Я рад, что Грей прекратил этот разговор. Единственные люди в моей жизни, которым я когда-либо говорил эти три слова, – это моя дочь, Милли и мои родители, но даже они почти не слышали этого. Ну, и Эмори, во время наших отношений. — Ты скучаешь по Милли? Потому что... Я не слышу конца его фразы, застряв на его вопросе. Скучаю ли я за ней? Бля, как я могу не скучать? Я даже не уверен, скучаю ли я за ней из-за своих эгоистичных причин или потому, что она просто умерла слишком молодой и заслуживала встречи со своей дочерью. Определенно из-за своих эгоистичных причин. И из-за других тоже. Черт, я просто скучаю за ней. Каждый день своей жизни. Он задаёт ещё вопросы, но Грей достаточно любезен, чтоб ответить за меня. Я даже не признаю те маленькие ответы, которые я которые я даю Аарону. Я даже не уверен, что они имеют смысл. На самом деле, я почти не замечаю ничего, что происходит вокруг меня. Следующее, что я помню, это то, что Аарона больше нет рядом со мной или вообще в комнате, как и Лили. Но Грей и Колин оба сидят напротив меня и просто смотрят на меня так, словно я должен рассказать им какую-нибудь важную новость. Я ещё раз спрашиваю себя: они знают?! — Ты в порядке? – Колин первым нарушает молчание. — Ага, – звучит не очень убедительно. — Ну, Аарон задавал действительно довольно сложные вопросы, – я беру стакан с водой и делаю глоток. — Ничего нового для меня. — О, перестань нести чушь, Майлз, – довольно сердито стонет Грей. Если быть честным, то мне даже как-то обидно. — Ты можешь одурачить весь мир своим мужественным притворством. Ты можешь одурачить всех, включая свою семью. Но ты не можешь одурачить ни одного из нас. Мои глаза переключаются между Греем и Колином, я не уверен, на кого нужно смотреть. — Что ты имеешь ввиду? — Серьёзно? Прикидываешься тупицей? Грея похитили инопланетяне и прислали его клона? Потому что этот человек, стоящий передо мной прямо здесь, не Грей Дэвис, каким я его знаю. — Ты был замкнут всю эту неделю, любовь моя. — Нет. Это обычный я. Колин приподнимает брови, тем самым обвиняя меня во лжи. — У нас уже есть один, который сходит с ума из-за девушки. Чтобы ни происходило в твоей жизни, обычно со временем становится намного хуже, так что давай мы поможем тебе, пока все не стало только хуже. Я фыркаю. Помощь? Да и я не думаю, что они чем-то могут помочь. — Это из-за Эмори? – спрашивает Грей, наклоняясь вперёд и положив руки на колени. — Ты уже влюбился в неё? Поэтому ты игнорировал её практически всю неделю? Я затыкаюсь. — Влюбился в Эмори? Я? Да, верно. – Я бы никогда. Или, ну, я никогда больше не влюблюсь в нее. — Если это не так, тогда что за херня, Майлз? Я откидываюсь назад и смотрю в потолок. Прежде чем я понимаю, что собираюсь сказать, слова покидают меня. — Она беременна, – бормочу я, хотя, когда ни один из моих друзей не реагирует, я поднимаю голову чтобы узнать, дышат ли они вообще или нет. Или, может быть, они меня не услышали. Они смотрят на меня. Их глаза устремлены на мое лицо, а губы слегка приоткрыты. Нужно многое, чтобы шокировать моих друзей, в особенности моей жизнью, и все же, они шокированы — Беременна? – говорит Колин первым. — То есть в ней целая задница ребенка? — Теоретически это не... — Беременна? – выпаливает Грей, кашляя. — То есть сперматозоиды прошли через её матку и оплодотворил яйцеклетку? — Я бы сказал, что... — Беременна?! – Колин прерывает меня, на полуслове. — То есть, она собирается стать матерью? — Да, она бере… — Беременна! – Грей смотрит на Колина так, словно хочет убедиться, что Колин услышал то же, что и он. — Как и в тот гребанный раз, когда ты трахнул её, вы оба каким-то образом создали гребанную жизнь. Сколько херни в одном предложении. — Это твой ребёнок, да? – спрашивают они оба в унисон, поворачивая головы ко мне. — Да, это мой ребёнок. Хотя, хотелось бы, чтобы это было не так. Я имею ввиду... Дерьмо. Нет, это звучит неправильно. Как не крути, я все равно буду звучать как мудак. Дело в том, что я никогда не хотел ещё одного ребенка. Окей, я хотел до того момента, как родилась Брук и умерла её мать, но к настоящему времени я вычеркнул это из списка вещей, которые я хочу в жизни. Другой ребёнок не был у меня в планах. Особенно с Эмори. Разумеется, я позабочусь об этом ребёнке. Я знаю, что буду любить его или её, как Брук. Мне просто никогда не приходило в голову, что мне когда-нибудь снова придется растить ребёнка. Я никогда не хотел делать этого снова, только не без Милли. Теперь, когда невозможное стало возможным, я не собираюсь отказываться от своих обязанностей или просто исчезать. Черт, я даже позабочусь об Эмори в бегах, Бог свидетель, ей нужен кто-то, кто позаботится о том, чтобы она осталась жива. — Извини, – говорит Грей, явно поняв, в каком шоке они были с Колином. — А почему бы тебе тогда не поговорить с Эмори? Я вздыхаю, снова глядя на белый потолок. Я пришел к выводу, что этот дурацкий потолок сейчас для меня как безопасное место. Он не смотрит на меня осуждающими глазами и не открывает рот. Это просто для меня, чтобы посмотреть, собраться с мыслями и позволить себе почувствовать, что я один на мгновение. — Наверное, я просто... — Боишься? – Колин говорит за меня, когда я не продолжаю даже минуту спустя. Я медленно киваю. — Да, именно так Я чувствую, как диван рядом со мной прогибается в обе стороны, но так как я знаю, что ко мне приближаются Грей и Колин, я все ещё не удосуживаюсь отвести взгляд от моего друга – потолка. — Почему? У тебя уже есть дочь, и ты проделал большую работу, воспитав её. На самом деле, ты до сих пор отлично справляешься. Я знаю это. Я знаю, что не самый идеальный отец, но мне кажется, что я делаю некоторые вещи правильно. — Я боюсь не родительской чести, – я сажусь, упираясь локтями в бедра и держа голову руками. — Это… смерть Эмори. Две руки лежат на моей спине для утешения, и, хотя я думаю, что такое утешение не очень мне помогает, я все же не хочу, чтобы они прекращали эти попытки. — Я же убил Милли. Я не могу быть причиной смерти ещё одной из них… Я не могу. Эти дурацкие горячие слёзы, как чуть меньше недели назад, появляются снова, катясь по моему… носу? — Ты же знаешь, что не убивал Милли, верно? – Колин говорит гораздо более спокойным, сочувствующим голосом, чем я привык слышать. — Это было осложнение. Почему они все ещё продолжают говорить это? Это моя вина. Она забеременела из-за меня. Если бы не я, она бы даже не оказалась в положении жизни и смерти... Или... ну, смерти. — Милли ещё не было и семнадцати. Беременные девушки в возрасте до двадцати лет подвергаются более высокому риску осложнений, включая смерть, – заявляет Грей. Конечно, он знал это. Каждый раз, когда кто-то спрашивает где мать Брук, я отвечаю, что она умерла. Но я также говорю, что ей было семнадцать. Не прошло и недели, как ей исполнилось семнадцать. Единственные люди, которые знают правду о её возрасте Это Аарон, Грей и Колин. И, очевидно, семья Милли. Но кроме них, для всех остальных ей было семнадцать. Я даже не знаю, почему я продолжаю об этом говорить. Возможно потому, что Милли никогда не хотела, чтобы люди знали, что ей было всего шестнадцать, когда она забеременела. — Подумай об этом, Майлз. Эмори может умереть в любой час этого дня. Ты боишься, что она может просто упасть на тебя замертво, пока ты будешь с ней в одной комнате? – спрашивает Грей. Я качаю головой. – Ты боишься, что она может умереть к тому времени, когда ты вернёшься домой? — Нет, – отрезаю я. — Но это другое. — Как это отличается? – спрашивает Колин. — У тебя был один плохой и травмирующий опыт, и да, ты многое потерял в тот день. Но это не значит, что это произойдет снова. — Именно, соглашается Грей. — Я имею ввиду, не бери мои жизнь в пример, но даже если ты это сделаешь, я все ещё жив, верно? Я выжил. И ты выживешь, если что-нибудь случится с Эмори. Жизнь Колина как пример? Да нет, спасибо. Он потерял не только одного, но сразу двоих родных. Одного из-за суицида, другую из-за рака, не так давно. — С Эмори ничего не случится, – говорит Грей. — Эта женщина надерёт задницу смерти, если ей придётся.