– Почему я о ней никогда не слышал? И о твоей сестре тоже? – Я должна была бы о них позаботиться, но не сделала этого. – Они поступили бы точно так же, если бы разбогатели: забыли о твоем существовании. Не посыпай голову пеплом. Как я понял, ты хочешь искупить свои грехи. – Наши, Леня. – А я очерствел. Меня абсолютно не интересует провинциальная родня. Сколько ей лет, этой твоей племяннице? – Около сорока. – Ты даже не знаешь точно, сколько ей лет?! – Она очень несчастна, Леня. Родила вне брака, а в провинции общественное мнение – это бабушки на лавочках. Бедную Катю заклевали. – Катю, значит. – У меня ведь есть и свои деньги. – И я никогда не контролировал твои расходы. Хотя недавно мне на стол легли довольно странные счета. Но поскольку это не связано с Кипром, я их проигнорировал. Я видел, что мама разнервничалась. Она тратила слишком уж много денег на благотворительность. Какой-то фонд, назначения которого я не понимал. И хотел было с этим разобраться, но дела навалились. – Если ты не возражаешь, Катя к нам в Бережки переедет. – С какой стати мне возражать? – пожал плечами я. – Понимаю: ты одинока и нуждаешься в компаньонке. Бедная родственница из провинции вполне подойдет. Пусть приезжает. – Спасибо. Повторяю: день, когда у нас появилась Катя, я не запомнил. Она долго пряталась в своей комнате на втором этаже, самой дальней, угловой, месяц, два, а может, и больше. Иногда я видел какую-то тень, которая шарахалась, едва завидев меня. Тень всегда была в черном. Не выдержала Настя: – Эвелина Вячеславовна, почему Катя никогда не завтракает с нами? А также не обедает и не ужинает. – Она стесняется. – Но мы такие же люди. И мы не кусаемся, – попыталась пошутить Настя. – Хорошо, я ей скажу. Катю моя мама уговаривала еще неделю. Наконец я увидел свою какуютоюродную сестру. Когда мы все уже уселись за стол, в дверь вошла женщина в черном. Внешность у нее была незапоминающаяся. Разве что глаза. Как на иконах. Тех, где изображены великомученики. Страдающие глаза, невыразимо печальные. – Здравствуйте, – прошелестела Катя. Замечу, что это был ужин, и за окном уже стемнело. Видимо, при свете дня она прийти не решилась. – Проходи, садись, – ласково сказала мама, кивнув на свободный стул. Катя кинулась к нему и буквально упала. Мне даже показалось, что она всхлипнула. Она психически здорова, интересно? Когда разносили еду, Катя вскочила, чтобы выхватить из рук прислуги поднос. – Катя, сядь, – не выдержал я. – Здесь не цирк. Мы просто ужинаем. Звук моего голоса оказал на нее странное действие. Она успокоилась. Села обратно за стол и даже немного поела. Этих семейных застолий Катя всячески избегала. Но моя мама почему-то настаивала, чтобы Катя с нами общалась и обязательно ужинала. – Это твое законное место, – сказала как-то она. Словам я не придал значения. А зря. Катя все время пыталась быть нам полезной. Целыми днями вязала, и мы получали в подарок шарфы мышиного цвета и уродливые салфетки. Их мама, слава богу, увозила на какие-то свои благотворительные аукционы. Не сомневаюсь, что салфетки улетали за баснословные деньги. А вот шарфы… Когда я как на крыльях летел в Бережки, то, обернувшись, увидел на заднем сиденье этот шарф. Оказывается, я всегда возил его с собой. Он пах Катей. Не духами – косметикой и парфюмом Катя не пользовалась. Ладаном. Потому что, к нашему огромному общему счастью, Катя открыла для себя монастыри и с энтузиазмом принялась за паломничество. Звенигород, Новоиерусалимский монастырь в Истре, а потом и дальше: Владимир, Ярославль. Мы все вздохнули с облегчением: и салфеток стало меньше, и шарфы закончились. Но в этот последний свой день я схватил его и прижал к лицу. Ай да Катя! Этот запах показался мне слаще любых духов, даже самых дорогих. Тех, которыми пахла моя мама. И ай да мама! Что касается нашего единственного с Катей разговора… Ведь последние два года я редко бывал в Бережках. Меня прекрасно заменял Дергач, который торчал там постоянно. Я надеялся, что Настя с Катей станут подругами. И именно Катя поддержит мою жену в период навалившейся на нее тяжелейшей депрессии. Но Катя перед Настей робела. Все время норовила назвать ее по отчеству. Передо мной робела еще больше. И в конце концов я не выдержал. Признаться, мне с трудом удалось поймать момент, когда Катя была одна и все пути к отступлению для нее были отрезаны. В комнату к ней я не заходил. Черт знает почему. Стеснялся, что ли. Я? Стеснялся?! Но меня туда ноги не вели. Мне казалось, что там келья, где я мигом вспомню все свои грехи. Упаду на колени и раскаюсь во всем, рыдая над списком своих любовниц. А наутро наши клиенты получат ошеломляющие скидки или я вообще примусь раздавать многомиллионные квартиры даром. Застал я Катю на кухне. Я же говорю: она все время пыталась помогать, и не только нам, Петровским. Прислуге тоже. Мариша куда-то отлучилась, и Катя стояла у плиты, помешивая аппетитно пахнущее варево. – Хочу сделать сэндвич, – громко сказал я, войдя на кухню. Катя обернулась и выронила ложку. Я нагнулся и проворно ее поднял. – Спасибо, – прошелестела Катя. – Я давно хотел тебя спросить: почему ты никогда не смотришь мне в глаза? – Отпустите меня, пожалуйста, – неожиданно взмолилась Катя. – Отпустить?! – Я не старая еще. Работать могу. Уборщицей или горничной. Я не могу так. – Как так? – Леонид Андреевич, зачем вы меня мучаете? – Катя, да ты что! Я всего лишь хочу наладить родственные отношения. – Вы меня даже не помните. – Но разве это удивительно? Давай узнаем друг друга заново, – я взял ее за руку. Катя оцепенела. Я никогда еще не видел, чтобы женщина на меня так реагировала. В глазах у Кати был ужас. Я торопливо выпустил ее руку. – Кто тебя так напугал? – спросил я. – Ты думаешь, что я монстр. – Да вы для меня все! – вырвалось у Кати. – Не стоит так горячо благодарить за кров, который мы тебе предоставили, – с некоторым пафосом сказал я. – Ты обходишься мне гораздо дешевле других. Ходишь в одном и том же платье, косметику не покупаешь, ешь мало. Ты выгодное приобретение, Катя, – пошутил я. Видимо, пошутил неловко, потому что Катя затряслась. Я понял, что если немедленно не уйду, то с ней случится припадок. А вдруг она эпилептичка? И я сбежал. Меня, циника и остряка, повергла слабая женщина! Вечером мама сердито сказала: – Зачем ты обидел Катю? – Обидел? Максимум взял ее за руку. И то это был невинный жест, ничего плотского. Я просто хотел Катю как-то ободрить. Чтобы не пряталась от меня больше. – Оставь ее в покое, – сурово сказала мама. – Ты даже не представляешь, что она для тебя сделала. – Ну так расскажи. – Придет время – расскажу. – А почему не сейчас? – Катя не хочет. – Да кто она такая, эта Катя?! – Твой ангел-хранитель. Но, похоже, этого ангела отвлекли. Катя плохо за меня молилась. А я был уверен, что во всех ближайших монастырях, да и в дальних тоже по будням и праздникам молятся за здоровье и благополучие Леонида Петровского. Катя неустанно заказывает эти молебны на деньги, которые дает ей моя мама. Иногда они ездили в монастырь вместе. А пару раз моя мама вывозила Катю за границу! Видимо, тоже в какое-то паломничество. Мне главное было, чтобы не на Кипр. Я проверил. Оказалось, что они ездили в… Лондон! Вы себя представляете Катю в Лондоне?! Я – нет. Да как ей визу-то удалось получить! Хотя визу организовал я. Точнее, мои обширные связи. Тогда мы еще не находились под санкциями и частные самолеты летали по миру даже в разгар пандемии. А именно тогда Катю с мамой и понесло во второй раз в Лондон. Господи, что я только не делал для странной Кати за эти ее уродливые шарфы! И даже Лондон! Милая Катя. А я сволочь.