Часть 45 из 98 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не оставляло ни единого следа. Хотя, Хаджар был уверен, что хватило бы смертной стрелы, чтобы отправить старика к праотцам. Или, как говорили чернокожие – к Перворожденным.
Хранитель достал из костра небольшую хворостинку.
Она была обуглена точно по середине.
– Смотри, Северный Ветер, – он протянул её Хаджару. – Эта палочка крепче, чем любая другая такая же, которую ты сможешь найти за пределами Зеленого Дома. Каждый из её концов – как холодный, блестящий камень, который так любят белые люди.
Почему нейросеть не использовала слово “железо” Хаджар так и не понял.
– Но её середина – она обуглена. Этот жуткий шрам, который ты видишь, делает эту палочку намного слабее, чем она есть на самом деле, – Хрантель Прошлого без всяких усилий разломал палочку на две части, после чего бросил их в костер. Не прошло и нескольких секунд, как они обратились в прах. – То, что сильно, как единое целое, всегда становиться слабым, если его разделить.
Хаджар дотронулся до шрама на своей груди.
– Правильно, – кивнул старик. – Когда ребенок рождается, он рождается с одним единственным желанием – жить. Но у каждого человека это желание отличается. И, если с возрастом, он его не забывает, то это желание превращается в истинную мечту. Оно сильно, Хаджар. Сильно настолько, что может согнуть землю, сплести веревку из неба, потушить или зажечь звезды на небосклоне.
– И оно достаточно сильно…
– … чтобы расколоть душу, – закончил за Хаджара старик. – своим первым вздохом, Хаджар Дархан, ты расколол собственную душу. И, по счастливой случайности, запер этим, на долгие годы, свой самый большой страх и своего самого яростного врага.
– Черного Генерала, – кивнул Хаджар.
Старик оторвал взгляд от костра и посмотрел собеседнику в глаза.
Глава 877
Пока ошарашенный Хаджар обдумывал слова Хранителя, тот подбросил в костер еще немного хвороста, после чего подвинул его концом своего резного посоха.
Как и в случае с ладонью – тот не обуглился и не почернел.
– На Горе Стихий мы встречаемся с нашим злейшим врагом, Хаджар, – Хранитель опять повернулся к пламени. В его почти стеклянных глазах отражались танцующие языки пламени. – Три искушения выводят на поверхность нашу самую большую тайну, самый тайный страх. Тот, который мы прячем глубже всего. Запираем ото всех и даже от самих себя. Лжем себе, что его не существует так остервенело, что и сами в это начинаем верить.
Хаджар, поняв, что разговор в ближайшее время не закончится, уселся на шкуры.
Ему все еще было холодно, так что он потянулся к костру. Пламя согревало. Пусть не сильно, но согревало.
– И, если мы одолеем воспоминание о страхе, то взойдем на Гору Стихий. И Изначально-рожденные будут нас судить. Они отведут к Вечным Истокам, позовут Перворожденных твоей крови и те скажут свое слово.
– Я не был ни на каком суде, – возразил Хаджар.
Старик промолчал. И, будто не замечая слов Хаджара, продолжил.
– Твое Посвящение, Хаджар… оно было странным. Ты разорвал свою душу на две части. И лишь та половина, что сейчас внутри тебя, отправилась отражение Зеленого Дома, где листья памяти резали твои ноги, пропитывая мир твоей тьмой.
Хаджар вспомнил о том, как бежал по зеленой тропе. Действительно – его ноги постоянно что-то резало, а кровь, текущая из плоти, оказывалась воспоминаниями.
– И, когда твой самый большой страх явился миру, то ты встретился ни с кем иным, как со своим самым главным врагом – самим собой. Ибо воин, сколько бы врагов он не одолел, но пока не одолеет последнего – не более, чем мальчишка, размахивающий палкой.
Последний враг… Это словосочетание отозвалось в памяти Хаджара, но несмотря на то, что он был Рыцарем Духа, так и не смог вспомнить, с чем оно перекликалось.
Абсолютная память не означала, что любая оговорка, услышанная человеком, мгновенно находила отклик с прошлым. Это как книга – она лежит перед тобой, она заполнена нестираемыми символами. Но чтобы что-то найти, надо знать, где искать.
Хаджар не знал.
– А как можно победить самого себя, Хаджар? Все мы – лишь мальчишки с палками, – старик провел ладонью по посоху. – Ты встретился с осколком своей души, которую прогнал в момент, когда родился.
– Но она… он, сказал мне, что был со мной. Всегда был со мной, пока я не предал его и не принял метку…
– Клеймо угнетенного, – вновь перебил старик. – ты отдал себя сущности, которую создали мечты сотен тысяч племен людей. И этим отказался от дыхание Изначально-рожденного в чью честь ты выбрал себе свое истинное имя.
– “Дархан”, – послышалось в щелчках сгорающего хвороста.
Бусы, заменявшие дверь в шатер, закачались и порыв ветра на мгновение прогнул стены шатра.
– Когда ты родился с тем желанием, что было на твоих устах. Оно оказалось достаточно мощным, чтобы разлететься по миру и найти того, с кем оно перекликалось. На его зов, услышав свое имя, пришел Изначально-рожденный. И он принял в свои объятья половину твоей души. Сохранил её. Сберег. Вырастил как честь себя. А затем, долгие годы, пытался вернуть.
Тот голос, который слышал Хаджар. Те истории, которые тот ему рассказывал. Те изумительные сны о далеких землях и бесконечных странствиях, удивительных местах и самых опасных приключениях, что он видел в детстве…
Ветер не мог ему это показать.
Но половина душа, от которой он отказался…
Хаджар схватился за грудь. Под его ладонью оказался шрам.
Предатель… он заслуживал этот ярлык.
– Ты странный человек, Хаджар Дархан, – старик вновь пошевелил посохом в костре. – Ты живешь с половиной души и, хотя должен быть мертвым из-за этого, все еще жив. Внутри тебя живет жуткая химера, которая стремится разрушить этот мир, но ты так и не подчинился её воле. Вторая половина твоей души слилась с Изначально-рожденным, но обладая невероятной волей, не стала его частью, а лишь продолжением. И тот путь, что лежит перед тобой, он одновременно и короткий и такой длинный, что мне не увидеть ни его начала, ни его конца.
Хаджар плохо понимал, что имеет ввиду старик. Но он точно знал, что ему следует задать всего один вопрос:
– Как мне отыскать вторую половину?
Хранитель улыбнулся.
– Разве ты не хочешь знать, как тебе выжить?
– Ты правильно сказал, Хранитель Прошлого. Я – воин. Мы рождаемся, учимся и живем, чтобы однажды умереть и…
– И ты не прав, – покачал головой старик. – Воин не живет, чтобы умереть. Он живет, чтобы могли жить другие.
Хаджар опять вздрогнул. Он вспомнил один из последних вечером, проведенных но Горе Ненастий. И слова Учителя Оруна, которые до сих пор звучали в его голове. Но сейчас он не хотел о них ни думать, ни вспоминать.
– Но, скажу так – если ты сможешь отыскать свою вторую половину души, то яд эльфийки не сможет причинить тебя вреда, а химера, без твоего на то желания, не сможет прорваться внутрь твоего мира.
Сказать, что Хаджар, услышав эти слова, воодушевился – не сказать ничего.
– Счетчик по команде наивысшего приоритета, – мысленно приказал он.
[Обрабатываю запрос… Запрос обработан. До взлома объекта “Метка Духа Меча” осталось 21 день… 16 часов… 7 минут 25… 24… 23 секунды]
– Сколько у меня есть времени? – спросил Хаджар.
Старик помолчал недолго. Он смотрел в костер, а тот отражался в его глазах. Это, в какой-то момент, начало походить на молчаливый и таинственный разговор.
– Пока луна не умрет и не родиться вновь – не больше.
Лунный месяц… всего двадцать восемь дней.
– Тогда, прошу, Хранитель Прошлого, где мне отыскать свою душу?
Старик вновь повернулся к Хаджару.
– Ты уверен, что хочешь этого, Хаджар?
– Разумеется! Кто может отказаться от того, чтобы жить с цельной душой.
Хранитель только усмехнулся. Немного грустно и печально.
– Ты удивишься тому, скольких людей я видел, которые отдали бы многое, если не все, чтобы оказаться на твоем месте.
– О чем вы…
– О том, что с половиной души жить проще, чем с целой. Когда ты вернешь её… если ты вернешь её, то на тебя разом обрушиться вся тяжесть той тьмы, что ты выбросил вместе с ней. А еще появятся чувства. Те, которые раньше спали внутри тебя, которым не хватало сил, чтобы выйти наружу. Любовь, ненависть, страх, вожделение, мечты, счастье – они станут ярче. Станут острее. Они могут убить тебя, Хаджар. Ты уверен, что готов к этому?
Хаджар вспомнил силуэт, стоящий на Горе Стихий. Он вспомнил сражение двух драконов, а затем то, ка они пронзили друг друга клинками.
Он вспомнил слезы.