– Это тебе папочка сказал? – его гаденькая ухмылка сулила большие неприятности. – Или Соболев? Шевелись давай. – подтолкнул он меня к раскрытой двери. Смысла геройствовать и погибать молодой я не видела, поэтому безропотно полезла в машину. Мужчина спокойно оглядел окрестности и уселся рядом со мной на заднее сиденье, пистолет опять уткнулся в меня, только на этот раз сбоку. Его сообщница-брюнетка тронула машину и заблокировала дверцы. «Надеюсь она нас не угробит – на таких-то шпильках сесть за руль». – Что известно Соболеву? – он еще сильнее вдавился пистолетом в мой бок, от чего глаза у меня буквально вылезли из орбит, так ведь и печени лишить можно. «Так-так, похоже я в лапах у сумасшедших. Вот этот с ледяным взглядом точно из психушки сбежал». – Не знаю. Он вроде экономический окончил, значит теория вероятности известна, высшая математика, бухгалтерия, думаю, тоже… – растерявшись и совсем не понимая, что этим двум от меня нужно, тараторила я. – Ты что дура? – склонив голову набок, словно изучая лягушку, все тем же ровным голосом спросил неадекватный. – Мне насрать на его образование. Про Шуйского ему что известно? – Так бы сразу и спрашивали! Сейчас вспомню, он мне досье читал. Шуйский… – пыталась я сосредоточиться и быть сколько-нибудь полезной, но обстоятельства ясности мышления отнюдь не способствовали. – Был женат, не платил алименты, начальник какого-то там цеха, умер от передоза, что-то еще там было. Я не помню!!! Я же не машина какая, там досье этих было… И про каждого он читал. – Заткнись, дура! – отвесил он мне оплеуху свободной рукой. – Что за досье? – На всех, кто был в кабинете, когда его кошелек украли. Что вам от меня нужно, а? – заплакала я. – Про нас ты ему что сказала? – продолжил допрос свихнувшийся тип. «Похоже он и правда псих, они всегда не бросаются сразу в глаза, так сказать, сюрприз-нежданчик. Ох и плохи мои дела». – А что я могла ему сказать, я вас первый раз вижу. – осторожно проговорила я, опасаясь еще одной оплеухи. – Про нее? – кивнул он на сообщницу. – Спросила, что за дамочка со мной постоянно здоровается. – Все? – Ну да. – Перестала я что-либо понимать. Ясно, что у этих двоих что-то нечисто, и уж очень им не хочется, чтобы глазастому Соболеву об этом стало известно, но при чем тут я? – Ха-ха-ха! Похоже нам везет, а! – обратился псих к своей сообщнице. После разговора со мной он заметно расслабился. – Девчонка-то совсем дура оказалась. «Это он про меня что ли? Сам не лучше, псих ненормальный». Машина, тем временем, удалялась все дальше и дальше от моего дома, а соответственно и от центра города, и что им от меня было нужно понятнее не становилось. – Зачем я вам теперь, вы же узнали все, что хотели? – решилась я прояснить ситуацию. Мужчина в ответ расхохотался, а брюнетка пропела: – Она даже не понимает из-за чего умрет, это так мило. Приторность в ее голосе была сродни сладковатому запаху стухшего мяса. Да и сама она напоминала мне вяленый окорок. Или бастурму. Но, как бы я про себя не хохмила про похитителей, новость о собственной смерти застала врасплох. Я повернулась к мужчине, ожидая, что тот опровергнет ее слова. – Ну что я могу сказать, деточка, – пожал он плечами. – Очень нехорошо подслушивать в туалетах. – В туалетах? – Да. – подтвердил он. – Иногда можно услышать совсем не то, что нужно. А иногда, – поднял он палец. – Если очень не повезет, об этом могут и узнать. – Так вы та парочка влюбленных! – воскликнула я, вспомнив где уже слышала этот голос с неправильным произношением, и тут же сникла. За служебные романы свидетелей не убивают. Тогда кто они на самом деле? Я попыталась воспроизвести по памяти, что они тогда друг другу говорили, но получалось плохо. – Только такая неиспорченная душа могла подумать, что у нас интрижка. – добродушно, словно по-отечески, рассмеялся Картавый. – Даже как-то жаль от столь редкого экземпляра избавляться. – Может тогда и не надо? – попыталась я договориться с похитителями. Только вот я не Соболев, и переговоры со сложными личностями вести не умею. – Назад дороги нет, девочка. Ни для тебя, ни для нас. – серьезность в его взгляде красноречивее слов донесла, что меня везут действительно в последний путь, так сказать, который почему-то случился намного раньше, чем я на то рассчитывала. Да и провожают совсем не те. – Но, не расстраивайся. – выплыл брюнет из задумчивости. – В неведении ты не умрешь. Мы, так и быть, расскажем за что ты пострадаешь. Надо же как-то время в дороге коротать. Я замолчала. Уговаривать их смысла не было, а вести светские беседы с психами – удовольствие ниже среднего. Лучше уж подумать, что можно предпринять, чтобы выбраться отсюда. Из машины выскочить не дадут упертый в мой бок пистолет и заблокированные двери. Рассчитывать, что я смогу как-то оглушить мужика, тоже не приходится. Привлечь внимание других автомобилистов? Так стекла затонированы. Остается одна надежда – попробовать убежать при выходе из машины или проорать о помощи, глядишь кто из прохожих и откликнется, если только они не привезут меня в лес. Искать меня явно никто не будет – родители заграницей, сестра после ссоры еще неделю будет играть в молчанку, Егора я вчера сама послала, а Вика думает, что я поехала домой. Телефон же, выключенный еще со вчерашнего вечера, бесполезно болтается в кармане шорт вместе с ключами от дома и наличкой. Во что я вляпалась? Вот не потащил бы меня Соболев в тот день с собой на фирму, глядишь была бы жива-здорова, и никакие психи про меня не прознали. Тоже мне проявил напарничек заботу, присмотрел по доброте душевной… – Больше ничего узнать не хочешь? Не стесняйся, мы только за. – прервал размышления бандит. – Например, почему умер Шуйский. – Хочу. – кивнула я. – Вы и правда думаете, что вам все это сойдет с рук? Убийства, махинации на заводе? Егор все равно все выяснит и докопается, что вы там творите. Зачем же усугублять? Мужчина расхохотался. – Твой Егор – безмозглый сопляк. Пока он и твои родители будут убиваться из-за внеплановой кончины бедненькой Маши, мы успеем все ликвидировать и замести следы. Никому и дела не будет до мелких несоответствий в бумагах. Если, конечно, они их найдут. В таком-то состоянии. Когда молодая девочка вдруг решает покончить с собой, знаешь ли, это сильно бьет по самочувствию. – Вы меня не заставите. – Милая, люди под наркотиками и не такое делали. Этот тип был уверен в себе и своем плане на все сто. – Наркотики? Так значит и Андрея Борисовича вы накачали? – дошло до меня. – Этот идиот совсем свихнулся на твоей сестрице и идее заработать побольше денег, чтобы завоевать ледышку. А соль, на которую он плотно подсел, превратила его влюбленность в идею фикс. Еще и кошелек у Соболева из ревности украл, идиот, рискуя раскрыть всех нас. Так что пришлось срочно от него избавляться. Хотя, он и так бы скоро концы отдал – ни один здравомыслящий человек с синтетикой не свяжется, я лишь ускорил процесс. Да он и нужен-то был только поначалу, и то из-за экспериментального цеха, над которым начальствовал, чтобы товар было проще заказывать и незаметно ввозить. – Какой товар? – никак не могла связать я воедино разрозненные сведения, что в припадке откровенности выдавал Картавый. – До сих пор не поняла? Наркотики, естественно. Как еще у нас можно подняться быстро и без хлопот. Слышала что-нибудь о синтетических в виде порошков или таблеток? Я покачала головой. – Нет? Ну ничего, скоро увидишь и даже попробуешь. – противный мужик мерзко расхохотался собственной шутке. – А при чем тут папин завод? Возили бы себе эти наркотики, например, домой, и не волновались, что кто-нибудь узнает. – Домой! – вновь рассмеялся новоиспеченный наркобарон, как будто услышал чумовой анекдот. – И под видом чего я бы их заказывал? Солей для ванн и специй? Хотя, откуда тебе знать. – покачал он головой. – Из Китая, с которым так любит сотрудничать твой папочка, на завод поставляются партии синтетических каннабиноидов, они же дизайнерские наркотики, под видом сухого клея, утеплителей, пуговиц и так далее. Потому нам так и нужен был поначалу экспериментальный цех, ведь никого не удивит, если в какой-то месяц туда поставят чуть больше расходников, и списать их несравнимо проще, чем с других цехов. Отличное прикрытие для нашего маленького, почти семейного бизнеса. – Теперь-то вам все равно придется лавочку прикрыть. Или вы рассчитываете с новым начальником цеха договориться? – Рано радуешься, девочка. Теперь у нас достаточно средств, чтобы открыть свой малый бизнес, например, сеть чайных лавок. И никого не удивит ни мой уход с должности, ни внезапное прекращение поставок материала для временно прикрытого экспериментального цеха. Осталось только избавиться от последнего свидетеля, и вперед – к лучшей жизни. – А вы не боитесь, что он поступит с вами так же, как и с Шуйским. – мне ничего не оставалось, кроме как обратиться к дамочке. – Не считай себя умнее всех, соплячка. – пролаяла из-за руля Бастурма. – Каждый из нас подстраховался на случай непредвиденных обстоятельств. И умудрилась же эта парочка найти друг друга именно на нашем предприятии. Машина, тем временем, зарулила в какой-то двор, напоминающий дворы из моего детства – среди блочных пятиэтажек и панельных «кораблей» гоняла в пыли мяч чумазая детвора, на веревках, пущенных от дерева к дереву, сушилось белье (неужели кто-то еще так делает?), а множество давно не мытых окон украшали бегонии и фиалки. Про стеклопакеты тут, судя по фасадам, слышали немногие, хотя прогресс в виде железных дверей с домофонами дошел и до сюда. Бастурма проехала вдоль нескольких девятиэтажек, завернула за угол и припарковала свой не вписывающийся в окружающую обстановку седан у желтой трансформаторной будки. Картавый так жестко схватил меня за локоть и выволок из машины, что я почувствовала себя последним платьем на финальной распродаже. Пистолет опять уткнулся в мой бок. – Шевелись. – дернул он меня, когда дамочка на красном седане покинула двор, блеснув напоследок белыми фонарями. Я постаралась оглядеться. Окрестности, к моему несчастью, оказались пусты – не то, что пару домов назад, так что на помощь извне рассчитывать не приходилось. Денек, как и все предыдущие, стоял погожий, теплый воздух так и просил вдыхать полной грудью, солнышко ласково грело открытые участки тела, но какая-то безмолвная, давящая тишина, повисшая над нами во дворе, как будто говорила, что это последние моменты моей жизни, хотя верить этому отчаянно не хотелось. Я старалась впитать в себя и запомнить как можно больше: вот зеленые с желтым одуванчики пробиваются между асфальтом и шероховатой стеной трансформаторной будки, вот какой-то подросток вывел на стене дома синим баллончиком кривоватые буквы, слившиеся в не наше слово «GLUE», вот решетки школьного забора с облупившейся местами краской, а за ними черные резиновые плитки стадиона, а вот разбитые кем-то из жильцов аккуратные и ухоженные клумбы с разноцветными маргаритками, розами и еще какими-то цветами, названия которых я не знаю. И видимо уже никогда не узнаю. Глаза начало печь, а язык как будто распух и мешал дышать. Поняв, что торопиться навстречу собственной кончине я не собираюсь, мужчина схватил меня за шиворот и пихнул вперед. – Пошла, я сказал. Я по инерции сделала пару шагов вперед и, рассудив, что глупо будет покорно идти за ним, что та овца на заклание, ухитрилась извернуться и засадить колено в причинное место каждого мужчины. Бандит согнулся пополам, но хватки своей не отпустил и, дернув меня за ворот футболки, ударил прямо в солнечное сплетение. – Сука. – прохрипел он, пока я безуспешно пыталась поймать хоть капельку воздуха отказавшими легкими. Мужчина тем временем поволок меня в сторону ближайшего подъезда. Внутри у меня все горело, а когда спазм наконец-то прошел, и я смогла снова нормально дышать, мы уже стояли перед бордовой железной дверью, и мой похититель набирал какой-то код на домофоне, сдавив мою шею свободной рукой. Пистолет, чтобы не светиться, он убрал за пояс. – Попробуешь еще хоть раз выкинуть что-то подобное, отдам торчкам на потеху, узнаешь напоследок каково это, когда такую милашку пускают по кругу. – предупредил он меня, волоча за собой по лестнице, лифт он почему-то проигнорировал. – Усекла? – встряхнул меня ублюдок. – Да! Подъезд для такого дома был типичным: исписанные подростками, давно не крашеные стены, выбивающая слезы из глаз вонь из подвала и мусоропровода, мутные кое-где разбитые стекла, не менявшиеся, наверное, с момента постройки жилища, оплавленные зажигалкой кнопки вызова лифта. Неужели все это и правда будет моим последним воспоминанием? Когда мы наконец достигли нужного этажа, я уже сбилась со счета, но криво выведенная белой краской цифра восемь любезно подсказала, сколько пролетов мы только что одолели.