— Он очень забавно зевает, кстати. — Ну разумеется, — Хаджар потянулся ладонью, чтобы погладить девочку по голове. Но за мгновение до того, как жилистая ладонь с узловатыми, мозолистыми, натруженными пальцами коснулась залитых золотом волос, он застыл. Почему? Почему ему вдруг показалось, что это лишь мираж. Девочка сама решила проблему. Она приподнялась на цыпочки, обхватила его запястье и сама опустила ладонь на волосы. Они были такие же шелковые, как и её платье. Или даже мягче. А еще теплые. Очень теплые. Хаджару вдруг показалось что внутри него. В вечной пустоте, готовой поглотить и душу, и сердце, вдруг зажгли огонек. Такой хрупкий. Такой маленький. Способный потухнуть от любого дуновения. Но при этом дающий ориентир в этой тьме. Придающей ей смысл. Поэтому его отец — король, отдал свою жизнь ради него? Поэтому мать закрыла собой от Примуса? Потому что только этого огонек вел их сквозь все те бури, что обрушивали на людей жизнь и судьба. — Потом я сбегала к колодцу и умылась. Я знаю, ты против, чтобы я умывалась по утру холодной водой, но мне та-а-ак нравится. А я еще в моем скворечнике поселились птичка! Ну, помнишь в том, который мы с тобой смастерили прошл… Она говорила что-то еще, но Хаджар уже не слышал. Почему-то мир перед ним задрожал и стал нечетким, размытым, как во время проливного дождя. — Пап? Ты где-то поранился? Ты плачешь? — Нет-нет, маленькая, — Хаджар подался вперед и обнял девочку. Прижал её к себе так, чтобы она не видела его глаз. — Все в порядке. Это просто роса. — А разве роса бывает на людях? — Конечно, — Хаджар зажмурился, быстро вытер лицо, а затем резко поднялся. Девочка, оказавшись на двухметровой высоте, радостно закричала и задергалась. Хаджар же закрутил её в небе. Её звонкий смех и тепло, а еще яркие синие глаза с зелеными вспышками внутри. Это стоило больше, чем любые сокровища… это и было — единственное сокровище. — Эй, повелители небес, — засмеялась на крыльце Аркемейя. — Сырники остынут. Девочка нахмурилась. — Па-а-п, — заговорщицки прошептала она. — ты ведь знаешь, как мама сердится, когда мы не успеваем съесть еду теплой. — Ты испугалась? — прищурился Хаджар. — Конечно же нет, — насупилась девочка, а затем, подумав, добавила. — только если чуть-чуть. Они засмеялись и отправились завтракать. — Генерал… Хаджар остановился. Он обернулся. Позади никого не было. Только дорожка, виляющая среди деревьев и уходящая куда-то за холм. Померещилось… Глава 1363 Хаджар вытер предплечьем вспотевший лоб. Отложив в сторону деревянный молоток, он посмотрел на киянку. Чтобы добраться до неё, ему бы пришлось спуститься с крыши общего деревенского амбара, подойти к забору, взять её, а потом проделать весь этот путь обратно. — Дважды по лестнице, — вздохнул Хаджар. Семи метровая, сложенная из двух частей, выпиленная им самим, она была приставлена к амбару. Кто знает, какой демон нашептывал строителю амбара, что тот не предусмотрел в своем творении прямого выхода на крышу. Лестница вся трещала и дрожала. Она не была предназначена для таких высот. И Хаджар спилил её из двух разных лестниц буквально на кануне. Что только не сделаешь ради маленького порося. И не важно, что семья Пермовки все равно не смогла бы его прокормить. Брать за даром Хаджар не хотел, так что пришлось договариваться с мужем девочки… молодой матери, что Хаджар подладить амбарную крышу. После смерти Ругаха прошлым сезоном, Хаджар остался единственным в деревне, кто умел управляться со столярным делом. Ответственность, конечно, большая, но что делать. Работа есть работа. Тем более, когда за неё платили поросем. Будет чем пировать к осеннему празднику конца сбора урожая. Хаджар посмотрел на руку. Было бы так легко. Потянуться к киянке. Одно усилие воли и вот уже огромный деревянный молот у него в пальцах. Еще одно усилие воли и вся крыша починилась бы сама собой. Ожили бы доски, поднялись бы полками деревянные гвозди. И дело, на которое Хаджар тратит уже второй день, завершилось бы меньше, чем за пару мгновений. Хаджар вспомнил, как когда-то давно, уже и не вспомнить когда, они с Эйненом в Лесу Знаний всего за ночь поставили справную избу. — Проклятье, — выругался Хаджар. Они с Аркемейей, когда та была на сносях, дали друг другу слово, что больше не будут использовать свои способности адептов. А когда придет время и встанет на ноги их дочь, когда на их крыльце появятся внуки, они разобьют свои энергетические тела и оставят судьбу смертному веку. Состарятся и уйдут к праотцам на их суд. Так велела им их честь. Честь людей, отказавшихся от насилия мира боевых искусств и… — В это мире нет чести… Хаджар резко поднялся на ноги и замахнулся киянкой, будто это действительно был боевой молот, а не довольно неудобный инструмент. Увеличенная копия молотка, которым Хаджар тоже собирался смахнуться с неизвестным противником. Но, как и недавно… или давно… там, куда был обращен его взор, никого не оказалось. — Проклятье, — повторил Хаджар, после чего огляделся. В это время в деревне все были заняты на работах. Кто в поле, кто со скотом на пастбищах, кто в ремесленных. Жены, разумеется, тоже не прохлаждались. Так что около амбара, стоявшего на отшибе, никого не оказалось. И никто не увидел, как киянка, взлетев над землей, переместилась в руку Хаджару. — Хорошо хоть меч не призвал. — выдохнул он. Еще прошлой зимой Аркемейя, использовав энергию, волю и истинные слова, превратила свои сабли в пыль. Так что теперь под их полом в доме остался лежать лишь Синий Клинок Хаджара. Жена ничего не говорила, но иногда смотрела в сторону схрона под их камином. Она считала, что в доме не должно быть оружия, чтобы их дочь выросла как можно дальше от мира боевых искусств. И чтобы никогда не узнала, что была рождена практикующим ступени Формирования. Да, она будет сильнее большинства смертных. Выносливее. Красивее. Моложе. Но… когда придет время разбить свои энергетические тела, их дочь тоже проснется без ядра силы. Может быть это был бесчестный поступок — принимать такие решения за другого человека. Но этот человек, маленький человечек, ничего не знал о мире боевых искусств. О том одиночестве, о той боли, что тот несет с собой. И то, что родители не хотели ребенку той же судьбы, что прошли сами… что же, пусть их дела судят праотцы. И все же, что-то останавливало Хаджара. Теми вечерами, когда Аркемейя и их дочь засыпали, Хаджар оставался вытачивать игрушки для деревенских ребят. Он курил трубку, слегка касался пальцами струн своего старенького Ронг’Жа, неспешно пил мягкую брагу, наслаждался ночным покоем и пытался заставить себя разбить Синий Клинок.