Хаджар схватился за единственное, что могло помочь ему не утонуть в этих воспоминаниях. Протянутая рука, сияющая расплавленным серебром. Почти как лужи на мостовых в каменном центре города, отказывающимся сдаваться терзающим небо башням из хрома и стекла. – Не сдавайся, Северный Ветер! – голос Анетт был практически не слышен. Его заглушал шум дождя. Высокое Небо, он ненавидел дождь. Почему все, что случалось плохого в его жизни, должно было быть связано именно с дождем. Проклятье… Это так банально. Дождь… Почему не извержение вулкана, почему не ураган, на худой конец – даже простой ясный, солнечный день. Но нет, все происходило под ритм барабанящих капель дождя. Такое впечатление, будто у того, кто писал его судьбу, были проблемы с фантазией. Или же, наоборот, слишком дурное и странное чувство юмора. – Не сдавайся, Хаджар! Борись со своей тьмой! Иначе ты никогда не сможешь выйти к свету! Реальность перед глазами Хаджара плыла. Так, как если бы он лежал на воде на спине, и, иногда, влага попадала бы ему на глаза. – Поднимайся, здоровяк! – чернокожая красавица, взвалив Хаджара на плечо, потянула его вверх. – Если не пойдешь сам, я донесу тебя до Горы! И пусть тебе перед Перворожденным будет совестно, что тебя тащила на себе женщина! Вместе они пошли сквозь утопающие под дождем джунгли. Острые листья продолжали резать ноги Хаджара. И воспоминания проливались на светящуюся зеленым тропу. Рана на сердце Хаджара, старый шрам, который он заставил себя забыть, открылся еще шире. И только теперь, глядя на то, как “кровь” заливала его тело, он понял смысл волшебных знаков, которые на нем чертили. Они обрамляли каждую из душевных ран, каждый шрам на поверхности его “я”, который он получил за годы странствий. Они скрепляли их, стягивали лучше, чем корабельные канаты. Но не могли сдержать тот, что был самым уродливым и большим. И именно его, впившись когтями, вскрыло это жуткое место. – Шевелись же ты, белокожий! – рычала Анет. Она тянула его за собой. Все дальше и глубже в джунгли. Хаджар, еле переставляя ноги, смотрел на капли влаги на листьях. Он вглядывался в лужи крови. И, не видя в них своего отражения, находил лишь сцены из прошлого. Прошлого, которое, вместе с болью, выливалось из него. – Елена… – прошептал Хаджар. Он споткнулся и в третий раз упал на землю. – Испытание… – он моргнул. Они стояли под навесом, прикрывавшим лестницу в очередной подвальный бар. Он слышал, таких было много на этой улице города. Довольно иронично, учитывая её “думающее” название. – О чем ты говоришь? О чем он говорил? Учитывая, что ему показалось, будто он увидел в неоновом свете вывески сияющие волшебном светом джунгли, то… в лучшем случае, он начал постепенно сходить с ума. Говорят, так происходит с альпинистами в горах – из-за перепада давления и разряженности воздуха. Может существует и обратный эффект, когда годами живешь на высоком холме, на девятом этаже больницы, да еще и не выходишь из помещения? Пальцы молниеносно пролетели по клавиатуре и: – Не знаю, – ответил механический голос. – Не знает он… – все так же театрально вздохнула Елена. – если для тебя мое присутствие это настоящее испытание, то как же мы будем смотреть Призрака Оперы? – Понятия не имею, – пожал плечами анимированные смайлик. – я сделаю вид, что пришел не с тобой. – Тебе придется очень постараться, чтобы сделать вид, – Елена выделила последние слова. – что ты куда-то там пришел, – на последнем она засмеялась. Кто-то со стороны счел бы её самым жестоким человеком на свете, но он лишь пару раз стукнул кулаком по подлокотнику – так выражался его смех. За годы неизлечимой травмы он привык к самым разным формам отношения к себе. До “почтения на расстоянии” от фанатов – наверное, он был единственной звездой мирового масштаба, к которому никогда не пытались проникнуть поклонники или папарацци. До “ненависти на расстоянии” – даже в середине двадцать первого века еще оставались недовольные жизнью личности. Такие, зачастую, почему-то, становились радикальными националистами, что, в большинстве случаев, приравнивалось к спартанскому фашизму. Ему не раз предлагали покончить жизнь самоубийством и прочее. Но если это были лишь две крайности, то середину – самое распространенное явление, составляли “сочувствующие”. Они его жалели. И именно от этой жалости он, чудовище, и прятался в своем белоснежном замке. А потом ворвалась она – Елена. Человек, который его никогда не жалел. Часто на него злилась. Ругалась. Подшучивала. Смеялась вместе с ним. Что-то рассказывала. Сочиняла музыку. Заботилась о нем, но зная определенную грань, меру. Ураган в его маленькой, налаженной, катящейся по наклонной, жизни. Или в подобии этой самой жизни. Трудно определить. – Что это за бал? – спросил смайлик. – Понятия не имею, – не задумываясь ответила Елена. – Никогда его здесь прежде не видела. Они стояли под яркой вывеской с которой струился красный, неоновый свет. Несколько лент свисались всего в две буквы “DH”. Слева от D стояла девушка, с ангельскими крыльями, а справа – парень с хвостом черта и трезубцем. Они смотрели друг на друга через эти две буквы. – Бар “DH”… – летели пальцы по клавиатуре. – никогда о таком не слышал. – Здесь много таких, – Елена первой отправилась вниз по лестнице. –постоянно закрываются одни и открываются другие. Порой – всего на неделю или на две. – А ты откуда знаешь? Странно, но у маленького подвального бара имелся механический пандус –площадка на рельсах, которая спускалась по нажатию кнопки. Именно благодаря ей он смог спуститься следом за Еленой. – Девушке надо как-то себя обеспечивать, … – мимо пролетела машина из опущенных окон которой на всю улицу орал последний их совместный трек. – Выбор одобряю! – закричала Елена вслед водителю. – Но ты все равно мудак! Из окна исчезающего немецкого спорт-кара высунулся средний палец. Интересно, знал ли водитель кому его показывает? Наверное – нет. – О чем я… ах, да – я работала в таких. Выступала по вечерам. Прибыль делили с баром. – Я думал, ты работала в баре Булгаков. – Да, – кивнула Елена и толкнула входную дверь, оформленную в стиле салуна дикого запада. – Но потом туда пришла Лана – её исполнение больше нравилось публики. – Идиоты… – Ну, голос у неё действительно был мощнее… Хотя – сейчас уже не важно. – Ну да – ты ведь теперь звезда. – Я не об этом, – засмеялась Елена. – бар закрыли. Пройдя через узкий, тесный тамбур, они оказались в помещении бара. Странно, но Хаджару показалось, будто он уже здесь бывал. Во всяком случае, ему все казалось знакомым, чего просто по определению быть не могло. – Вон, смотри, свободный столик, – Елена указала на стоящий впритык к барной стойке, круглый столик для двоих. Он поехал следом за ней, уже жалея, что согласился на эту авантюру. Глава 870