пара после гостей или ресторана выясняла отношения. – Тут налево, – сказала Наська. – Знаю! – ответил мужчина. – А тебе спать не пора? Второй час ночи! И почему ты в пижаме, девочка? – Потому что ночь и спать пора, – огрызнулась она. Мужчина заткнулся. Женщина нервно засмеялась. Спросила: – Милая, твоему брату помощь не нужна? – Он не мой брат, он парень моей сестры, – ответила Наська. – Нет, спасибо. Мы доехали. И, к счастью, дальнейших предложений помощи не последовало, хотя парочка явно была заинтригована. Я даже подумал, что сейчас у них появился шанс помириться. – Спасибо, – вежливо сказала Наська, когда мы выскочили из машины. Я только махнул рукой. Что ж, у моего дома никакой доблестной кавалерии не оказалось. Но оставался полицейский пост напротив Гнезда. Вот они пусть и вызывают полковника, у них либо есть рации, либо в будочку кинули телефонный провод. Никаких сомнений в том, что помощь нужна, у меня не оставалось. Гнездо не просто тревожно пело, оно вопило вовсю. Если днем его голос походил на ласковый морской прибой, то сейчас это был грохот надвигающегося шторма. Но едва я увидел пластиковую будку, то понял, что помощи мы тут не получим. С виду она была совершенно цела. Но камера на крыше смята – так я мог бы смять пальцами спичечный коробок. А сама будка напоминала стакан блендера, в котором перемололи горсть клубники. Там горел слабый свет – то ли лампочка, то ли фонарик. И медленно стекали по стенам багровые струйки, перемешанные с какими-то ошметками и клочками формы. К одной стене прилипли разбитые поисковые очки, выпачканные в чем-то красно-сером. Я отвернулся. Ну надо же. Крепкие у меня нервы. Меня опять не стошнило! Наська стояла рядом, глядя на будку. Я вспомнил лица полицейских, которых видел вчера внутри. Один был старше, другой моложе, а больше я и не запомнил ничего. Только эти очки дурацкие… Меня вывернуло. Я проблевался пиццей и горькой водкой. Постоял, упершись руками в колени. Кто-то недавно прошел мимо будки, раздавил камеру и перемолол в фарш двух здоровых вооруженных мужиков! – Наська, не смотри. Идем за помощью, – сказал я, выпрямляясь. Ее уже не было рядом. Маленькая фигурка стремительно неслась к Гнезду. – Дура… – выдохнул я. – Дура, дура, дура! Но я был не меньший дурак и поэтому побежал следом. Глава восьмая Гнездо словно с ума сошло. Я чувствовал приливы энергии, проносящиеся по зданиям, выхлестывающие на улицу, в паутинные туннели, отражающиеся обратно и с грохотом бьющиеся меж стен. Ну вот опять я пытаюсь объяснить то, чему нет подходящих слов. Какая энергия? Какой грохот? В этом мелком, но помпезном министерстве, куда Измененные стащили сто тысяч миллионов ковров, одеял и подушек, вообще все звуки умирали. Даже лампочки тут светили вполсилы, и душная московская весна уступала место влажной стылости. Но я чувствовал себя в эпицентре шторма. Щепкой, угодившей в водоворот… Куском беззащитной плоти, брошенным в блендер. – Дарина! – закричал я, не таясь. – Наська! Жницы в фойе не оказалось, и куколка уже куда-то умчалась, вокруг вообще никого не было. Только ощущение опасности и ужаса. Бежать по коврам и подушкам было неудобно, я дважды споткнулся, кинулся вверх по лестнице… и остановился. Нет. Не туда. Направо. Вниз. Тряпки и прочая рухлядь почти пропали, остался только выцветший ковер, лежавший тут и до Перемены, прижатый к ступенькам потемневшими медными прутьями. Я чувствовал, что выбрал правильное направление.