На работу в его фирму Ксю не взяли, она и такую схему пыталась провернуть. Оставалось ждать. И когда она совсем уже отчаялась, это случилось. Она навсегда запомнила этот солнечный майский день. Ксю заканчивала верховую прогулку, когда у ворот увидела Петровских. На этот раз с женщинами был мужчина. Ксю сразу поняла: это он. И перешла на строевую рысь, зная, что он смотрит. Она лихо взяла барьер. Ради него Ксю готова была прыгнуть и выше. Да куда он скажет. Хоть в адово пекло. И услышала: – Браво! Она не торопилась слезать с лошади, потому что видела: мужчина ее мечты идет к ней. В жизни Леонид Петровский оказался еще лучше, чем на фото. Потому что выглядел не таким недоступным. Ксю почувствовала на спине его руку и замерла. Так уверенно и по-хозяйски Ксю еще никто не обнимал. Они что-то говорили, о тренере, кажется. Потом вместе пошли ее искать. Дошли они только до первого укромного местечка, которым оказался денник. Лошадь фыркала и тянулась мордой к ним в надежде на лакомство, но они ничего не замечали. Ксю давно уже не чувствовала такого возбуждения. Его умелые губы высекали из ее разгоряченного тела искры, кружевные трусики промокли насквозь, в глазах стоял туман. Но его ждали жена и дети. История повторялась уже в четвертый раз. Но Ксю решила дать бой. На этот раз не считаясь ни с чем. Они с трудом оторвались друг от друга. Петровский достал телефон: – Я тебе позвоню. Говори номер. Она потом боялась, что перепутала цифры, губы дрожали. Он позвонил на следующий же день. Она опять боялась, что свидание не состоится, что-то им помешает. Боялась до последнего. До того момента, как они оказались в лифте: она, мужчина ее мечты и его охрана. Дальше был ряд ярких вспышек. Его глаза, похожие на две воронки, в которых закрутились вихри. Она понеслась, без раздумий ныряя в эти воронки, и, подхваченная бушующим в них ураганом, торопливо стягивала платье, прислоняясь спиной к входной двери. Потом его губы и, наконец, руки. Его кожа была сухой и горячей. Запах парфюма горький, с нотками дыма. Ксю показалось, что и она дымится. Это была не нега, не восторг, а сумасшедшее падение в бездну, где дно оказалось устлано нежнейшими лепестками роз. Ксю взлетала, и падала, и снова взлетала. На очередном пике ее затопило огненной лавой, горячая волна пошла от живота по всему телу, и наконец несколько сладких спазмов, во время которых Ксю почти отключилась, принесли ей долгожданную свободу. Ксю стала невесомой, она парила. Это был волшебный секс, один из лучших в ее жизни. Он, кажется, тоже был доволен. – Завтра придешь в мой офис, – сказал Петровский. – Начнешь секретаршей, а там посмотрим. Я хочу, чтобы ты была под рукой. У тебя талантливое тело, надеюсь, и в голове что-то есть. Месяц она проходила в секретаршах, дрожа от страха. Сказка могла закончиться так же быстро, как и началась. О Леониде Петровском ходили разные слухи. В основном о его бурной молодости. Возглавив строительную компанию, он навсегда закрылся от любопытных глаз. Ксю боялась с ним говорить, пока не поняла, что он тоже предпочитает помолчать. Загадочный, закрытый, непостижимый. Через месяц Леня сказал, что она справилась. Тогда же Ксю впервые назвала его по имени: она заполучила почетный титул постоянной любовницы. Петровский купил для Ксю апартаменты в одной из башен Москва-Сити, и Ксю вознеслась на небо. У нее закружилась голова. Ксю невольно стала его эхом. Ей и в самом деле нравились те же фильмы, она интуитивно обругала «Красотку». Хотя мечтала о том же, что и героиня: выйти замуж за своего миллионера. Ксю готова была играть дурочку, в голове у которой только шмотки и новые татушки. Пудровое напыление бровей и уколы рестилайна в лоб, где обозначились еле заметные морщинки. Если Леня не будет оплачивать сумасшедшие счета, он может заподозрить, что Ксю нужно гораздо больше. Ей нужно все. Нет, не о его деньгах она мечтала. Ксю впервые чувствовала себя абсолютно защищенной. Леня был стеной, за которой никакие бури не страшны. Начальницей Ксю оказалась плохой, девчонок «строить» не умела. В ее отделе маркетинга царили дружба и панибратские отношения. Но все как-то работало, коллектив подобрался слаженный, все друг друга страховали. В отличие от финансового отдела, которым руководила Юля. Там как раз было непримиримое соперничество. С годами Ксю убедилась, что кнут гораздо больший стимул для сотрудников, чем пряник, и Юля права, что так поступает, но Ксю ведь не карьеру пришла делать, в отличие от Юли. Ксю парила в небесах полгода, пока не узнала, что жена Лени в третий раз беременна. О! Ксю-то знала эти весомые «аргументы»! И не сомневалась, что Анастейша, как мысленно Ксю называла его жену, тоже их прекрасно знает. Если Анастейша родит, Леня уже никогда с ней не разведется. Несмотря ни что, он порядочен и любит своих детей. Ксю интуитивно догадывалась, что у нее есть союзник. Не все хотят прибавления в семье Петровских. В тот роковой день совместными усилиями они добились того, чего хотели. Выкидыша. Хотя, конечно, Ксю хотелось бы большего. Анастейша помогла. И чего ее понесло на верховую прогулку? Надо было дома сидеть и беречь своего драгоценного ребенка. Ксю праздновала победу, но недолго. Нельзя недооценивать умных мужчин. Она прекрасно запомнила и другой день. Когда Леня пришел к ней с таким лицом, что у нее почти остановилось сердце. Ксю поняла: он пришел, чтобы выставить ее за дверь. Оказалось, что Леня нанял частного детектива. Что ж, три любовника, у которых Ксю была на содержании, две гименопластики и не счесть, сколько мелких грехов. Слава богу, детектив не все раскопал. – Мне вещи собирать? – замирая, спросила она. И машинально посмотрела в окно. Полет будет долгим, она даже успеет насладиться видами. Лёня и ее приучил к черному юмору. Но Петровский дал ей шанс, сказав: – Пока нет. Мне надо подумать. Что ей оставалось делать? Только нейтрализовать частного детектива. И Ксю решила с ним встретиться. Так появился большой белый конверт. Ксю знала о его существовании. Она лично позаботилась о том, чтобы содержание этого конверта было достойным. Сергей Ильинский прозрел быстро. Ксю была уверена, что все уладится. Ильинский не станет копать дальше. А Леня молчал. Молчал он неделю. Ксю жила все это время между жизнью и смертью, все чаще поглядывая в окно. Наконец он пришел. Без звонка, без предупреждения. Хотел, наверное, застать ее с другим. Да разве могут быть другие, когда есть он? Ксю поняла, что победила. Победа была половинчатой. Леня решил с ней остаться, но окончательно закрылся. Он больше не говорил с ней ни о семье, ни о делах. Ксю сначала взгрустнула, но решила, что время лечит все. Она знала, что у Лени есть смертельный враг. Этот враг как-то сделал Ксю предложение. Он, похоже, всем его делал. Всем, кого посчитал так же смертельно обиженными Леонидом Петровским. Ксю отказалась. Вскоре она заметила, что Леня приходит к ней все реже. Он словно пытался слезть с иглы. Интервалы между их встречами сначала увеличились на дни, потом на неделю. Наконец, на две. И Ксю впервые задумалась о своем будущем. – Еще пара лет, и мы разбежимся, – легкомысленно сказала как-то она. Пара лет?! Она явно себя переоценила. В тот день Ксю не было в офисе, она ушла к стоматологу отбеливать зубы. Леня позвонил из машины. – Сегодня я не приду, – сказал он. – И завтра тоже. На работе меня не будет. – Что случилось? – разволновалась она. – Я еду в Бережки. – Неприятности? – Скорее, напротив. Новость сногсшибательная. Ай да мама! А главное, ай да Катя! Вот уж не ожидал от монашки! – Катя? Ксю знала, что в доме у Петровских живет какая-то Катя. Но Леня о ней почти не говорил. Вскользь упомянул пару раз. – Моя… Слушай, тут звонок на второй линии. Я тебе завтра позвоню. Не жди меня. Она услышала в телефоне тишину. Вскоре он погас. И так же погасла на лице у Ксю улыбка. Ее отбеленные зубы были стиснуты. Лицо, похожее на натянутый барабан, было неподвижно. Ксю поняла, что битву проиграла. В четвертый раз. Ее войска отброшены, позиции смяты. Для мужчины ее мечты есть вещи гораздо более важные, чем черные шелковые простыни и взбитые сливки на коричневых сосках искусственной женской груди. Чем девушка, похожая на куклу, и ее неумелая, несмотря на всю ее искушенность, любовь. Он строил империю. А сначала боролся за нее. У него была какая-то тайна. А возможно, и не одна. Ксю поняла наконец, в чем ее несовершенство. Нет, с телом все в порядке. Она – эхо. А надо было найти свои слова. И сказать ему, о чем она на самом деле думает и чего хочет. Гестия По праву рождения она принадлежала к двенадцати главным греческим божествам, но не могла находиться на Олимпе, и ее заменил Дионис. С тех пор Гестия не принимает участия в любовных интригах и войнах. Для Гестии важен не статус, а смысл и душевный покой. Ее символ – домашний очаг. К нему возвращаются мужчины из своих странствий и после подвигов. И от других женщин тоже. Я даже не запомнил тот день, когда Катя появилась у нас в доме, как не запомнил ни одного ее слова, сказанного мне. Впрочем, вру. Был один разговор, довольно занятный. Но сначала с мамой. Это случилось лет пять назад, а может, и шесть. Я давно уже не видел маму такой взволнованной. По ее лицу я понял, что мама хочет сказать мне что-то очень важное, и посчитал, что это касается ее мужа. Мягко спросил: – Что случилось? Ты опять будешь проситься хотя бы на недельку на Кипр? – Андрею плохо без меня, но я прекрасно знаю, что ты против. И даже если я буду тебя умолять, ни за что не согласишься. Ты имеешь право быть безжалостным. Я о другом хотела поговорить… У тебя есть время? – Для тебя у меня всегда есть время. Повторяю вопрос: что случилось? – Я никогда не рассказывала тебе о наших провинциальных родственниках. – И я справедливо полагал, что их не существует. – Вот уже не один десяток лет я не езжу в свой родной город. И мне за это стыдно. – Ты им чем-то обязана? Ему и своей родне? Тебе там памятник поставили, а ты не поехала на открытие? – Леня, ты можешь говорить серьезно? – Я серьезен. И в третий раз повторяю: что случилось? И, пожалуйста, короче. Без сантиментов. – Ты очерствел, – огорченно сказала мама. – Вот и Настя жалуется. – Настя тебе жалуется?! А почему со мной не поговорит? – С тобой невозможно нормально разговаривать. Ты либо отшучиваешься, либо грубишь. – Я тебя внимательно слушаю. – Я прошу у тебя позволения, чтобы у нас жила моя племянница. – Племянница? – Дочь моей двоюродной сестры, – поспешно сказала мама.