— Но он уже давно и счастливо женат, — не выдержал Гордый. — Что перетирать одно и то же! — раздраженно стукнул раскрытой ладонью по столу Старший. — Все равно будет так, как решит миледи Воронов. Скажет она — и ты, наш Мудрый брат, поведешь Лорну к алтарю. — Не думаю, что выбор падет на меня, — спокойно ответил Мудрый. — А я не собираюсь жениться, даже если вы всей семейкой свяжете меня и силком потащите в Храм Берканы, — подскочил в кресле Гордый. — Да уж всем известно, что отказаться от шлюх и притонов тебя не заманишь даже троном и короной, — презрительно ответил Старший. — Но все решит миледи. — Да что ты все заладил — миледи да миледи?! — взорвался Гордый. — Мы живем тут десять лет, все уже взрослые мужчины! Какого черта нам слушать мамашу, пусть она даже трижды миледи и владеет всеми Серыми горами? — Ты просто забыл, кто такая миледи Воронов, — вдруг сказал альбинос. — А ты прям помнишь! — запальчиво перебил его Гордый. — Тоже десять лет ее в глаза не видел. — Тебе просто повезло: родился четвертым. Мать сразу отдала тебя кормилице и мало уделяла внимания, а потом тебя увезли в столицу, — сказал Старший. — Да мне вообще везет, — легкомысленно согласился Гордый, сладко потягиваясь и весело щуря веселые глаза. — И думаю, везти будет и дальше. Во всяком случае, я, в отличие от вас, не намерен плясать под дудку нашей мамаши. Мне глубоко плевать, кого там она собирается окрутить с дочкой Эннобара: ко мне ни эта свадьба, ни вся ваша каркающая семейка никакого отношения больше не имеет. Привет! Гордый легко вскочил на ноги и удалился, насвистывая пошлый мотивчик. Мудрый смотрел ему вслед, жуя нижнюю губу. — Я бы занялся им, но предпочту оставить это матери, — заявил он. — Что думаешь сам? — устало спросил Старший. — Зная мать, достанется всем, кроме, может быть, него, — кивнул на притихшего альбиноса Мудрый. Тот горько улыбнулся: миледи Воронов настолько не выносила своего сына-урода, что предпочитала вообще забывать о его существовании. — А насчет войны? — снова спросил Старший. — Думаю, война неизбежна, — снова пожевал губы Мудрый. — Если от военных действий удержится сам Эннобар, ее ему все равно навяжут. Единственное, что можно сделать, — начать в наиболее выгодное время и с наиболее выгодными условиями, навязав свою линию. Вопрос в том, хватит ли на это Эннобара теперь, когда у него уже десять лет нет Аодха Ворона, а его Вепрь давно растерял клыки. — Потому король и позвал нашу мать, — заметил Старший. — Наша мать — редкая женщина, но прежде всего она представительница своего пола, — пожал плечами Мудрый. — Горы — ее сила. Вне их она теряет вполовину, если не больше. Но тебе все равно придется ответить за свое ослушание и за свою, — тут губы его чуть изогнулись в ухмылке, — любовь. Старший уронил голову на руки. Мудрый Ворон поднялся из кресла и удалился. В комнате повисла тишина. — Вот почему мы, братья, одна кровь, единая плоть, а такие чужие друг другу? — глухо спросил Старший, не поднимая головы. — Я думал об этом, — отозвался Белый. — Вероятно, из-за того, что отец умер слишком рано, а мать не сделала ничего, чтобы мы чувствовали себя настоящей семьей. — Ничего? Старший посмотрел на брата. — Миледи Воронов никогда не любила ни нас, ни нашего отца, — тихо ответил альбинос. — Она всегда любила только горы. — Ты тоже меня не понимаешь и будешь сам по себе? — спросил Старший, на секунду поддавшись слабости. Белый Ворон сидел в кресле прямо и неподвижно. Нелепый каприз природы, ошибка, вкравшаяся в генный код. Выбраковка из стаи. Тот, на кого показывают пальцами, дразнят, над кем смеются, кого боятся, обсуждают и перешептываются за спиной. — Мне не доставалось ни от вас, ни от матери даже той призрачной тени семейных уз, что связывала всех Воронов, — прочистив горло, ответил альбинос. Глаза его опустились, плечи поникли, руки разглаживали на коленях невидимую складку. — У меня нет друзей, нет близких, нет любимой или даже приятелей. Я всю жизнь живу в постоянном холоде и неизбывной пустоте… Но я твой брат. Нас родила одна мать, и мы произошли от одного отца. Кровь, которая течет в нас, — одна и та же. Поэтому я с тобой. И еще потому, что я тебя понимаю. Альбинос умолк. Старший брат поднялся из-за стола и подошел к креслу. — Спасибо, — проглотив ком в горле, сказал он и сжал руку третьего брата. Альбинос поднял на него глаза. На лице мелькнуло странное выражение, а взгляд подозрительно увлажнился. — Я, пожалуй, пойду, — пробормотал он. — Спасибо, — повторил Старший, и еще раз с чувством стиснул ему руку. Третий Ворон неуверенно ответил таким же пожатием, а потом поднялся и покинул покои Хранителя Большой Королевской Печати. Глава 4 Караван медленно полз по дороге. Впереди катилась карета миледи Воронов, за ней ехали три брата на вороных конях, следом — десять стражников. Затем тянулись два крытых простых экипажа, в которых тряслись знатные дамы и служанки, за ними ползли телеги с вещами и слугами, а замыкал шествие конный отряд из двухсот вооруженных воинов, одетых в кольчуги и вооруженных луками, топорами и копьями. Только один человек шел рядом с телегами пешком — лесоруб Ройле, которому не нашлось подходящей лошади. Нового слугу миледи Воронов отмыли и одели в чистую рубаху и народный костюм: куртку и штаны из волчьего меха. В нем Ройле смотрелся героем из былин и сказок, отчего девушки-служанки постоянно кидали на него заинтересованные взгляды и кокетливо улыбались хмурому великану. На козлах кареты ехали возница Лухх и начальник замковой стражи Каэрвен. Лухх зевал, а Каэрвен думал о том, будет ли изменять ему оставшаяся в замке жена и не забудет ли о нем оставшаяся там же любовница. И о том, не узнают ли они за время его отсутствия друг о друге и не подерутся ли. От этих мыслей Каэрвен был мрачен, сосредоточен и глух ко всему вокруг. — Э-э… Лухх покосился на него, явно надеясь привлечь внимание. Каэрвен в этот момент представлял эпичную драку жены и любовницы в замковом дворе у колодца, а потому робкого голоса не услышал. — Господин Каэрвен, смотрите! — в отчаянии воскликнул возница, чуть забирая вожжи. — А? — очнулся Каэрвен и злобно посмотрел на Лухха. — Чего тебе? Пока Лухх трясся и собирался с мыслями, карета все так же медленно ползла вперед. — Т-там дорогу размыло, — кое-как выдавил Лухх. — Боюсь, увязнем… Может, остановиться? Тут уже застыл Каэрвен. Миледи закрылась темными занавесками и приказала ее не беспокоить ни в коем случае. Лужа таким экстренным случаем явно не была, не нападение разбойников ведь и не горный обвал. Но если карету остановить, миледи явно забеспокоится и потребует узнать, в чем причина остановки и кто виноват. Зная нрав миледи Воронов, Каэрвену виноватым быть совершенно не хотелось. Пока Каэрвен думал, а Лухх на него смотрел, лошади брели себе вперед, и вот уже копыта зачавкали по бурой жиже. Дальше, глубже, и… — Назад! — рявкнул Каэрвен и даже дернул правую вожжу. Лухх дернул левую, лошади вздрогнули, попятились, и карета намертво встала в раскисшей грязи. — Ох, Небеса и предки мои! — вырвалось у Каэрвена. Лухх судорожно сглотнул. Сзади послышались недоумевающие голоса, потому что весь караван встал. К карете подскакали Дикий и Красный Вороны. Оценили обстановку, и Красный мрачно сказал: — Н-да. Прелестно. В карете распахнулось окно, и оттуда выглянула хмурая миледи. Она посмотрела сначала на сыновей, потом вперед, на увязших чуть не по бабки лошадей, затем — на Каэрвена и Лухха. — Ну и как вы это объясните? — сухо спросила миледи Воронов. — Дожди были, и с горы оползень сошел, вот оно и тово… Лухх почтительно стянул шапку. — Это понятно, — кивнула миледи. — Непонятно, почему ты сюда въехал. — Так это лошади, — залопотал Лухх. — Я пока ждал распоряжения, они шли… — А чьего ты распоряжения ждал? — поинтересовалась миледи. — Господина Каэрвена, — хлопая глазами, объяснил Лухх. — А чего ждал господин Каэрвен, понимая, что ты лезешь в топь? — холодно посмотрела миледи на начальника стражи. — Я… проводил анализ стратегической обстановки, — брякнул Каэрвен, в ужасе понимая, что настал его последний день. Услышав ответ, миледи прикрыла глаза. Помолчала. Где-то куковала кукушка, лошади вздыхали и всхрапывали, звеня удилами и встряхивая гривами. Миледи открыла глаза и спросила у Каэрвена: — И что теперь? — Ну… — настала очередь Каэрвена судорожно сглотнуть. — Миледи, позвольте, я вынесу вас из кареты? Мы привяжем еще лошадей, подложим бревна и доски, подтолкнем сзади и выведем карету на сухое место. А потом засыплем топь, и все остальные тоже перейдут. — Да, и потерям часа два, а то и три, — кивнула миледи. — Скажи, Каэрвен, а нельзя ли было засыпать топь до того, как мы в ней застряли? Каэрвен покраснел. Но ответить не успел, потому что рядом с каретой объявился Ройле. Бесцеремонно растолкав плечами коней, на которых сидели братья, лесоруб подошел к топи и посмотрел на задние колеса, увязшие в бурой жиже по самые спицы. Потом кинул взгляд на передние, обернулся к миледи и сказал: