Прибьют. Всяких случайных собирашек вроде бомжей или бабулек не принято трогать. А вот молодежь свои районы добычи знает. Если возникают споры, то решаем аккуратно. Два года назад была серьезная стычка возле Третьяковки, так кончилось появлением полиции, разгоном с дубинками и для самых активных – несколькими сроками, хорошо хоть условными. Внезапно оказалось, что в полиции всё про всех знают, кто и где верховодит – в курсе, и для каждого найдется повод присесть и подумать о жизни. У нас район между Поварской и Большой Никитской, границы четкие, народа здесь живет не так уж много, но и лут не так часто встречается, воевать не за что. Есть старшие, которые решают общие дела. Не за деньги, за уважение. Есть и места, где собираются серчеры. Понятно, что не в ресторане Дома литераторов, он как был еще до Перемены дорогим и пафосным, так и остался. Мы с Миланой вышли из подъезда (я отметил, что у Андреича, сидящего с мрачным видом, появилась новая дубинка – куда увесистее прежней), обогнули дом. Кафе было совсем рядом, на Никитской, через дорогу от церкви, народ там сидел далеко за полночь. Официально оно называлось как-то скучно, но вот уже много лет на вывеске горел красный неоновый кристалл и называли кафе «Рэдка» даже те, кто лутом не промышлял. Я тут появлялся нечасто. Не нравится мне бухать, а всё рано или поздно к этому сводится, даже если начинается с зеленого жасминового чая. Но раз-два в месяц заходил: послушать сплетни, поздороваться… в общем – не отрываться от коллектива. Как обычно, большая часть посетителей сидела снаружи, под зонтиками. Зимой тоже здесь сидят, только ставят тепловые пушки, но с марта месяца они не нужны. В этот час народ был почти весь свой. Я увидел десяток знакомых лиц, обошел столики, здороваясь. На Милану смотрели с любопытством – она девушка приметная. Тот, кто мне был нужен, сидел за столиком один. – Привет, Макс. – Виталий Антонович даже привстал, когда мы подошли. Вряд ли из уважения ко мне, скорее его заинтересовала Милана. Наш неформальный лидер не был женат, а вот подруг менял регулярно. – Здравствуйте… – Милана. Мы присели за столик, я попросил у официантки, молодой киргизки, чайник чая; Милана, слегка поколебавшись, заказала бокал вина. – Давно не показывался, – сказал Виталий Антонович. – Хорошо, что заглянул, я уж собирался проведать. – Недели две назад заходил, – ответил я. – Знаете же, я скучный интроверт. Виталий Антонович сам со всеми был на «ты», но к нему обращались на «вы» и по имени-отчеству. То ли из-за возраста, то ли из-за поведения. И обращение «старший» к нему прилипло намертво. Вот только зачем ему меня «проведывать»? На улице мы на днях виделись, он знает, что я в порядке… – Да, тебе далеко идти, – старший улыбнулся. Сам он жил на Пресне, на кристаллы более богатой, и вообще никак не относился к нашему району, но вот ведь странно: работал в наших краях. – Дела, – сказал я. – Наслышан, – старший блеснул очками. – У тебя чудесная спутница. А то говорили… всякое. Вот откуда он знает? – Всё верно говорили, – сказала Милана. – Максим – мой друг. Всё недосказанное повисло между нами в воздухе. И я вдруг понял, что напускать тумана не стану. Виталий Антонович мне не был другом, да и вообще друзей как таковых не имел. Как и я, впрочем. Он в нашей тусовке скорее занимал место старшего товарища или даже брата. Но подстав и лишней болтовни от него никто не получал. И конфликты он хорошо разруливал. – Я влип в сложную историю, – сказал я. – Оказался в Гнезде после того, как на него напали. – Слышал даже, что кто-то был призван, – заметил старший. – Это был я. – Но Призыв сняли? – Он явно заинтересовался. – Сняли. – Хорошо. А кто нападал? – Какое-то монстрическое чудище. Измененный… но особый. – Много жертв? – спросил старший. С каким-то напряжением в голосе. Я не стал врать. – Практически все, Виталий Антонович. Две девчонки уцелели, потому что их не было в Гнезде. Жница и куколка. Он будто окаменел. Сидел, глядя на меня сквозь очки с дорогущими тонкими стеклами (когда снимал, то так щурился, что было понятно – из обычного стекла линзы были бы в сантиметр толщиной). Сидел и молчал. – Старший… – Я покосился по сторонам. Все были заняты своими делами – болтали, пили, курили. Возле одного стола, подсвечивая ярким фонариком, трое серчеров изучали кристалл, шумно споря о его ценности. – Что случилось? – Извини, – он вдруг снял очки, быстрым движением протер глаза. Глаза у него были абсолютно сухие, поэтому я поверил. Притворялся бы, так подпустил бы слезы. – Макс, ты ответил честно, и я объясню. Но между нами. Я кивнул, Милана тоже. – У меня в этом Гнезде был сын, – сказал он. – Стража. Я не нашелся, что ответить. Лишь подумал, что теперь понятно, почему Виталий Антонович тусуется в нашем районе. Нам принесли чай и вино, и это была передышка. Старший заговорил лишь после того, как официантка ушла. – Молодые, дурные, тут еще Перемена, всё вверх дном… Я был скорее против, но жена настояла. Казалось, что это всем облегчение. – Он болел? – тихо спросила Милана. – Даун, – ответил Виталий Антонович. Без всяких эвфемизмов. – Тяжелая форма. Изменение убирает даже генетические болезни. Человек словно пересобирается заново. Мы были уверены, что это поможет и ему, и нам… но развелись через месяц. Не смогли друг на друга смотреть. – А сын… – Стал стражей. Вначале куколкой, но очень быстро прошел этот этап. Я его видел, когда он был нормальным ребенком, первая фаза лечит всё. А потом он стал стражей, и я больше не приходил к Гнезду. На самом деле никто ведь не приходит. Но я знал, что он живой. – Он точно остался в Гнезде? – спросил я, и Виталий Антонович коротко, цепко взглянул на меня: – А, так вы уже додумались и до этого? Да. Он обычно стоял у входа. Куколки развиваются очень интенсивно, но он потерял первые годы жизни и куколкой был недолго… так что и стражей не самой умной стал. Такие обычно охраняют Гнездо. Стоять и не пускать. Я подумал о том, что среди двоих, умерших в вестибюле, один походил на юношу. Ну так это, возможно, был сын Виталия Антоновича? Не юноша на самом деле, а мальчик. Вырвавшийся ненадолго из лап своей болезни, но не успевший даже побыть ребенком, превратившийся в боевой механизм и погибший. Говорить про это я не стал. – Мне очень жаль, – сказал я. Старший кивнул: – Спасибо. Лучше уж знать наверняка… Но ты ведь выбрался из своей берлоги не для того, чтобы рассказать мне про свои приключения? – Я хотел попросить помощи, – сказал я, чем заслужил новый взгляд – удивленный. И стал рассказывать как можно короче и проще: про утренний визит ко мне второго Измененного, про нашу с Миланой мысль, что недоразвитый монстр скрывается где-то неподалеку… – Ты бы сразу рассказал, – вздохнул старший, выслушав. – Может, эта тварь уже вылезла из укрытия. – Как сообразили, так и пришли, – почему-то обиделся я. – Милана на мысль навела. – Хороший у тебя друг… – небрежно сказал старший. – Но лучше было бы раньше… – Вряд ли это существо уже изменилось. – Нам неизвестна скорость мутационных процессов. С точки зрения классической биологии это вообще нереальный процесс, – он побарабанил пальцами по столу. – Я полагаю, эти мутагены – вообще не биологической природы. Что-то вроде наноботов, которые переделывают живого человека… Ладно, понял задачу. Попытаться найти укрытие. Где-то недалеко от Минкульта… и от твоего дома. Дальше что? – Я пойду и попытаюсь убить эту тварь, – сказал я. – У меня есть патроны. Особые. – Нужна команда, – сказал Виталий Антонович. – И это не твой чудесный друг Милана. Уж извините, но я хренов сексист и пускать девушек на передовую считаю неправильным. – А я трезво себя оцениваю, – сказала Милана. – Готова стоять в сторонке с бинтами и визжать. Или бегать кругами и визжать. Но сражаться с монстрами не умею. Виталий Антонович улыбнулся. Окинул взглядом кафе. Вздохнул: – Пацаны… Мне вдруг стало обидно. Я указал взглядом на пьющего у стойки пиво серчера. – Вон тот «пацан» отслужил в ВДВ. – И что? – спросил Виталий Антонович. – Даже будь это прежняя армия, даже побывай Павел в горячих точках… Ну его на фиг, умирать-то в двадцать с небольшим зачем? – Это мое дело, – уперся я. – Твое, твое, – ласково сказал Виталий Антонович. – Я же с тобой не спорю? Ты имеешь право рискнуть. Они – нет. А по детскому авантюризму вполне способны с тобой пойти… Сколько у тебя патронов?