Вулф неопределенно махнул рукой: – Полагаю, уничтожена. – Чушь! Вы бы не стали этого делать. Вулф, мне нужна эта книга. И записка. – Мистер Кремер, – Вулф наклонил голову, – вы рассуждаете необдуманно. Если вы накажете за недостаточное рвение своих подчиненных, которые вели обыск в той комнате, то в какое положение себя поставите, не важно, с запиской или без оной? Вам придется вести расследование, придется посвятить в нашу беседу окружного прокурора и заверить его, что, по вашему мнению, это не предположения, а твердые факты. Быть может, вы все равно в итоге пойдете к окружному прокурору, но почему-то я в этом сомневаюсь. Как я сказал, ваши мыслительные процессы не идеальны, но вы далеко не глупец. Неужели вам самому хочется затевать длительное и непростое расследование, которое по определению неспособно принести позитивный результат? К примеру, вы сможете установить, откуда мистер Бассетт узнал имя и адрес Орри Кэтера, но что дальше? Что бы вы ни выяснили, сколько бы неоспоримых улик ни набрали, Орри вам не воскресить при всем желании. – Это вы его убили. Ваши люди его прикончили по вашему приказу. Вулф кивнул: – Не стану оспаривать ваше право излагать свои мысли таким образом. Сам я, разумеется, выразился бы иначе. Я мог бы сказать, что исходно вину за его смерть следует возлагать на комбинацию генов при рождении этого человека, но тем самым мы приблизились бы к отрицанию свободы воли, а подобного я себе не позволю. Если вам приятно думать, что это я его убил, как угодно, спорить не буду. В конце концов, вы десять дней трудились не покладая рук и заслуживаете награды. – Награды? Вы прохвост, Вулф! – Инспектор поднялся. – Будьте уверены, я все обдумаю. – Он схватил пальто с кресла, оделся и замер на миг у стола Вулфа. – Я иду домой и попробую хоть немного поспать. Думаю, у вас-то никогда проблем со сном не было – ни в эти десять дней, ни вообще. Откуда вам знать, что такое бессонница? Кремер повернулся, посмотрел на глобус – и крутанул тот с такой силой, что глобус продолжал вертеться, даже когда инспектор вышел в прихожую. Когда до нас донесся стук закрывшейся двери, Вулф попросил: – Арчи, будь добр, принеси бренди. И два стакана. Если Фриц еще не лег, возьми его с собой и лишний стакан прихвати. Надо обеспечить себе здоровый сон. Горький конец Старый особняк из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице Нью-Йорка, расположенный недалеко от Гудзона и служивший Ниро Вулфу одновременно жилищем и офисом, посетила беда. Она заползла во все щели и поселилась в каждом углу, так что спастись от нее было негде. Фрица Бреннера свалил грипп. Случись заболеть Теодору Хорстману, нянчившему в оранжерее под крышей три тысячи орхидей, это еще можно было вынести, хотя хлопот и не оберешься. Подцепи заразу я, Арчи Гудвин, секретарь, телохранитель, извечная заноза и козел отпущения, Вулф бы побрюзжал и покапризничал немного больше обычного – и все. Фриц же был поваром, причем настолько выдающимся, что сам Марко Вукчич, владелец знаменитого ресторана «Рустерман», однажды предложил за него совершенно баснословную сумму, а в ответ услышал категорическое «нет» как от Вулфа, так и от самого Фрица. В тот ноябрьский вторник Фриц не появлялся на кухне вот уже третий день кряду, и последствия грозили обернуться катастрофой. Я опущу некоторые душераздирающие подробности, например отчаянную воскресную битву Вулфа с двумя утятами, закончившуюся его полным посрамлением, и перейду сразу к главному. Итак, вторник, время ланча. Мы с Вулфом сидим за столом. Я уписываю за обе щеки консервированные бобы, банку которых приобрел в деликатесной лавке. Мрачный как туча Вулф, широкая физиономия которого за последние дни непривычно вытянулась, угрюмо зачерпнул нечто ложкой из только что открытой маленькой стеклянной баночки, аккуратно нанес это нечто на ломоть хлеба, откусил и принялся жевать. В следующую секунду с пугающей неожиданностью, как гром среди ясного неба, прогрохотал взрыв, словно разорвался десятидюймовый снаряд. Я со свойственным мне проворством выпустил сэндвич и прикрыл лицо руками, но – поздно. Комочки пищи и мелкие кусочки намазанного хлеба изрешетили меня, словно шрапнель. Я бросил на Вулфа испепеляющий взгляд, потом взял салфетку и извлек из уголка глаза какую-то клейкую дрянь. – Если вы надеетесь, что вам это сойдет с рук, – начал я голосом, звенящим от справедливого гнева, – то вы жестоко… Завершить тираду мне не удалось. Багровый от злости, Вулф вскочил на ноги и загромыхал по направлению к кухне. Я остался сидеть за столом. Вытираясь, я все время прислушивался, как Вулф плюется и срыгивает в кухонную раковину, затем взял злополучную баночку, заглянул внутрь, а потом принюхался. Внимательно изучил этикетку. Все четко и лаконично: ЛАКОМСТВА ОТ ТИНГЛИ с 1881 г. Лучший печеночный паштет № 3 Я все еще принюхивался, когда появился Вулф, державший в руках поднос с тремя бутылками пива, изрядным куском сыра и роллом из салями. – Последнему, кто меня оплевал, – вскользь заметил я, – я всадил в брюхо три пули. – Пф! – холодно фыркнул Вулф. – Он хотя бы старался выразить свои чувства, – не унимался я, – тогда как вы только юродствуете, пытаясь доказать всему миру, что являетесь непревзойденным гурманом… – Замолчи! – буркнул Вулф. – Ты его пробовал? – Нет. – Попробуй. Он напичкан ядом. Я с подозрением уставился на Вулфа. Десять к одному, что он водит меня за нос, но, с другой стороны, Нью-Йорк и вправду кишит личностями, которые спят и видят, как Вулф сыграет в ящик. Некоторые из них уже пытались ускорить его кончину. Я взял ложку, поковырялся в банке, извлек кусочек паштета величиной с горошину и положил в рот. В следующий миг я поспешно, но не теряя достоинства, сплюнул на салфетку, прошагал на кухню, тщательно прополоскал рот, вернулся в столовую и принялся жевать маринованный огурец с укропом. Когда с помощью огурца мне удалось утихомирить сумятицу моих вкусовых рецепторов, я снова потянулся к баночке и принюхался. – Забавно, – хмыкнул я, и Вулф угрожающе рыкнул. – В том смысле, – поспешно исправился я, – что я ни черта не понимаю. Как мог какой-то злоумышленник покуситься на вас? Я купил эту баночку в «Брюгеле», сам принес домой, собственноручно вскрыл и готов поклясться, что крышка не была повреждена. А за вашу безобразную выходку я вас не виню, хотя и оказался на линии огня. Если Тингли раздобыл какие-то экзотические специи, чтобы попытаться с их помощью разжечь угасающий аппетит американцев… – Хватит, Арчи! – Вулф отставил пустой стакан в сторону; мне еще никогда не приходилось слышать, чтобы он говорил столь угрожающим тоном. – Меня вовсе не удивляет, что ты не в состоянии по достоинству оценить это отвратительное происшествие. Я бы еще мог простить, если бы какой-нибудь загнанный в угол или мстительный враг попытался меня пристрелить, но такое я никому не спущу. – Он снова рыкнул. – Еда! Моя еда! Ты же знаешь, как я отношусь к еде. – Он погрозил банке пальцем, голос задрожал от гнева. – Тот, кто это сотворил, горько пожалеет о содеянном. Поскольку развивать эту мысль Вулф не стал, я сосредоточился на бобах, маринованных огурчиках и молоке. Вулф расправился с сыром и покинул столовую, прихватив с собой третью бутылку пива. Я не торопясь доел, вымыл на кухне посуду и вернулся в кабинет. Вулф сидел в своем огромном кресле, откинувшись на спинку, с закрытыми глазами; судя по изгибу губ, пиво, водопадом низвергавшееся в его утробу, не смыло ни кусочка распиравшего его гнева. Не открывая глаз, Вулф буркнул: – Где баночка? – Здесь. – Я услужливо поставил ее на стол Вулфа. – Позвони мистеру Уипплу в лабораторию. Я уселся за свой стол, отыскал в справочнике нужный номер и набрал его. Когда я сообщил, что Уиппла подозвали, Вулф выпрямился, потянулся к собственному аппарату и снял трубку: – Мистер Уиппл?.. Говорит Ниро Вулф. Добрый день, сэр. Вы можете прямо сейчас провести для меня один анализ?.. Не знаю. Речь идет о стеклянной баночке, содержимое которой я, посчитав съедобным, имел глупость попробовать… Понятия не имею. Мистер Гудвин немедленно доставит ее к вам. Я был рад-радешенек под любым предлогом улизнуть хотя бы на час из этого логова уныния, но мне помешали. В дверь позвонили, и в отсутствие выбывшего из строя Фрица открывать пришлось мне. Когда я настежь распахнул дверь, глазам моим представилось нечто совершенно очаровательное. Пусть не сногсшибательное – я даже не скажу, что у меня перехватило дух или пробежали мурашки по коже, – но при первом же взгляде на это создание мне стало ясно, как глупо почитать весь мир обителью скорби только из-за того, что Фриц подхватил грипп. Ямочки на щеках и зеленовато-желтые глаза, примерно такого же оттенка, как стены в моей ванной наверху. Глаза казались встревоженными. – Привет! – жизнерадостно произнес я. – Мистер Ниро Вулф? – спросила она приятным голосом с акцентом жительницы к западу от Питтсбурга. – Меня зовут Эми Дункан. Я сразу понял, что дело безнадежно. Когда Вулф мечется между черной хандрой и звериной яростью, а наш банковский счет вознесся до небес, то одно лишь упоминание о приходе прелестного существа по имени Эми Дункан, которое хочет видеть его – не важно, по какому делу, – вызвало бы приступ неукротимой злобы. Я решил взять огонь на себя… Пригласив девушку войти, я сопроводил ее через прихожую в кабинет и пододвинул к ней кресло. – Мисс Дункан, Ниро Вулф, – строго произнес я и уселся. – Она хочет попросить вас о чем-то. Вулф, даже не покосившись в ее сторону, обжег меня свирепым взглядом. – Проклятье! – взорвался он. – Я занят. Я думаю. – Он обратился к гостье: – Мисс Дункан, вы стали жертвой вопиющей наглости моего слабоумного помощника. Как, впрочем, и я. Я принимаю только по записи. Девушка робко улыбнулась: – Мне, право, неловко. Но ведь я уже здесь, и это не займет много времени… – Нет! – Вулф снова метнул взгляд на меня. – Арчи, когда проводишь мисс Дункан, вернись сюда. Он совершенно распоясался. Поймите меня правильно. После тех испытаний, что выпали на мою долю за три последних дня, мои нервы тоже были на пределе, вот почему я решил, что, прежде чем и дальше обмениваться мнениями, целесообразно немного остыть. Я встал и твердо произнес: – Я поеду в лабораторию. Заодно подброшу мисс Дункан. – Я указал на баночку. – Вы хотите, чтобы я подождал там?.. Девушка неожиданно встрепенулась. – Откуда у вас это? – спросила она. Я изумленно посмотрел на нее: – Вы имеете в виду эту баночку? – Да. Откуда она у вас? – Купил. Шестьдесят пять центов выложил. – И вы везете ее в лабораторию? Почему? Вас смутил вкус? О, держу пари, что да! Горький, да? Я изумленно уставился на нее. Вулф выпрямился, прищурил глаза и рявкнул: – Почему вы это спросили? – Потому что я узнала этикетку, – горделиво ответила Эми Дункан. – И вы отсылаете ее в лабораторию… Из-за этого я к вам и пришла! Надо же, именно у вас такая же баночка… Любой другой на месте Вулфа, несомненно, утратил бы дар речи, Вулф же в очередной раз продемонстрировал, что ошеломить его не так-то просто. – Вы хотите сказать, – проревел он, – что вам было известно об этом гнусном заговоре? И вы знали о том, что готовится неслыханное покушение на мои вкус и пищеварение?