– А ты подумай немного, Хаджар. Подумай. Ты ведь что-то получил в той гробнице, так? И прекрасная Акена – тоже. Как и Дерек, да примут его праотцы. Так если трое из нашей компании не ушли с пустыми руками, то… – То и все остальные – тоже. – Именно так, – вновь улыбнулся Карейн. Между его белоснежных зубов теперь пролегали алые полоски. – Каждый ушел из гробницы с сувениром. Мой… Тарез потянулся к поясу и Хаджар тут же обнажил Синий Клинок. Движения Тареза стали более плавными и спокойными. Он вытащил на свет на глазах осыпающуюся каменную плашку, выполненную в форме березового листа. – Мой отец, своим ритуалом, истончил границу, отделяющую мир смертных от остальных, – Карейн вдруг осекся и повернулся к Хадажру. – ты ведь знаешь, что помимо нашего мира, Река течет и в три других – мир демонов, богов и духов? – Знаю, – Хаджар вспомнил карту, которую в Пустошах показал ему Бессмертный послушник храма бога войны. – Я, почему-то, не сомневался, – согласился с какими-то своими мыслями Карейн. – Этот медальон – пропуск в страну фейре. Вот только использовать его в любой момент не получиться. Только, так сказать, по особым случаям. – И ритуал твоего отца идеально к нему подходил. – Именно. Но оставалась одна деталь, – Карейн вновь повернулся к Хаджару и посмотрел на его одежды. – Мне нужно было что-то, что имеет отношение к стране фейре, чтобы не потеряться по пут между мирами. А тот факт, что ты интересуешься Тарезами, не секрет не то, что для меня – а и для моего отца. – И это была одна из причин, по которой ты отправился в Карнак. – Устроить несчастный случай в такой ситуации отдельно взятому адепту, пусть и ученику Великого Мечника Оруна – не такая уж большая проблема. Они вновь замолчали. Дул ветер. Здесь его слышать было намного проще, чем в мире смертных. Но в данный момент Хаджара заботило нечто иное. – Почему ты этого не сделал? Почему не убил меня? Ты ведь, в то время, мог это сделать. – Убить… – протянул Карейн. – а почему ты не убил юного Париса? Хаджар промолчал. – Я… – Страна фейре не терпит лжи, Хаджар, – вдруг перебил Карейн. – Фейри, по своей природе, физически не могут врать и потому… они лучшие лгуны на свете. Ложь же в их стране подобна несмываемой грязи. Любое вранье для них будет видно так же хорошо, как тебе – навоз на чьем-нибудь лице. – С чего ты взял, что я его не убил? – Вот! – улыбка Карейна стала шире. – так уже лучше… Хаджар, я видел твое исполнение Шага Белой Молнии и прежде. Я бы не спутал его с ударом природной молнии. Особенно за секунду до того, как Анис надела корону. Особенно! В башню, где ты, по идее, убил наследника рода Хищных Клинков. Так почему же ты не убил его, Хаджар? Хаджар вспомнил, как Парис пожал ему руку в начале “праздника”. Вспомнил, как ощутил в своей ладони клочок пергамента. Клочок, который и сейчас лежал внутри его пространственного кольца. На нем, детским почерком, было выведено лишь несколько слов. “Прошу, пощади маму”. Парис был не только силен, но и умен. – У тебя когда-нибудь был брат или сестра, Хаджар? Перед внутренним взором появилось сперва лицо Неро, затем Элейн, а потом и Эйнена. – У меня тоже были, – тяжелым, почти могильным голосом, прошептал Карейн. – их было так много, Хаджар, что не хватило бы пальцев на твоих и моих руках, чтобы сосчитать. И все они… мертвы. Как и моя мать, Хаджар… Я –последний человек в этом мире, который исполнил бы приказ или как-то помог Сальму. Подул ветер. В стране фейри нельзя было лгать. И Карейн не лгал. – И как же ты собираешься спасти себя и вытащить нас отсюда? – Хаджар протянул Карейну руку. – С чего ты взял, Хаджар, – он схватился за неё и с трудом, но поднялся. –что я собираюсь это делать? – Потому что, после Эйнена, ты самый скользкий из людей, которых я встречал. Вряд ли ты отправился в страну фейри, чтобы просто здесь умереть. Карейн вновь улыбнулся. Глава 969 Несмотря на то, что казалось, что лес находился около самого горизонта, Хаджар с Карейном добрались до него всего за несколько минут. Мир Духов сложно было познавать глазами, но и энергией, учитывая то, как сложно приходилось даже Повелителям в этом месте, многого не исследуешь. Карейн, хромая, едва ли не всем лежал на плече Хаджара. По его боку, сквозь бинты, стекали струйки черной, вязкой крови. Тело Карейна она не обжигала, но стоило ей упасть на землю, как та шипела, сгорая в кислоте. – Что это такое? – спросил Хаджар. – Понятия… не имею, – речь вновь давалась Карейну с трудом. Любое движение, и это не только было видно, но и чувствовалось, причиняло ему резкую боль. – Спросишь… у моего отца. Хаджар ответил на это молчанием. Оказавшись на опушке леса, от которого тянуло каким-то странным волшебством, Хаджар развеял доспехи Зова. Ему не нужно было быть специалистом по миру духов в целом и стране фейре в частности, чтобы определить, что он находиться во владениях Летнего Двора. – Разумно, – прохрипел Карейн. – фейри Летнего Двора не очень были бы рады твоему наряду, сшитому Мэб. – Как ты узнал? Карейн лишь крепче стиснул плечо Хаджара. – Я ведь уже… говорил. Моя мать… несла в себе… часть крови фейри… Хаджар мысленно вздохнул. Карейн был силен не только в искусстве меча, но и в искусстве риторики. Добиться от него нормального, прямого ответа, если тот не желал отвечать, оказалось невозможным. Он до того сильно заболтал Хаджара в самом начале их беседы, что тот едва не упустил нить главного вопроса. Что именно собирался проделать Сальм Тарез своим ритуалом. Возможно Карейн не знал и сам, но скорее всего его связывала какая-то очень искусно составленная клятва. И Карейн, пройдя по лезвию, дал все намеки и все подсказки, какие только мог. Все же, как гласила молва, ничто не могло связать вас крепче, чем клятва, принесенная Тарезам. Клан Торговцев знал в них толк. – Каков наш план? – Сейчас… увидишь. И Карейн первым, смело, без сомнений, вошел в пределы леса фейри. Сколько про них Хаджар слышал сказок от своих няни и матери. Про народ богини Дану – существу более древнему, чем нынешние боги. О том, как некогда, народ фейри – Туатха де Даанан, славные не только своими красотой, изяществом в одежде, но и магией с воинским искусством, сражались против богов. Они, обладая артефактами невероятной силы, уже начали одерживать победу, но их предали и великие воины и маги проиграли. Но милостивые боги не стали истреблять столь удивительный народ. Они изгнали его с Седьмого Неба – мира богов и отправили скитаться на границу мира духов. И потому фейри – ближайшие их волшебных народов к смертным. Потому что они наказаны вечно пребывать на границе уже не смертные, но еще не духи. Слушая эту историю, Хаджар, в те времена, не находил в ней ничего, кроме очередной красивой сказки. Теперь же он цеплялся за оговорку про богиню Дану. Первые лже-боги, это древнейшие из духов, которые сбились со своего пути и решили подчинить себе все четыре мира. Их потомки – заполнили Седьмое Небо и так появился Яшмовый Дворец с его Яшмовым Императором – правителем всех богов и всего сущего, видимого и невидимого, былого, настоящего и прошлого. Так появилась Книга Судеб, Книга Тысячи и все её бесчисленные имена. Так появились люди, так появились их жизненные пути. Так началась первая из Эпох. Но если до лже-богов существовала некая Дана, которая создала народ фейри, то… Хаджар не знал, что следовало после “то…”. Возможно, ответы на подобные вопросы, можно найти только в самых закрыты библиотеках страны Бессмертных. Если не на самом Седьмом Небе или у Князя Демонов. Лес фейри выглядел именно так, как себе и представлял Хаджар. В каждом камне, каждом дереве, каждом дуновении ветра сквозь кроны, чувствовалась магия. Не те фокусы, которые с трудом воспроизводили адепты мира смертных, а самая настоящая магия. Когда свет, пробежавшись по листьям дубов и берез, вдруг превращался в смех звезды, скучающей по черному бархату неба, а затем, вливаясь в дерево, он позволял тому вздохнуть. И в этом вздохе слышалась мудрость времени и изящество. На краю зрения, вспышкой эфемерного сознания, тонкая береза, впитав свет смеющегося солнца, расправляла ветви и прекрасной девушкой, одетой в самые изысканные, мерцающие одежды, наклонялось к ручью, чтобы напиться из него воды. Сам же ручей, извиваясь среди холмов, вдруг расправлял крылья и синей птицей взлетал в небо, где оборачивался облаком из которого шел дождь из капель чьих-то разбитых мечтаний. Их осколки, падая на плечи Хаджару, стекали водой на мох, изумрудной пылью разлетавшийся по лесу. Затем мгновение и это вновь привычный, простой лесной массив, раскинувший объятья от левого до правого горизонтов. Хаджар обернулся.