Его адвокат заверял, что он отделается максимум шестилетним сроком, но Константин не был столь оптимистичен и настроился минимум на «червонец». Забегая вперед, замечу, что его предчувствия оказались точнее обещаний адвоката: он получил двенадцать лет строгого режима. Но об этом я услышал через год. Наша неожиданная встреча мне очень помогла, хотя бы на первых порах пребывания в Бутырской тюрьме, а потом и «в местах не столь отдалённых»: одно дело пытаться жить там, вспоминая «Записки серого волка», другое дело — получить рекомендации человека, который успел побывать в этой системе и искренне хотел мне помочь. За пару часов, что мы провели в «отстойнике», Константин успел рассказать, как правильно вести себя в камере, посвятил в основные неписаные правила… Интересной и весьма важной информации было столько, что голова пухла от её избытка, и я постарался вычленить самые главные уложения, которые нужно соблюдать в местах лишения свободы. Это как бы негласный «кодекс поведения» для тех, кто впервые окажется взятым под стражу, и пишу об этом, чтобы оказать посильную помощь таким неудачникам. Итак… От Автора Я назвал это — «ПАМЯТКА ПЕРВОХОДКУ». Никогда ни о чём не проси, чтобы не стать должником! Никогда никому не верь, чтобы не быть обманутым: враги не предают — предают только друзья и близкие! Надейся только на себя! Старайся ничего не видеть и ничего не слышать, но всегда держать глаза и уши открытыми: вполне возможно, что услышанное или увиденное может касаться лично тебя, и если появилась какая-то опасность, то ты всегда успеешь приготовиться к защите… Никогда не садись играть «под интерес» в неизвестную тебе игру, даже если тебя убедят, что она «проста, как огурец». Или в известную тебе игру, в которую ты не очень силён. Если ты в какой-то игре силён, будь осторожен, когда твой партнер очень легко и спокойно тебе проигрывает. Но при этом он каждый раз удваивает ставку: по теории вероятности хотя бы раз ты ошибёшься, а сумма проигрыша возрастёт до таких размеров, что за неё могут потребовать не только твою задницу, но даже и жизнь!.. Тщательно обдумывай и взвешивай каждое своё слово! За нечаянно вырвавшееся слово можешь ответить. Чем? Смотри выше… Никогда не встревай в разговор, если этот разговор тебя лично не касается, тем более в чужой спор или чужое пари: вполне возможно, что этот спор затеян специально для того, чтобы тебя в него втянуть и потом с тебя же спросить. Когда ты поймёшь, что любой из ответов ведёт к проигрышу, будет поздно. Такие «примочки» специально выдумывались для «лохов» умельцами криминального мира и годами шлифовались, чтобы «разводить лохов». Никогда не лезь на рожон, но и никогда не показывай, что ты чего-то испугался, даже если тебе действительно страшно: в местах лишения свободы уважают только силу и уверенных в себе людей! Никогда не поддавайся на провокации и провокационные вопросы, если не знаешь точного ответа. Но даже если знаешь, лучше мягко уйти от ответа, промолчать. Молчание гораздо меньше может навредить, чем нечаянно вырвавшиеся слова, — об этом нужно помнить постоянно!.. При первом появлении в камере, или, как говорят там, в «хате», на «командировке», то есть на зоне или во время этапирования, первое время старайся ни с кем не сближаться и по возможности не общаться, внимательно осмотрись и чётко разберись, кто есть кто по тюремной жизни. Не дай бог допустить тебе ошибку и взять что-нибудь из рук «петуха», «опущенного» — так называют в местах лишения свободы педерастов, — и ты моментально можешь оказаться в их стане. Есть очень простой, но весьма действенный способ быстро разобраться, с кем ты оказался в камере, куда тебя бросили… Итак… Войдя в камеру, угрюмо осмотрись, кинь, если есть свободная шконка, туда свой мешок, если нет, то на любую занятую, и с серьёзной миной, ни на кого не глядя и ни на кого не обращая внимания, с полчаса нервно бей тусовку по хате. При этом лай, как будто про себя, но вслух на чём свет стоит всех ментов. На первые же вопросы «За что? Откуда? Кто ты?» осмотри интересующегося и резко, но без лишней грубости, как бы между прочим, оборви!.. Потом присядь к столу, вытащи сбережённую пачку хороших сигарет и, прикурив одну, брось остальные на стол и громко объяви: — Братва, это на «общак»! После чего понаблюдай, кто будет брать из пачки и с каким видом: тебе сразу станет ясно, кто «мутит воду в этой обители». Естественно, что «опущенный» никогда не притронется к «общаку», а кто подойдёт закурить первым, тот и является «Смотрящим», то есть стоит во главе «хаты». А когда кто-то из «козырных» тебе всё-таки начнёт задавать вопросы — не торопясь ответь, где жил, и как бы между прочим сам спроси его, откуда он. Не беда, если окажется, что ты не знаешь тот город, район или «командировку», откуда твой собеседник, — хлопни его по плечу, как будто встретил дорогого друга, давно потерянного тобой. И, пока он не очухался, выстрели в него кучей кликух-погонял: кого-то он всё равно признает. Почему? Потому что в нашем замкнутом мире — «жидов», «хромых», «слепых», «глухих», «сынков», «зверей», «дрынов», «буржуев», «профессоров», «интеллигентов» и тому подобных — в любой «куче» найдутся: брось валенком и наверняка попадёшь… Начнутся «воспоминания», «сближение душ», и вот в этот-то момент внимательно следи за тем, что говоришь: старайся отделываться общими фразами и внимательно запоминай, что говоришь, чтобы впоследствии не опростоволоситься. Нужно всегда помнить: все твои ошибки, как и правильное поведение с момента следствия и до момента твоего прихода на «командировку», будут следовать за тобой по пятам, и даже если тебе каким-то образом удастся избежать расплаты за ошибку, даже случайную, то на «командировке» с тебя обязательно спросится за всё… Я чётко запомнил одну из самых важных заповедей для попавших «в места лишения свободы» сидельцев. Особенно для тех, кто впервые там оказался… Никогда не проявляй активность и тщательно следи за тем, что говоришь. Любое неосторожно сказанное слово может быть неправильно истолковано, даже намеренно, и тебе придётся нести ответственность за него, особенно если ты чем-то не понравился тем, кто верховодит в камере, — «Смотрящему» или «шерстяным», то есть его окружению… Как правило, «Смотрящие» назначаются «Ворами в законе» или уважаемыми людьми из «братвы», так называемые «положенцы». Эти люди смотрят за выполнением воровских традиций и тюремных устоев, а также вершат справедливость по арестантским понятиям. Но иногда случается, что они путают своё и чужое, правильное и неправильное. Они, как и все люди, могут ошибаться… Но продолжу своё горькое повествование… После нескольких часов ожидания в «отстойнике» дошла наконец очередь и до нас. Первым делом всех наголо подстригли и сбрили бороды и усы тем, у кого они были. Я пытался возражать против этого, будучи твёрдо уверен, что это нарушение прав человека. Против твоей воли никто не имеет права трогать твои волосы до тех пор, пока твой приговор не вступил в силу, то есть стричь и брить против твоей воли могут только перед отправкой на этап. Я слышал, что в других следственных изоляторах этого правила придерживаются, хотя и не всегда, но в Бутырской тюрьме, по крайней мере в то время, когда её начальником был полковник Подрез, имелись свои правила. От Автора О полковнике Подрезе ходило множество мифов. В частности, один из мифов гласил, что к нему может обратиться за помощью любой подследственный и он всегда поможет. Этот миф распространялся специально, но выполнялась только первая часть легенды. К нему действительно легко можно было попасть на приём, и он действительно внимательно выслушивал жалобу любого заключённого, причём с особым вниманием полковник выслушивал жалобы на своих подчинённых. Вежливо и внимательно выслушав жалобу, он обязательно обещал «разобраться» и наказать виновных. Полковник Подрез действительно вызывал «на ковёр» своего подчинённого, на которого появилась жалоба, и действительно всыпал ему по первое число, но не за то, что сотворил его подчинённый, а за то, что допустил, что на него подают жалобу. Обнадёженный жалобщик возвращался в свою камеру и во всех красках описывал «доброго хозяина». Шло время, но «воз оставался там же», а сам жалобщик подвергался ещё большему прессу, часто такому, что бедняга приходил к мысли о самоубийстве. Кстати, за долгое время начальствования Подреза над Бутырской тюрьмой самоубийств там случилось во много раз больше, чем до его «царствования» и конечно же после. «Долгожители» Бутырки знали об этой особенности Начальника и иногда, жалея кого-то из начинающих жалобщиков, советовали не связываться с «добрым хозяином» — «Лишь в баснях добр медведь…». Но умные люди учатся на чужих ошибках, а вот дураки не учатся и на своих… Другой миф повествовал о том, что однажды Подрез был в командировке в Италии по обмену опытом и заплатил там большие деньги за форму по изготовлению тюремных ложек, то есть «вёсел». До этого для Бутырки закупались обыкновенные алюминиевые ложки, от них отламывалась большая часть черенка, и только после этого они выдавались обитателям Бутырки. Почему? А чтобы нельзя было затачивать черенок и использовать его в качестве холодного оружия, хотя и оставшуюся меньшую часть черенка затачивали и использовали. Форма, которую Подрез якобы привёз из Италии, выплавляла ложку, очень напоминающую детский совочек, а черенок был круглым, длиной, да и толщиной с палец и заканчивался ещё и шариком большого диаметра. И конечно же при виде такой ложки никакая мысль о заточке даже не возникала. Если раньше каждое «весло» нужно было возвращать баландёру, а при невозврате даже одной ложки «шмонали» всю камеру, то после введения новой формы каждому вновь прибывшему выдавали собственную ложку-совочек и кружку… Забегая вперед, замечу: во время работы над данной книгой я по приглашению тогдашнего начальника Бутырской тюрьмы полковника Рафика Ибрагимова (после скандальных побегов из Бутырки Ибрагимов подал рапорт на увольнение) пару раз посетил Бутырскую тюрьму, где выступал с лекциями и встречался с сотрудниками… Полковник Ибрагимов показался мне добрым и симпатичным человеком. Случайно мне пришлось наблюдать, как он общается со своими подчинёнными, как реагирует на жалобы подследственных, внимательно выслушивая каждого. Ибрагимов не распекал на чём свет стоит того, на кого жаловались (кстати, при мне жаловались на отсутствие в камере бумаги не только для обращений в инстанции, но даже для туалета, и на то, что давно не давали иголок с нитками). Были и другие бытовые, достаточно мелкие жалобы, которые любой корпусной должен был сам решить в течение минуты. Полковник делал проще, он говорил примерно следующее: — Иван Иванович, если у вас на корпусе нет бумаги (ниток, иголок, ручек и т. д.), то зайдите ко мне — я вам куплю… — Причём в его голосе я ни разу не услышал угрожающих ноток. «Иван Иванович» тут же махал руками: — Что вы, Рафик Абдрашитович, всё нормально, всё есть, просто я замотался… больше не повторится! Интересно, что оправдывающийся совсем не был напуган, его тон был действительно виноватым, и видно было, что он с большим уважением относится к своему начальнику. А полковник поворачивался ко мне и смущённо пояснял: — Понимаете, Виктор Николаевич, еле концы с концами сводим — денег катастрофически не хватает, иногда даже на питание! Дошли до того, что очень надеемся на экскурсии для иностранцев… — На экскурсии? — удивился я. — По Бутырке? — Ну… — кивнул полковник. — У нас же в одной из башен музей приличный собран. Хотите посмотреть? Конечно же, я согласился и нисколько не пожалел. В этом музее были любовно собраны экспонаты едва ли не с момента основания знаменитой Бутырской тюрьмы. Имеются стенды всевозможных арестантских поделок, стенд тех вещей, которые арестанты проглатывали, чтобы оказаться на больничке. Чего только там не было: от различных гвоздей и иголок до полноценной партии доминушек, извлечённой во время операции из желудка бедняги… Во время своих посещений знаменитого Централа я узнал, что сейчас вновь прибывших в Бутырку не стригут, и сразу вспомнил, как долго я сопротивлялся этой насильственной стрижке… После виртуозной работы тюремного парикмахера над головами вновь прибывших, когда я попытался потребовать соблюдения «прав человека», а мне быстро напомнили, «кто я и с чем меня можно скушать», нам выдали по малюсенькому кусочку хозяйственного мыла и отправили в «баню». В кавычки я взял это слово потому, что помещение, в которое нас завели, даже с большой натяжкой назвать «баней» было нельзя. Огромная душевая с тридцатью торчащими гнутыми трубами, у подавляющего большинства которых отсутствовали душевые головки, и вода лилась сплошной струей. Причём в качестве особой шутки воду подавали то холодную, то с трудом переносимый кипяток. Но мы ещё об этом не догадывались: по команде вертухая сняли с себя всю одежду и моментально стали похожи на братьев-близнецов. Одежду развесили в специальные металлические шкафы на колесиках, которые вкатили в небольшое помещение, называемое прожаркой. После десятиминутного издевательства, именуемого мытьем, — именно столько времени отводилось на то, чтобы более двух десятков арестантов помылись, — нас выгнали из «бани», не дав толком даже ополоснуться. Не успели привыкнуть к холодной воде и намылиться, как из трубы обрушилась горячая, под которой стоять просто невозможно, и кое-как ладошкой пытались стереть мыло. После того как мы напялили на себя горячие одежды и обувь, нас погнали в подвал, где у зэка-кастеляна каждый получил подушку с наволочкой, матрац с матрасов-кой вместо простыней и алюминиевую кружку с веслом-совочком. Выстроив в коридоре всех вновь прибывших, дежурный ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора) начал вызывать нас по списку и определять, кого в какую камеру направить. Вызванные забирались соответствующими корпусными, которые прихватывали у ДПНСИ их карточки и разводили по камерам. Как и предположил Лёва-Жид, нас с ним раскидали по разным камерам. Его вызвали первым, он ободряюще кивнул мне на прощание, и его увели с первой группой куда-то на «спецхату». «Спецхаты» отличались от остальных тем, что в них находилось не более трёх, пяти или семи человек, что существенно улучшало не только жизнь и быт, но и психологическое состояние. Были и одиночные камеры, в которых содержались «важняки», то есть подследственные с тяжёлыми статьями, или «смертники», приговорённые к высшей мере наказания и ожидающие ответа на свои «касатки», то есть кассационные жалобы. Зачастую они содержались там по нескольку лет. На какое-то мгновение я попытался поставить себя на место такого ожидающего. Бр-р-р, жуть! По мне, так лучше сразу бы «лоб зелёнкой намазали», чем каждую минуту ожидать смерти…