Мама молчала. – Ты приходи утром, Максим, – попросила Наська, не отрываясь от моей мамы. – Сегодня был такой чудесный день. Утром мы пойдем в Гнездо. Дарина ждет, я чувствую. Я взял отцовскую рюмку и выпил. Потом мамину. Никакого вкуса. Как у отцовского виски в ночь Перемены. Отломил кусочек пиццы, бросил в рот и вышел. Ничего я не мог сделать, никому не мог помочь. И никто не был виноват. Даже Инсеки. Потому что если бы не они – вся Земля была бы радиоактивной пустыней, в которой дикари дрались бы за банку тушенки. У меня, конечно, были заначки в квартире. И кубинский ром, и английский джин, и настоящий французский коньяк. И вино, кстати, было. Даже шампанского две бутылки – я все собирался поразить какую-нибудь девчонку новогодним праздником с шампанским. Поэтому я открыл бутылку обычной водки, даже не из Комка, а из государственного магазина. Чистая химия, если откровенно. Налил в стакан сто грамм, выпил, понял, что не поможет. И пошел спать. Это был очень интересный и необычный день. Но утром он окончательно останется в прошлом. Я отрубился сразу, без пустых переживаний и лишних мыслей. Спать так спать, нечего ворочаться. И проснулся, как мне показалось, почти сразу же. В комнате было темно и тихо, но я чувствовал, что не один. Пистолет лежал далеко, в кобуре на столе. Но на тумбочке ночевал японский кастет – явара. Да, считайте меня параноиком. Когда начинаешь жить один в восемнадцать лет в чужой большой квартире – хочется иметь под рукой что-нибудь неожиданно полезное. Я медленно, будто во сне, пошевелился, высвобождая руку из-под одеяла. Почувствовал, что кто-то сидит в ногах кровати. Резко подтянувшись, я хлопнул рукой по тумбочке, лежащие на зарядке часы засветились, я подцепил явару и замахнулся. К счастью, слабенького света часов хватило, чтобы я разглядел свою веселенькую детскую пижаму. – Наська? – обалдел я. Куколка сидела, сжавшись в комок, сплошь коленки и локти, смотрела на меня широко раскрытыми глазами и мелко тряслась. – Что случилось… Что с родителями? – Они спят… – Что ты здесь делаешь? Как ты вошла? – Ключ у них взяла… Ну да, конечно, ключ от моей квартиры у них возле дверей висит… задвижку я не закрыл… наверное. Что, впрочем, не отвечает на основной вопрос. – Ты зачем пришла? – Мне… мне страшно. Я слышу… Почему-то я сразу понял. Наверное, тоже ощущал, только не привык к такому. А теперь услышал. В километре от нас ныло, будто больной зуб, Гнездо. – Что это? – Я сел, спустил ноги на пол. – Ты слышишь? – кажется, она обрадовалась. – Да уж, спасибо печати… – буркнул я. Во рту пересохло. Ненавижу алкоголь. – Ты видишь в темноте? – Немножко. – Принеси мне с кухни стакан воды. Лучше из холодильника, не из-под крана. Наська тихо исчезла. Я опять пошевелил часы, в их слабом свете натянул джинсы, стал застегивать рубашку. Наська появилась с фарфоровой кружкой. Как-то она ухитрилась все сделать совершенно бесшумно. Я жадно выпил воду, сказал: – Воду лучше наливать в прозрачные стаканы, так вкуснее. – Правда? – поразилась она. Фраза помогла, у нее мозги заработали в другую сторону. – Почему сразу не разбудила? – спросил я. – Да я только присела, ты проснулся… – Гнездо раньше так… пело? – Нет. Конечно, это было не пение, не музыка, да и вообще не звук. Но как иначе-то назовешь. – Ты можешь связаться с Дариной? – Мы не телепаты. – Кажется, она обиделась. – Это все выдумки. – А телефон в Гнезде есть? – У матери, – подумав, ответила куколка. Но я уже отверг эту мысль. Эх, были бы сотовые… Но Инсеки не любят ни интернет, ни мобильную связь – только радио для судов и самолетов оставили… – Я пойду в Гнездо, – сказал я. – Сиди здесь. Или, лучше, вернись к моим старикам. А то проснутся и перепугаются. – Я пойду с тобой, – ответила она так твердо, что я понял – спорить бесполезно. Что я с ней сделаю? Запру, свяжу? Она выберется. А то еще и мне наваляет попутно. – В пижаме? – застегивая кобуру, спросил я. – Какая разница? – искренне удивилась Наська. Я махнул рукой. Допил воду, застегнул на руке часы. – Пошли. У дверей я набросил чистую ветровку, в которой обычно ходил искать кристаллы, – вторая до сих пор не высохла. Наська замешкалась, обуваясь в сандалии. Хорошо хоть, не мои; видимо, ей купили вместе с платьем. Я подумал, не дать ли куколке какое-нибудь оружие, хоть бы и явару. Но с ней надо уметь работать. Может, дубинку? У меня была обычная резиновая дубинка. Потом представил, как это будет выглядеть, и решил, что не стоит. Девочка в пижаме, идущая по ночной Москве, и без того вызывает желание позвонить в полицию. А уж с дубинкой… Мы спустились по лестнице, так было быстрее. Консьерж не спал, читал, позевывая, книжку. Наську он вчера видел выходящей с родителями, но наше ночное появление его удивило. Он даже открыл рот, собираясь что-то спросить. – Спи… – добродушно сказала Наська, проходя мимо. Консьерж откинулся в кресле, запрокинул голову. – И это не телепатия? – возмутился я. – Ничуть. Телепатия – это мысли читать! Спорить я не стал. Мы вышли на улицу – и я тут же заметил припаркованную через дорогу машину. Серенький скучный седан, на передних сиденьях двое, двигатель заглушен. Ага! Не оставила меня родная полиция без присмотра. Я быстро перешел дорогу, почти волоча за собой Наську, и постучал костяшками пальцев в окно. Внутри, как оказалось, сидели мужчина и женщина. Мужчина за рулем, женщина рядом. Оба мрачные. У женщины на коленках лежал букет цветов, от которых она безжалостно отщипывала лепестки.