Второе. Его одежда намокла, что тоже неудивительно. Оля совсем упустила из виду, что никто, кто купал Сашульку, не выходил сухим из ванной. Рубашка и штаны генерала представляли печальное зрелище. Мокрые разводы наблюдались повсеместно. Рубашке досталось больше всего. Хотя и штанам не меньше. На чистом рефлексе, желая оценить масштабы катастрофы, Оля перевела взгляд ниже. И почему-то задержалась на области паха мужчины. Черт дернул, не иначе. Её глаза уставились в одну точку. Кожаный ремень с пресловутой армейской бляхой. И ниже… Секунды потекли безумно медленно, и каждая из них играла решающую роль. Потому что под взглядом Оли пах Громова начал увеличиваться, набухать, показывая, что мужчина отлично видит, куда именно она смотрит. И нет бы Ольге поспешить, отвести взгляд, а она, точно загипнотизированная, не могла оторваться. Наваждение какое-то, иначе не объяснишь то жаркое безумие, что её охватило. Она порядочная женщина! Она почти что замужем… Была… В прошлой жизни… Жар опалил кровь, прильнул к щекам, и Оля поспешно шагнула в Саше. Не к генералу… Пусть даже не думает. — Спасибо. Я бы не справилась одна, — будто с онемевшим языком выдавила она из себя скупую благодарность. Оля приблизилась к Громову, и её накрыло невидимой волной. Она несла её к мужчине, ближе, втягивая в образовывающуюся воронку, которая сближала их тела, притягивая друг к другу. В одночасье его стало слишком много. Его всегда много… Факт, который Оля осознала ещё ранее. — Не за что, — лениво растягивая слова, проговорил Петр. — А ты можешь отнести Сашу в спальню? Если уж наглеть, то до конца. Так решила Оля. Чего уж тут… С Сашей ей всё равно сейчас не справиться. — Могу. Что-то изменилось в воздухе. Незримо, едва уловимо. Но Оля это почувствовала. Или у неё слишком обострилось воображение, отчего она за простым диалогом видит подвох? И про спальню зачем-то сказала. Оля потрепала Сашу по волосам. Дочка повернула голову, посмотрела на мать и сонно улыбнулась. — Почти спит. — Да. Её одеть надо. — И покормить? Теперь Оля могла с точностью сказать, что двойной подтекст она не нафантазировала. Иначе почему в памяти сразу вспыхнула сцена в больнице, когда Громов зашел в палату без стука и застал девушку за кормлением Саши? Она помнила его взгляд. Очень отчетливо. Так же, как и свои ощущения. — Чуть позже… Она поела перед твоим приходом. Зачем Оля подняла голову кверху и заглянула в лицо мужчине. Там отчетливо проступило разочарование, которое он не удосужился скрыть. Олю пробрало. Громов что, на самом деле решил, что она при нем будет кормить Сашу грудью? * * * Петр помог надеть на Сашу памперс и пижаму. Оля попыталась возразить. Громов посмотрел на неё так грозно и непримиримо, что она сразу же замолчала. Господи, ну, хочется взрослому мужику повозиться с маленьким ребенком, да пожалуйста! Может, в его жизни столько экстрима, что простые семейные радости воспринимаются, как экзотика? Он вышел из спальни по просьбе Оли. Саша вертелась и пялилась на мужчину, не желая закрывать глазки. Уснула дочка на удивление быстро. В глубине души Оля малодушно думала задержаться в спальне подольше, а потом сказать, что и её саму в сон клонит. Но кто-то ждал, чтобы его покормили ужином. Заслуженным, кстати. Совесть не позволила Ольге схитрить. Девушка поцеловала спящую дочку в щеку и направилась на кухню. Где её ждал сюрприз, от которого подогнулись ноги. За то время, что она укладывала Сашу, товарищ генерал явно попутал квартиру Вики со своим домом. Потому что он скинул рубашку и, когда Оля появилась в дверях кухни, снимал майку. Он стоял боком. Оля мгновенно выцепила и хорошо развитые боковые мышцы пресса и… вообще всё. Всю крепкую мужскую фигуру, точно вылитую из стали. Оле нравились красивые мужские тела. Да и какой женщине они не нравятся? Чтобы и кубики, и плечи, и хорошо развитая грудная клетка. Виталик занимался спортом, здоровый образ жизни активно культивируется в обществе. Но занимался через не хочу, больше потому, что надо. Иногда Оля ловила на себе его критичный взгляд. Сама она со спортом почти не дружила. Могла позаниматься пилатесом, растяжкой. На этом всё. То, что генерал Петр Громов со спортом на «ты», не вызывало никакого сомнения. Он точно не относился к тем военным, что протирают штаны в штабе. Чтобы добиться такого впечатляющего результата — а тело Петра впечатляло! — надо пахать на тренажерах или ещё чем-то плотно заниматься. Тем временем Петр снял майку и обернулся к Оле. Та негромко прокашлялась. — В мокром неприятно находиться, — объяснил он свои маневры. Как же… Конечно. — Ты специально, да? — выдохнула Оля, выпрямляя спину и плотнее прижимая сломанную руку к себе, точно та выступала гарантом сексуальной неприкосновенности хозяйки. Девушка со стыдом поняла, что не может не реагировать на обнаженный торс Громова. Петр тоже распрямился во весь рост. Мощный, зараза… И красивый. С кучерявыми черными волосами на груди, убегающими плотной дорожкой по животу к паху. Оля сильно удивилась бы, если бы Громов оказался «безволосым». От него за версту несло тестостероном. Сердце загрохотало в груди. Особенно когда мужчина выдвинулся в сторону Оли, казалось бы, вполне с безобидным выражением лица. Адреналин резко подскочил в крови девушки, в ушах появился звон. Громов — мужчина… Обычный. А она не кисейная барышня. Тогда почему внизу живота стягивает узлом, грудь набухла, соски напряглись, того и смотри «проткнут» футболку. Это всё оттого, что она не покормила Сашу. Только лишь по этой причине томление в груди и во всем теле. И никакого отношения к Громову физиологические реакции её тела не имели. — Нет, конечно, — безбожно соврал в ответ Петр. — Покрасоваться решил? — продолжала гнуть свою линию Оля, задыхаясь от жара мужского тела. Петр остановился рядом с ней. Более того, уперся рукой в стену на уровне лица девушки. Жар, исходящий от него, усилился. Он окутывал Олю, брал в плен. В плен взяли и мужские руки. Оля могла проскользнуть мимо. Присесть или свободной рукой убрать его руку. Поведение мужчины было вызывающим. Демонстративно захватывающим. Он показывал себя? Соблазнял? Предлагал изучить его натренированное тело? Она оценила. Ещё как… Интуитивно свела бедра, стараясь дышать ровно и не выказать, как взволновала близость его обнаженного торса. — Немного. Самую малость, — добродушно скривил полные губы генерал. Всё-таки был у него шрам над губой. Второй она заметила у виска, более тонкий и длинный. А ещё у этого чертова искусителя были чертовски длинные ресницы. Вот где вселенская несправедливость! — Покрасовался, — с придыхание сказала Оля, стараясь не думать, что будет, если она проведет рукой по животу Петра. Потрогает упругость кожи, мышц. Узнает, какие на ощупь кучерявые волосы, что убегают за пояс штанов. Оля облизнула губы и продолжила: — И хорош. Вика как-то стащила у своего парня футболку. Думаю, она тебе подойдет. Не сядешь же ты за стол полуголый. — Почему? Дома я часто ужинаю полуголым. — А тут не будешь! — взорвалась Оля негромким шепотом и, поддавшись эмоциям, толкнула Петра в грудь. Девушка рассчитывала, что он хотя бы пошатнется. Фигушки! Мужчина даже не шелохнулся, а её рука, точно со скалой соприкоснулась. Горячей… — Уверена? — продолжил в своем духе Громов, ловко перехватывая её за кисть и поднося ко рту ладонь. Хорошо, что Оля упиралась спиной в стену, иначе съехала бы на пол, настолько происходящее выбило её из колеи. И ладно бы Петр остановился. Нет же! Он приоткрыл губы и захватил её указательный палец зубами, аккуратно впиваясь в мягкую подушечку и ноготь. Олю прошибло молнией, тряхануло. Грудь, которая после родов стала слишком чувствительной, отозвалась и на это раз. Соски закололо, защипало, соприкосновение с хлопковой тканью бюстгальтера сделалось невыносимым. Захотелось сорвать его вниз, сдернуть, высвободить грудь, чтобы та тяжело опала.