– Можно хотя бы надеть штаны и рубашку? – Можно, только живо. Не забудьте теплую куртку, у нас плохо топят. Пока он одевается, я озираюсь. Шикарную квартиру в стиле барона Османа переделали в мастерскую со строгим убранством: убрали кое-какие перегородки, отбелили паркет лесенкой, но оставили два мраморных камина с лепным орнаментом. За обитой тканью дверью обнаруживается рыжеволосая особа лет двадцати, таращащая на меня круглые от страха глаза. Сколько можно ждать? – Пошевеливайтесь, Малори! – Для убедительности я бью в дверь кулаком. – Десять минут на натягивание брюк – не многовато ли? Вышедший из-за ванны врач уже одет с иголочки, вид комар носу не подточит: твидовый пиджачок, клетчатые брючки, габардиновый макинтош, надраенные штиблеты. Сказав пару слов ободрения своей рыжей подружке, он спускается следом за мной по лестнице. – Где же ваши коллеги? – спрашивает он на улице. – Я приехала за вами одна. А вы хотели, чтобы вас выдирала из постели целая бригада? – Это же не полицейская машина? – Это машина для оперативных действий. Будьте умницей, садитесь вперед. Поколебавшись, он все же садится рядом со мной. Я трогаюсь с места, и мы в молчании едем по серому предрассветному городу. Когда позади остаются 6-й округ и Монпарнас, Поль теряет терпение: – Послушайте, ну, серьезно, что это за цирк? Вы же знаете, месяц назад я мог подать на вас жалобу за кражу бланка медицинского рецепта. Благодарите мою коллегу: это она отговорила меня жаловаться, приведя кучу выгораживающих вас доводов. Хотите начистоту? Она назвала вас «тронутой». – Я тоже навела о вас справки, Малори, – говорю я, доставая из кармана отсканированные документы. Он разворачивает их один за другим и, хмурясь, читает. – Это что еще такое? – Доказательства того, что вы выписали фальшивые свидетельства о проживании двум беспаспортным малийцам, на основании которых они подали прошение о предоставлении временного убежища. Этого он не отрицает. – Что с того? С каких пор солидарность и человечность превратились в преступление? – Закон трактует это как изготовление и использование фальшивок. Карается тремя годами тюремного заключения и штрафом в 45 тысяч евро. – Я думал, что тюрьмы перегружены. С каких пор такими делами занимается криминальная бригада? Впереди Монруж. Я съезжаю с бульвара Марешо на кольцо Периферик, доезжаю по ней до автострады А6, дальнейший маршрут пролегает по трассе «Аквитания», связывающей Париж с Бордо. При виде развязки «Виссу» Поль начинает всерьез волноваться. – Не пойму, куда вы меня везете… – В Бордо. Уверена, вас придется по вкусу вино. – Вы это серьезно?! – Встретим Рождество у моей матушки. Вот увидите, вас ждет прекрасный прием. Он оглядывается, проверяя, не преследуют ли нас, и пытается пошутить, чтобы скрыть растерянность: – Я понял: в машине камера! Это такой полицейский трюк, да? Приходится, не сбавляя хода, потратить несколько минут на объяснение моей задумки: я закрываю глаза на его поддельные свидетельства о проживании, а он в благодарность за это соглашается выдать себя за рождественским столом за моего жениха. Выслушав меня, он несколько секунд молчит, не спуская с меня глаз. Сначала ему не верится, что все это правда, потом он восклицает: – Боже мой! Хуже всего то, что вы не шутите! Вы отважились на эту махинацию по той простой причине, что отчаялись отстоять перед родней свой жизненный выбор. Вот те на! Вам нужен не гинеколог, а психоаналитик. Я выдерживаю удар, на несколько минут набираю в рот воды, а потом примиряюсь с действительностью. Он, конечно, прав. Я попросту трусиха. Чего я, собственно, ждала? Что ему понравится предложенная игра? У меня чувство, что я села в лужу. Моя сила и одновременно слабость – в склонности прислушиваться к своему инстинкту, а не к голосу разума. Благодаря ему я сумела раскрыть несколько заковыристых дел и в результате в 34 года была принята в бригаду уголовных расследований. Но порой интуиция дает слабину, а то и вовсе пускает меня под откос. Теперь замысел представить этого субъекта родне как своего жениха кажется мне не просто неуместным, а совершенно нелепым. Багровая от стыда, я капитулирую. – Вы правы. Мне очень… Весьма сожалею. Сейчас развернусь и верну вас домой. – Сначала сверните на первую же заправку. У вас почти пустой бак. * * * Я заливаю бензина под завязку. Пальцы липкие, от бензиновой вони с души воротит. Гляжу – а пассажирское кресло пустое. Кручу головой и вижу Поля Малори за стеклом кафе: он машет мне, зовет. – Я заказал вам чай, – сообщает он, предлагая мне сесть. – Пальцем в небо! Я пью только кофе. – Это было бы слишком просто. – С этими словами он поднимается и идет за кофе к автомату. Что-то в нем сбивает меня с толку. Наверное, эта его флегматичность, как у английского джентльмена, способность в любой ситуации сохранять немного высокомерное спокойствие. Через пару минут он возвращается с кофе и с круассаном в салфетке. – Не «Пьер Эрме», конечно, – предупреждает он, – но лучше, чем можно подумать, если судить только по виду. В подтверждение своих слов он впивается зубами в свою бриошь – так легче подавить зевок. – Угораздило же вас поднять меня с постели в семь утра! – говорит он в свое оправдание. – В кое-то веки была возможность поваляться подольше – и тут… – Я пообещала доставить вас обратно в лучшем виде. Еще успеете поваляться с вашей Дульсинеей. Он отхлебывает чай. – Признаться, я не вполне вас понимаю: что за блажь встречать Рождество с не самыми приятными вам людьми? – Забудьте, Малори. Сами же сказали, что вы не психотерапевт. – Как ко всему этому относится ваш отец? Я отмахиваюсь. – Отец давно умер. – Хватит морочить мне голову. – Он сует мне под нос свой смартфон. Я заранее знаю, что на нем увижу. Пока я заправлялась, Малори лазил в Интернете. И, ясное дело, поиски привели его на страничку новостей давностью в несколько месяцев с рассказом о неприятностях моего папаши. «Бывший суперсыщик Ален Шефер приговорен к двум годам тюрьмы». Его арест три года назад стал потрясением для полиции Лиона. 2 сентября 2007 г. дивизионный комиссар Ален Шефер был арестован у себя дома группой Генеральной инспекции французской полиции в связи с его действиями и кругом общения. После многомесячного расследования была разоблачена крупномасштабная коррупционная система с каналом присвоения государственных средств, в центре которой находился этот крупный полицейский чин севера страны. Сыщик в лучших традициях, пользовавшийся уважением и даже восхищением коллег. Ален Шефер дал признательные показания о том, что «перешел на другую сторону барьера», наладив дружеские отношения со многими известными фигурами преступного мира. Дошло до присвоения крупных изъятых партий кокаина и канабиса с вознаграждением осведомителей. Вчера исправительный суд Лилля признал бывшего сыщика виновным в «пассивной коррупции», в «сообщничестве с правонарушителями», в «сбыте наркотических средств» и в «нарушении профессиональной тайны»… * * * Я отвожу от экрана затуманенный слезами взгляд. Я знаю совершенные отцом низости наизусть.