Он пожимает плечами. — Это была первая татуировка, которую я сделал. Серьёзно? Это еще более странно. — Мне было лет семнадцать, это было примерно за несколько дней до того, как мы расстались. Тогда я думал, что это был самый умный поступок, чтобы доказать, что я люблю тебя. — Да, я тоже всегда делаю татуировки, посвящённые моим парням, непосредственно перед тем, как расстаюсь с ними. — Серьёзно, ты тогда стала таким параноиком из-за того, что я раз в неделю в коридоре между вашими комнатами разговаривал с Милли, так что я решил сделать это. Я подумал, что это был бы отличный способ сказать тебе, что она мне не нравится, – его губы дергаются, но на этот раз не из-за улыбки, а потому что тогда, это, возможно, было правдой, но теперь я знаю, что его слова о том, что она ему никогда не нравилась, кажутся неправильными. — И всё же ты порвал со мной. Из-за сообщений. На его лице замешательство. — Нет. Ты порвала со мной. Из-за сообщений. — Я бы никогда этого не сделала, Майлз. Я знаю, что была застенчивой и глупой, но расставание из-за смс всегда было далеко не моё. Кроме того, ты не просто разговаривал с Милли «в коридоре», ты постоянно разговаривал с ней, – говорю я. — Она показывала мне твои сообщения. Всё время. Он немного откидывается назад, моргая несколько раз, прежде чем слова успевают слететь с его губ: — У меня даже не было её номера, Эм. Я получил его, может быть, только через неделю после того, как мы расстались. — Ты лжёшь, – обвиняю я, пытаясь отделаться от него. Если он не лжет, это означает, что моя сестра солгала мне, и я бы предпочла, чтобы это не было правдой. Майлз крепче сжимает мои бедра, не отпуская меня. — Она написала мне сообщение и попросила встретиться перед её школой. Сказала, что ты попросила её вернуть мне какую-то вещь. Только после этого дня мы начали разговаривать чаще. Эмори, я никогда не разговаривал с Милли без тебя. Каждый разговор, который был у нас с Милли, пока мы, – он делает жест между нами, — были вместе, ты слышала. ГЛАВА 45 «И я отдам тебе своё сердце, чтобы мы могли начать всё сначала» – Over Again by One Direction Майлз — Она солгала нам! – Эмори наклоняется вперёд, её голова покоится на моем плече. — Она, блять, солгала нам. — Мы не можем ничего изменить, так что нет смысла злиться на неё, Эм. – Я обнимаю свою жену, прижимая её к себе, утешая. Я ненавижу сложившуюся ситуацию также сильно, как Эмори, но злиться на мёртвого человека кажется неправильным, а расстраиваться из-за того, что мы не можем ничего изменить, по меньшей мере глупо. Я медленно ложусь, сжимая в объятьях Эмори и совсем не заботясь о краске. К чёрту одеяло, я куплю новое. — Я знаю, – бормочет Эмори мне в плечо. — Я не думала, что Милли стала бы так лгать. Особенно после того, как она увидела, насколько тяжело мне далось расставание. — Любила меня так сильно, да? – я провожу рукой по её коротким волосам. Они немного отросли, но не слишком сильно. Эмори приподнимается, чтобы сесть. Прямо на моей промежности. — Заткнись, – она закатывает глаза, а затем смотрит на свою руку. — Чёрт, я забыла о палитре. Прежде чем у меня появляется шанс посмеяться над её глупостью, она прижимает свою руку к моей груди, оставляя отпечаток ладони. Она прижимает ту же ладонь к другому месту на моем теле, повторяя это до тех пор, пока краска не перестаёт оставлять отпечатки. — Ты собираешься сделать и эти татуировки тоже? Я киваю, хотя на этот раз несерьёзно. Мне нравится цветок на спине. Я думал о том, что делать со своей спиной, и, так уж случилось, что Эмори великий художник. Мне нравится её стиль, то как она колеблется между комическими рисунками и реализмом с небольшой изюминкой. Она могла бы нарисовать член, и я, вероятно, посчитал бы его потрясающим. Когда её руки, наконец, ложатся на мой живот и она смотрит на меня сверху вниз с легким намеком на улыбку, я позволяю себе всего мгновение, чтобы рассмотреть её. Я наблюдал за Эмори с тех пор как узнал её. Я смотрел на неё и никогда… не замечал так, как сейчас. Никогда не признавал её так, как должен был. Её волосы шёлком лежат на плечах. Её губы полные, но не слишком большие. Её щеки всегда слегка розовеют в естественном румянце, и я знаю, что это одно из самых милых зрелищ на свете. У неё пушистые, длинные ресницы, и хотя она настаивает на том, что ей нужна тушь, чтобы сделать их видимыми, я не думаю, что в этом есть необходимость. Её зелёные глаза ещё прекраснее, когда наполнены счастьем и смотрят на меня. Боже, как бы я хотел быть хотя бы маленькой частичкой этого счастья. Достаточно всего полпроцента. — Почему ты возненавидел меня? – спрашивает Эмори, понизив голос. Обычно она не боится задавать вопросы, но в этом чувствовалась тревога. — Я никогда не испытывал ненависти к тебе, дорогая, – я кладу руки ей на талию, под рубашку. — У меня было разбито сердце после того, как я подумал, что ты порвала со мной. Я думал, это ты ненавидишь меня. — Я любила тебя, – говорит она, защищаясь. — По крайней мере, на уровне пятнадцатилетнего подростка. — Хм, – я всего на полтора года старше Эмори, но слышать, как она говорит, что ей было пятнадцать, сейчас звучит… неправильно. Ладно, к тому времени, когда мы расстались, ей было почти шестнадцать. Я имею в виду, мне было семнадцать, когда мы расстались. И ровно одиннадцать месяцев и три недели спустя у меня родился ребенок от её сестры-близнеца. — Знаешь, никогда не поздно попробовать ещё раз, – говорю я. Возможно, если бы Милли не вмешалась – зачем она вообще это сделала? – мы с Эмори никогда бы не расстались. Раньше мне казалось, что нам с Милли суждено быть вместе. Но, может быть, если бы Милли не разлучила нас… Возможно, я был любовью всей жизни для Милли, но, очевидно, что она не являлась таковой для меня. Мне потребовались годы, чтобы это осознать. Я думаю, что начал понимать это, когда увидел, как Колин влюбился в девушку, которая была близка к смерти. Лили не умерла, но Колин всё время, пока пытался заставить её принять помощь, не зная, останется ли с ней. Будет ли она жить. Не проснется ли он одним утром с известием о том, что она умерла. Он любил её, зная, что может потерять в любой момент. Но она жива. В конце концов, она хотела получить помощь. Сейчас они счастливы, хотя, по-моему, у неё всё ещё есть проблемы. Их история могла закончиться разбитым сердцем, как и моя, но этого не произошло. Отношения с Лили могли стать уроком для Колина. Глядя на них, я понял, что отношения с Милли – один из жизненных уроков. Я безумно любил её, она всегда будет занимать место в моём сердце и всегда будет любима мной, но это чересчур жестокий урок, который я должен был усвоить. Я приподнимаюсь так, чтобы наши губы были достаточно близко, но не соприкасались. — Попробовать еще раз? – шепчет она, тяжело дыша. — Давай попробуем ещё раз, Эм. Эмори сокращает расстояние между нами, целуя меня и вместе с тем воспламеняя мои тело и сердце. Она заставляет каждый волосок на моём теле встать дыбом, каждый мускул напрячься и расслабиться, когда издает тихий стон. Я скольжу руками вверх по её телу, медленно приподнимая её рубашку. Я даю ей достаточно времени, чтобы сказать «нет», остановить меня. Но она этого не делает. Поэтому, когда наши губы приоткрываются, и она проводит руками по своему телу, я, не колеблясь, стягиваю рубашку полностью. На ней нет лифчика – мои глаза прикованы к её груди, вместо того чтобы двигаться ниже. Её дыхание становится неровным: глубокие вдохи сменяются частыми, и наоборот. — Ты не против этого? – спрашиваю я, просто чтобы быть уверенным. — Не против, – отвечает Эмори и прижимается своими губами к моим ещё раз. Мило и быстро, но с такой страстью, что уже можно было бы разбить моё сердце. — Но мы должны сделать это быстро. Уже почти пять утра. Это означает, что у нас есть примерно час до того, как Брук окончательно проснется и захочет посмотреть своё любимое телешоу, которое выходит в эфир каждое утро в шесть. Больше не теряя времени, я обнимаю свою жену, чтобы удержать её в устойчивом положении, пока разворачиваю нас, укладывая её на одеяло. Я дергаю за резинку её шорт и белья, она приподнимает бёдра, чтобы мне было легче снять с неё одежду. Ткань скользит по её гладким, как шёлк, ногам, и я швыряю их куда-то в комнате, не заботясь о том, куда они попадают. — Знаешь, эти цвета тебе идут, – говорит Эм с лёгким смешком в голосе, когда я снимаю боксеры и снова опускаюсь на колени. Она кладет ноги мне на бедра, и я резким, но бережным движением притягиваю её ближе к себе. Эмори издаёт тихий вскрик, когда мой член входит в неё. Она приходит в себя в ту секунду, когда я поглаживаю свой член, прежде чем снова проникнуть в неё. Я умираю от желания почувствовать, как она сжимается вокруг меня, но сдерживаюсь, чтобы немного подразнить. Прижимаю головку своего члена, толкаюсь внутрь нее до определенной степени, но недостаточно, чтобы войти в нее. — Ты так думаешь? Я ухмыляюсь, затем опускаю руку в краску. Большая часть моего тела уже покрыта ей, так что какое это имеет значение, верно? Я погружаю руку в краску на палитре, покрывая ладонь множеством цветов. Сведя обе руки вместе, я потираю их друг о друга, смешивая цвета в своих ладонях, в то время как моя жена наблюдает за мной широко раскрытыми глазами. Наклонившись совсем чуть-чуть вперед, я кладу обе руки на ее грудь, сжимая её. Эмори открывает рот в знак протеста, но вместо этого у нее вырывается вздох, когда я провожу большими пальцами по ее чрезмерно чувствительным соскам. — Я убью тебя. — Хочешь убить единственного парня, который заставляет тебя кончать? По-моему, это не слишком разумно, если тебе интересно моё мнение, – мои руки ещё немного блуждают по её коже, оставляя на ее теле как можно больше краски. Как только мне понравится мой шедевр, я найду время пометить ее другими способами. — Ты… Откуда ты это знаешь? — Сан много говорит. — Клянусь, эта деву... – я наклоняюсь вперед, толкая свой член. — О, святые, – я закрываю ей рот рукой, заставляя замолчать. — Ты чертовски промокла, дорогая, – ожидал, что столкнусь с чуть большим сопротивлением, когда погружусь в нее, но этого не произошло. Она стонет в мою ладонь, когда я немного отвожу бедра назад, затем снова толкаюсь вперед. Её грудь подпрыгивает от моего толчка. Убрав руку с её рта, я сажусь и провожу обеими руками под её попой, приподнимая её бедра. Руки Эмори вцепляются в одеяло, её губы плотно сжаты в попытке сохранить спокойствие. У нее на губах слабый отпечаток ладони из-за остатков краски на моей руке, и я бы, наверное, рассмеялся, не будь я слишком занят, проникая глубоко в свою жену, чтобы слышать приглушенные вздохи и стоны, которые вырываются у нее. — У тебя так хорошо получается, дорогая.