21 ноября 2011 г. Конец дождливого дня, медицинский кабинет моего мужа. Прием прерван телефонным звонком: Доктор Поль Малори? Отделение полостной хирургии больницы «Отель-Дьё». К нам доставили вашу супругу. Она в тяжелом состоянии… Поль в панике хватает пальто, что-то невнятно лепечет секретарше и выбегает из кабинета. Прыгает в старенькую «Альфа Ромео Джульетта», оставленную, как обычно, прямо на тротуаре перед зданием Кадастровой палаты города Парижа. Дождь превратил в кашу постановление о штрафе за неправильную парковку, засунутое, как водится, под «дворник». Он включает зажигание, описывает круг по площади и сворачивает на улицу Бак. Уже стемнело. Кончается мерзкий осенний день, заставляющий возненавидеть Париж, превращенный в ад, тонущий в метастазах угрюмых толп и нечистот. На бульваре Сен-Жермен машины больше простаивают, чем движутся. Поль трет рукавом запотевшее лобовое стекло, тем же рукавом утирает катящиеся по щекам слезы. Алиса, девочка моя… Скажи, что это неправда. Узнав, что станет отцом, он был на седьмом небе. Поль столько всего уже запланировал на будущее: первые бутылочки, прогулки в Люксембургском саду, замки из песка на пляже, первый школьный день, футбольная площадка воскресным утром… Волшебные мгновения, растаявшие теперь без следа. Он отодвигает больные мысли, силится сохранить спокойствие, но эмоции берут верх, его сотрясают рыдания. К боли примешивается ярость. Он уже по-детски скулит. Застряв на светофоре, Поль гневно бьет по рулю кулаком. В голове продолжают раздаваться слова интерна, описывавшего страшную реальность: «Не скрою, доктор, ситуация серьезная: проникающие ранения холодным оружием брюшной полости…» Загорается зеленый свет. Поль срывается с места, резко сворачивает на выделенную автобусную полосу. Он не перестает спрашивать себя, как это могло произойти. Почему его жену, обедавшую с ним этим днем в бистро на улице Гизард, нашли с ножевыми ранениями в какой-то норе на западе Парижа, хотя она планировала отправиться во второй половине дня к акушерке, готовиться к родам? В голову опять заползают жуткие картины: Алиса в луже крови, стремительные движения санитаров «Скорой помощи», медик-сопровождающий, передающий с колес эпикриз: «Пострадавшая нестабильна, систолическое давление на девять, пульс ускоренный, 100 ударов в минуту, конъюнктивы обесцвечены. Показана венозная интубация». Мигая дальним светом, Поль обгоняет такси, потом еще одно, готов сделать левый поворот. Увы, бульвар Сен-Мишель перегорожен: там митингуют. Он до скрипа стискивает челюсти. Только этого не хватало! Он опускает стекло, чтобы уговорить полицейских пропустить его, нарывается на каменную несговорчивость и уезжает, обругав их последними словами. На бульваре Сен-Жермен его пугает истерический гудок автобуса, который он чуть не подрезал, забыв включить поворотник. Спокойнее! Экономить энергию, она понадобится, чтобы спасти жену. Необходимо найти врача, способного творить чудеса. Он пытается вспомнить кого-нибудь в «Отель-Дьё». Пралаворио? Нет, он в «Биша». Журден? Этот в «Кошене», зато очень многих знает. Вот кому надо звонить! Он лезет за телефоном в карман пальто, скомканного на пассажирском сиденье, но там его не оказывается. Старая «Джульетта» минует узкий коридор улицы Бернарден и вылетает на Архиепископский мост, он же «мостик влюбленных»: ограждения с обеих сторон завешаны посверкивающими в свете фонарей и фар замками, от крохотного до огромного. Поль, щурясь, включает свет в салоне и нашаривает на полу телефон, держа руль одной рукой. Когда он выпрямляется, его ослепляет свет фары: прямо ему в лоб мчится по мосту пренебрегший односторонним движением мотоциклист. Тормозить уже поздно. Поль выворачивает руль, чтобы избежать столкновения. «Джульетту» заносит вправо, ударяет о бордюр, швыряет на фонарный столб, потом она пробивает железное ограждение моста. В Сену Поль падает уже мертвый. * * * Я помню, что в тот самый день, 21 ноября 2011 года, моя гордыня, мое тщеславие, моя слепота убили моего ребенка и моего мужа. 12 Фри-джаз Жизнь – это состояние войны. Сенека «Письма к Луцилию» Телефонный звонок не сразу достиг сознания Алисы, погрузившейся в ванну с головой. Она вынырнула из забытья, завернулась в полотенце и схватила сотовый телефон. – Шефер слушает. – Алиса? Это я. – Сеймур! Наконец-то! – Ты в порядке? – Более-менее, но без твоей информации я как без рук. Ты что-нибудь раскопал? – Я получил отправленные тобой отпечатки. Отличная работа! Думаю, результат вполне наглядный. Я подключил Савиньона, он сейчас проверяет отпечатки по дактилографической базе данных. Результаты будут через полчаса. – Хорошо. Что-нибудь еще? Что с камерами слежения паркинга? – Я сам побывал на авеню Франклина Рузвельта и просмотрел их записи. На них мало что понятно. Ясно, что твоя машина заехала на стоянку в 20:12 и выехала в 0:17. – Что там видно? – Толком – почти ничего. Вот невезуха! – Я выезжала одна? Это хоть я была? – Не разобрать. В кадре номерной знак, салон машины оказался в темноте. – Это же надо! Ты пробовал поработать с изображением? – Что толку, все равно ничего не видно. Оборудование у них ни к черту. Лучше я сразу тебя предупрежу: с аэропортами тоже негусто. Их базы данных и видеозаписи доступны только в случае поимки кого-то на месте преступления или при предъявлении ордера. Было бы проще, если бы мы привлекли Тайландье… – Даже не думай! Ты опросил моих подружек? – Да, всех трех. Ты вчера здорово набралась, Алиса. Они за тебя беспокоились. Малика и Карин хотели тебя проводить, но ты послала их подальше… – Чувствую, ты приготовил для меня сюрприз, Сеймур. – Да, вкусное я оставил на десерт. Ты сейчас одна? – Одна, а что? – Речь о твоем приятеле Гэбриэле Кейне. Я поручил его Кастелли, и тот выяснил, что нигде нет никаких следов джазового пианиста с таким именем. – Я не говорила, что это Рей Чарльз или Мишель Легран. Когда музыкант выступает перед маленькой аудиторией, то обычно… – Послушай, ты знаешь Кастелли. В уголовной полиции никто не умеет так работать с информацией, как он. Если бы хоть что-то было, он бы обязательно нашел. Но на нет и суда нет. Пусто! Гэбриэлов Кейнов куча, но музыкантов с таким именем нет ни в интернете, ни даже среди джазистов-любителей. А теперь держись, это еще не самое интересное… Сеймур не отказал себе в удовольствии выдержать театральную паузу. Не томи, колись! – По твоим словам, он вчера вечером играл в Дублине в клубе «Браун Шугар»… – Не по моим, по его. – Ну, так это вранье. Кастелли звонил хозяину клуба. Вчера вечером там был вечер сальсы, мамбо и ча-ча-ча. На сцене играли только участники большого оркестра кубинской музыки, прилетевшие вчера утром из Гаваны. Алиса была поражена: такого она не ожидала. К своему удивлению, она тут же придумала объяснения в оправдание Гэбриэла: вдруг он выступал под сценическим псевдонимом? Вдруг был просто членом ансамбля? Вдруг… – В общем, непонятно, кто это такой, – продолжил Сеймур. – Я буду копать дальше, а ты будь с ним осторожнее, пока мы не разберемся.