— Давай помогу, — здесь Вика по-дружески пихнула Алену в плечо, так что та потеряла равновесие и с совершенно потрясенным видом приземлилась задом на банкетку. — Сейчас мы твои ноженьки вызволим, и ты сама почувствуешь… Что тут у нас? Луи Виттон? Ну, знаю… А почему не Найк? Они удобнее… Хочешь, мы вместе в один магазинчик сгоняем? На следующей неделе там скидки будут… — Чего там будет? — не расслышала Алена. — Носки тоже долой, — продолжала Вика. — Ну, вот, что я говорила: ножки у тебя полумертвые. Такие славные ножки и в таком состоянии. Куда это годится? А если мы вот так сделаем? Что скажешь? — Ы-ыы! — сказала моя сестра. В ту же самую секунду с ее лица слетели остатки человеческого рассудка, и она тихонько куда-то поплыла. — Господи, какой кайф… Тонкие, но крепкие пальцы подруги завладели Алениной ступней и, перемещаясь от одного кусочка к другому, проделывали с ней нечто такое, от чего Алена прогнулась назад, прижмурила веки, разинула варежку и застыла в положении, в котором мне доводилось видеть ее лишь по утрам, дрыхнущей в своей постели после какой-нибудь особенно впечатляющей попойки. Оставалось только пустить слюну изо рта, и дело в шляпе… Не так давно я и сам прикладывал руку к этим неблагодарным лапам, согревая их и разгоняя по ним родную кровь, текущую и в моих жилах, и сейчас, наблюдая, как кто-то другой принуждает сестренку буквально терять сознание от восторга, я испытал внезапный укол ревности. Абсурдность данного чувства была очевидна: разумеется, к большинству удовольствий моей сестры, достающихся ей от проживания в этом мире, мне не нужно было иметь никакого касательства, но я так мало радовал ее последнее время и так много принес горя, что хотелось сохранить за собой хотя бы один простой способ вызвать на ее лице такую же блаженную улыбку, с какой она принимала сейчас ласки постороннего человека. Человека, к которому у меня все еще оставались вопросы… — Лёся, — позвала Вика, потрепав Алену по щеке. — Возвращайся! — Охереть, — сказала сестрица, безуспешно пытаясь проморгаться. — Что это было? — Не ругайся, — Вика прижала палец к ее губам. — Сейчас не нужно. Ночью покажу кое-что, тогда и послушаем, какие в тебе черти сидят. — Боже, я тебя люблю! — очертя голову выпалила Алена. А Вика сделала следующее: она соединилась лбами с Аленой и, устремив на нее свой темный детский взор, зашептала ей нечто, что я скорее наполовину домыслил, чем услышал от слова до слова. — Куда ты так торопишься, синеглазка? У нас еще целый ужин впереди. А после — целая ночь. Сегодня я твоя, можешь не сомневаться. Полностью. До донышка. От этих глаз, что ты видишь, до всего, что пожелаешь. И мне от этого хорошо. Радостно. И эту мою радость ты скоро ох как почувствуешь, обещаю. Мало не будет… А любить меня не спеши. Сначала пойми, кто я. Пойми, кто ты. Ощути, каково это, когда мы вместе. Ладно, красавица моя? А сейчас давай поедим чего-нибудь? У меня в животе бурчит. Хочешь послушать? «Крайне самоуверенная особа», — решил я, частично дослушав, частично досочинив эту речь до конца. — Димочка, покорми нас, — попросила Алена. В столовую я вошел первым, так как по дороге сюда девочки выразили похвальное желание вымыть руки. Не знаю, что за руки они там мыли, но, дожидаясь их за столом, я успел вдоволь насладиться если не хлебом, то зрелищем этого хлеба, который помещался тут повсюду и в самых разных обличьях. Чем дольше я осматривался вокруг, тем больше мучных изделий попадалось мне на глаза. В центре стола располагалось исполинское блюдо, доверху наполненное хлебной нарезкой всех сортов и расцветок. Белый хлеб соседствовал с черным; круглый, как колесо, смешивался с квадратным, как плитка в общественном месте; ровный и плотный прилегал к воздушному и пористому, сплошь состоявшему из дырок, вынуждавших меня изо всех сил обуздывать инфантильные позывы своих пальцев. Такое же ассорти, но размером поменьше, прилагалось к каждому из трех кувертов, выстроенных старшей менеджеркой Полиной в полном согласии с моими заповедями. Тут и там были расставлены плошки, названия которых я не знал, но в которых хватало всевозможных галет, крендельков, сухариков и чего-то макаронистого: то ли соломки, то ли палочек, то ли того и другого вместе. Справа от меня стояла корзинка, битком набитая крошечными круассанами, какими, очевидно, на правах хозяина дома я должен был потчевать гостей, не насытившихся всем перечисленным. А на случай, если бы всего этого оказалось недостаточно для двух моих питомиц, настолько субтильных, что на поверхности земли их удерживало не столько тяготение, сколько страсть к хождению по магазинам, рядом, на сервировочном столике были разложены еще какие-то ковриги, калачи, батоны и целая стопка мацы, представлявшей, по-видимому, жемчужину европейской кухни. Впрочем, к основному меню я отнесся благосклонно. Пять разных салатов, среди которых не были забыты ни «Цезарь», ни «Мимоза», ни вечный, как бой курантов, «Оливье», выглядели свежими и аппетитными. Закуски могли бы являть больше разнообразия и не состоять наполовину из мясных деликатностей и сыра, которыми и так был завален мой холодильник, однако они были так мило украшены всякими затейными выдумками: то живительным листом петрушки, то блестящей оливкой, то розочкой из вареной моркови, как у меня самого ни за что бы не получилось. Не было недостатка и в бутербродах: с паштетом, с икрой, с ветчиной и грудинкой, с гламурной семгой и золотистыми шпротами, а также с прочей лакомой кровлей, несколько маскировавшей их злачную подоплеку. Три желтые розы, которым мы с Полиной так и не нашли должного применения, были бескорыстно оставлены ею для моих личных надобностей, на что я не мог не обратить внимания, когда беспечно присел на сиденье своего стула. Данное приключение слегка отвлекло меня от начинающейся головной боли, пробудившейся во мне некоторое время назад, приблизительно в момент нашествия Вики, и нуждавшейся, с медицинской точки зрения, в хорошем стаканчике целительного средства из моей богатой домашней аптечки. О скором появлении девочек меня оповестили сначала их оживленные голоса, а затем предупредительный залп смеха, прогремевший в коридоре, вслед за чем жизнерадостная парочка лихо ввалилась в столовую, шлепая по полу босыми ногами и создавая массу другого необязательного шума. Вика уже рассталась со своей просторной спортивной кофтой, и вполне выдающиеся приметы ее фигуры, преданно обтянутые старенькой футболкой, весьма кстати напомнили мне о правилах этикета. Я вскочил со стула и поприветствовал вошедших дам русским поясным поклоном. Первоначальный замысел был не таков, но мне пришлось поднимать салфетку, машинально положенную мной на колени и слетевшую на пол, как только я встал на ноги. В руках у Вики обнаружился давешний черный пакет, с которым она направилась прямиком в мою сторону. — Дима, — сказала она, — а у меня для вас подарок. — Вот уж не ожидал, — подобные жесты, когда они совершались людьми посторонними, всегда вызывали во мне раздражение, хотя моя прошлая жизнь и приучила меня ничем его внешне не проявлять: в моем прежнем доме такого рода подношениям была отведена особая комната, посещаемая лишь прислугой для поддержания в ней подобающей чистоты. — Право же, не стоило, Вика. — Почему все так говорят? — она недоуменно приподняла и опустила плечи, как бы намеренно заставляя меня признать, что не одна Алена предпочитает расхаживать без лифчика. — Понимаю, что так принято, но очень уж странно… Разве не мне решать, стоит ли человек моего подарка? — Ну, можно ведь взглянуть на вопрос иначе: нельзя исключать, что ваш человек и сам сознает свою цену, — философски заметил я. — Вы же еще не знаете, что там. Это очень хороший подарок. И дорогой. Я нарочно за ним проехалась в центр: такого нигде больше не продают. Да и у них этот — последний. Я думаю, он обязательно вам подойдет, Дима. Раньше немного сомневалась, а теперь просто уверена. — Что ж, вот кое-что о вашем подарке мы уже и узнали… — я подозрительно покосился на Алену. — Не имею к этому ни малейшего отношения, — тут же открестилась сестренка. — Викуль, а что там? Доставай — не томи! Очень хорошим и дорогим подарком, обещавшим обязательно мне подойти, оказался шелковый синий халат полосатой породы. Нет, я внимательно его осмотрел и даже ощупал: никакого подвоха — это был настоящий мужской халат с длинным поясом и тремя накладными карманами… По чести сказать, я плохо представлял, как мне следует на это реагировать. Ситуация походила на розыгрыш. Я в жизни не нашивал ни халатов, ни пижам, — как-то не видел в них проку, — и менять своих привычек не собирался. Вика, разумеется, о моих обычаях понятия иметь не могла, но в том-то и соль. Дарить такое незнакомцу, о котором тебе заведомо не известно, что вещь придется ко двору, не только неуместно, но отчасти и нескромно. Перво-наперво нескромно. Все равно что моей сестре преподнести феерический набор для русской бани — ну, знаете: с кедровым запарником, с шайками да ушатами, с фетровым колпаком и прочими вениками. Даже в шутку такого не делайте. С другой стороны, развернув свой гостинец, я без труда определил знаменитую марку, которую хоть сейчас можно было сличить с ее близкой родней, если бы приличия дозволяли расстегивать штаны возле накрытого стола. Если я что-то и знал о своем нижнем белье, так это то, что оно до последнего стежка английское, не наводит аллергии на разные нежные части и обходится в копеечку не только мне, но и Джеку Николсону с Расселом Кроу. Или же мне стоило уволить своего поставщика, посвятившего меня в эти детали. Халат принадлежал тому же бренду, и, хотя я не мог сказать этого с уверенностью, меня посетила мысль, что для шестнадцатилетней Вики его стоимость, скорее всего, должна измеряться не количеством денег, а количеством зарплат в ее жалком салоне. При условии, что юной подручной там в принципе платят чистой монетой, а не какой-нибудь залежалой косметикой и огарками ароматических свечек… Что все это могло означать? Вика уже не казалась мне наивной дурехой, но в любом случае с ней определенно что-то было не в порядке. С ней и с вероятными мотивами ее поступков. Быть может, девочка себе на уме? Конечно, сестренка и сама отличалась отменным нюхом на всякого рода ловкачей, жаждущих проникнуть в ее позлащенный круг, а чуткий, настороженно вздернутый нос недаром занимал столь почетное место на ее лице. Однако сейчас от него было мало толку: его кончик, как стрелка компаса, повсюду следовал за Викой, в каждом горящем глазу отражалось по Вике, а значит, мне предстояло держать ухо востро за нас обоих. Впрочем, поспешных выводов делать тоже не стоило: на ловкачку Вика ничуть не походила — их лисье племя я как раз преотлично понимал, а вот Вику — пока не особенно… Итак, теперь у меня есть халат. И что я о нем думаю? — Потрясная вещица! — подсказала мне Алена, сильно повысив свои шансы на обзаведение банными принадлежностями. — Натуральный шелк, мне отсюда видно. И цвет такой породистый. Королевский синий. Димочка, золотце, примерь обновку! — Не нужно сейчас примерять, если не хочется, — неожиданно возразила Вика. — По размеру он в самый раз. Вы можете носить халат вместе с одеждой, тоже полезно, но у меня есть совет. Согласны услышать? — Давно не встречал человека, которому требовалось бы на это согласие, — с удивлением признал я. — А ведь будь моя воля, без специальной лицензии господа советчики и рта бы не смели открыть. Что ж, в качестве поощрения — валяйте… — Попробуйте как-нибудь надеть его на голое тело. Особенно, если у вас на душе неспокойно. Очень скоро вы почувствуете себя лучше. — В самом деле? Боюсь, что раньше я почувствую себя эксгибиционистом. — Дима, а это плохо? — Вопрос с изюминкой. Допускаю, что имеются разные мнения на сей счет… А сами вы как считаете, Вика? — Я просто не знаю, кто это… — О, — я немного смутился. — В таком случае, пожалуйста: пусть я не буду тем самым парнем, который вам это объяснит. — Я могу объяснить, — прилежно подняла руку Алена. — В другой раз, — попросил я. — Прошу прощения, Вика! Не придавайте значения: всего лишь неудачная шутка с моей стороны… Благодарю вас за ценный подарок и в особенности — за ваши инструкции к нему. Мне они пригодятся. Если не ошибаюсь, это первый обломовский шлафрок в моем гардеробе. Когда-нибудь такое должно было случиться… — Халат, — поправила меня Вика, — это халат. А почему «обломовский»? Вам не нравится? Я смутился пуще прежнего. — Викуль, он в восторге, — компетентно пояснила Алена. — Обломов — это один крендель из допотопного фильма. С некоторых пор — Димочкин идеал. Он такую фигню целыми днями смотрит и меня заставляет. — А у меня идеал — Шерлок, — сообщила Вика. — Вернее, Сара Артур — его стилист и дизайнер по костюмам. Вы знали, что в молодости она начинала с педикюра? Хотя не важно… Но у самого Шерлока халат точно такой же, как этот. — Ну, разумеется, — утомленно сказал я. — Как бы то ни было, такая штуковина у меня впервые. — Так я и подумала, — Вика никак не унималась. — Алена показывала мне ваши фотки, и я решила, что вам нужен халат. Именно такой. Дима, вам пока в это не верится, но вы к нему привыкнете. Вы не привязываетесь к своим вещам, а к этой привяжетесь. — Вы всегда все знаете наперед? — меня несколько возмущала ее категоричность. — Сердитесь? — она склонила голову набок и зачем-то дважды провела рукой по моему предплечью, будто ребенка погладила. — Нет, я почти ничего наперед не знаю. Но если в чем-то уверена — говорю. С вами не нужно так делать? — Совсем напротив, — то ли ее слова, то ли легкое прикосновение ее пальцев настроили меня на мирный лад, — в моем доме делайте все, что чувствуете для себя естественным. Кажется, мне это пойдет на пользу… Но, похоже, к вам тоже потребуется сначала привыкнуть, Вика, примерно, как к этому халату. — Хорошо, — согласилась она. — А давайте теперь поедим. От запахов слюнки текут. Можно мне «Оливье»? Девушки расселись по своим местам, друг против друга, и, перекидываясь не вполне вразумительными репликами, продолжавшими, как видно, затеянный недавно спор (в нем часто упоминались уши и все, что можно в них воткнуть), собственноручно занялись своими тарелками. Вика навалила себе горку салата, подкинула в него несколько приглянувшихся ей закусок и тут же принялась все это уплетать, действуя в основном десертной ложкой и пальцами. Единственным прибором, что ей понадобился помимо этого, оказался ее собственный язык, которым она зачерпнула на пробу немного бешамели прямо из соусника. Судя по всему, бешамель выдержала испытание, поскольку без остатка перекочевала в ее салат, сделав его, таким образом, если не вдвойне вкуснее, то уж точно вдвойне французистее. Алена выдержала аристократическую паузу, но, заметив, что на ее тарелке так ничего и не появилось, подложила себе туда пару кусочков сыра и, после кратких раздумий, бутерброд с паштетом, понравившийся ей за то, что он оказался ближе всего. Я же, так и не успев присесть, принял на себя обязанности сомелье, поинтересовавшись у девушек, что именно они хотели бы выпить в этот прекрасный вечер. — Сегодня хочу вишенку, — сделала выбор Алена и, заполучив в лапы стопку эльзасского кирша, пристально рассмотрела ее на свет. — Неплохой, но слишком холодный. Бутылку оставь… — Семь градусов. Нагреется, будешь ныть, что сивухой разит, — сварливо проворчал я и без особых надежд обратился к ее подруге. — Вам что подать, сударыня? — Алкоголь? — осмотрительно уточнила Вика. — Если пожелаете. — Так-то я пью алкоголь, — покаялась юная грешница, — только по правилам мне еще нельзя. Сама я постоянно делаю то, что нельзя, но пойму, если в вашем доме такое не одобряется. — Любопытно, — сказал я, жестом заградив рот собравшейся было высказаться Алене. — Вика, а разве можно делать то, что по правилам делать нельзя? — Не понимаю, о чем вы спрашиваете, — откровенно призналась Вика. — По правилам много чего нельзя. А без правил все можно. Если знаешь правила и не хочешь их исполнять, делай, как хочешь, но будь готов к неприятностям. А если не знаешь правил, но хочешь обойтись без неприятностей, то лучше о них спросить. У вас какие правила насчет алкоголя? Алена преподло хихикнула. — За этим столом правило одно, но крайне строгое, — торжественно заявил я. — Ноги до пола достают? — Достают, — подкупающе улыбнулась девочка, припрятав за щекой комок недожеванного салата. — По всем параметрам у меня очень длинные ноги. — Докажите, — с удовольствием потребовал я. — Помните, мы с вами рядом стояли? — пустилась доказывать Вика. — Вы выше моего сантиметров на двадцать, а линия паха у нас почти на одном ярусе. Не обратили внимания? Еще бы вот столечко, и считай — вровень, ноздря в ноздрю. Значит, от пятки до бедренной кости у вас примерно восемьдесят семь сантиметров. Для вашего роста это коротковато. А для моего — ого-го. — Все это косвенные доказательства, — не успокоился я, слегка покоробленный ее сравнительной анатомией, особенно что касается ноздрей на линии моего паха. — Он хочет, чтобы ты потопала, — соскучилась за своим киршем Алена. — Топни ножкой и он успокоится. Ничего не поделаешь — семейная традиция, Викуль… — Правда? Тогда это гораздо веселее, чем я думала, — из-под стола раздался дробный босоногий топоток. — Вот теперь доказательств достаточно, — постановил я. — Так что вам налить, мисс? — Мартини, если можно, — и Вика пододвинула ко мне свой стакан для воды. — Я люблю мартини. — Мартини, — вдумчиво повторил я. — Тот, что «взболтать, но не смешивать», или тот, у которого отвинчивается крышка? — Мартини — это такое итальянское вино, — просветила меня Вика. — Вкусное. Вон же у вас наверху стоит зеленая бутылка. Мне ту, которая правее, но белая… А крышка почти у всего отвинчивается — так не угадаешь. Вика получила свой заказ, вместе с утопленной в нем оливкой, налитым в матовый хрустальный конус на длинной ножке. После этого я плеснул себе скотча и, плюхнувшись наконец на пустующее место во главе стола, с удовлетворением посмотрел на своих сотрапезниц. Алена, воспользовавшись паузой, наскоро отвечала на какие-то послания, заполонившие ее телефон. Вика занималась неведомо чем: сосредоточенно размешивала свой мартини посредством указательного пальца, вынуждая испуганную оливку шарахаться от него из стороны в сторону. Посолила она его, что ли? С нее станется… Девушка облизнула измоченный в вермуте палец, после чего пригубила напиток и легонько поморщилась. — Еще одно правило для нашего застолья, — устало объявил я, — тостов никто не произносит и каждый делает все, что захочет. Всем все можно. Вы меня слышали, ягнятки. Нарушители сего и подстрекатели к порядку будут строго наказаны… Между девочками тут же завязалось какое-то яростное перешептывание, сопровождаемое голубыми и карими посверкиваниями в моем направлении, во имя чего Алена даже привстала со стула и улеглась животом на столешницу, элегантно отклячив свой персиковый зад. — Плетете заговор? — благодушно осведомился я, совершая первый глоток. — Умнички, одобряю! Мое соучастие не требуется? — Алена подбивает меня выпить с вами на брудершафт, — мгновенно раскололась Вика. — Для того, чтобы перейти на «ты» и все такое. А я говорю, что вы не захотите со мной целоваться.