А вот тело… Оно говорило о другом. У Оли хватило смелости признать, что тело воспламенилось уже от мысли, что к нему снова прикоснется Громов. И это было для Ольги дико. И всё же она пришла. И кончила. Взахлеб, на грани истерики. А теперь рыдала на мужской груди, не зная, куда себя деть от стыда и неловкого момента. Громов снова выматерился и оторвал девушку от себя. — Всё, Оль, заканчивай давай, — его голос мало изменился с прошлой фразы. Если только чуть-чуть. Дыхание мужчины обжигало кожу, ставшую неимоверно чувствительной. Как, впрочем, и она вся. Оля по-прежнему пылала. Внизу живота тянуло, про груди, которые томились, она и вовсе молчала. Не успокоилась Оля. Ни разу. И он не успокоился… Дышал тяжело, весь напряженный. Стоял, уперев руки по обе стороны от бедер Оли, зло прищурившись. На висках отчетливее проступили вены, желваки на скулах заходили, крылья носа тяжело раздувались. А ещё Оля не могла взгляда отвести от разворота его плеч. Сейчас, как никогда ранее, они находились в опасной близости от неё. Вздутые, красиво проработанные мышцы привлекали, манили. Их хотелось потрогать, узнать, настолько ли они твердые, как кажутся на первый взгляд. И ещё… такие ли они теплые. У Оли в голове плыл сладостный туман, возбуждение и не думало отступать. Она ещё раз жалобно всхлипнула и, потянувшись снова к Петру, распластала раскрытую ладонь на мужской груди и поцеловала. Сама… Громов отреагировал через секунду. Его тело, только что смахивающее на каменное изваяние, ожило. Он рванул девушку на себя, впечатал, уничтожив пространство между ними. И между тем немного отвел в сторону левое плечо, помня о травме Оли. Его забота, внимание даже в такие секунды поражали Ольгу. Петр ничего не выпускал из вида, ничего не забывал. Громов снова поднял девушку, точно она ничего не весила. Губ их он не разрывал. Оля обхватила его торс ногами. Лоно обожгло, потому что жестковатые волосы внизу живота Петра соприкоснулись с нежной, немного воспаленной кожей Ольги. Пересек комнату Петр быстро. Или Оля ничего не замечала, вовлеченная в поцелуй, в то, что происходило с её телом? Огонь похоти выжирал изнутри. К черту завтрашний день и трезвость восприятия! Если она не получит этого мужчину, то сойдет с ума. Оля не преувеличивала ни на йоту. Петр, как и днем ранее, опустил её на мягкую поверхность и навис. Молча. Прожигая своим подчиняющим взглядом. Он давал ей последнюю возможность на капитуляцию. На то, чтобы спокойно встать и выйти из комнаты. Какое тут… Оля прикрыла глаза и выгнулась, спуская с плеча лямку сорочки, показывая, что она хочет. Показывая себя. — Так значит, — прохрипел Петр и опустился на неё. Матрас жалобно прогнулся под тяжестью тела мужчины. Тепло, исходящее от него, было повсюду. Оля втягивала его в себя, принимала. — Соски пососать хочу, — раздалось, точно через призму. — Нельзя, да? Ольга только мотнула головой из стороны в сторону. Они оба поняли, о чем идет речь. Петр пошел обходным путем. Он целовал и покусывал грудь, забирал её себе. Гладил осторожно, явно сдерживаясь. Зато когда добирался до других мест — отпускал все тормоза. Сорочку Петр сдернул, она оказалась на талии Ольги. — Бедра приподними, — ещё один приказ, которому она безоговорочно последовала. Вскинула бедра, и мужчина снял сорочку вместе с трусиками. Оля хотела опустить бедра, но Петр не позволил. Сжал их руками и потянул на себя. Ольга пискнула, затаив дыхание, приподняв голову, чтобы удостовериться, что ей не показалось, что генерал на самом деле собирается сделать то, о чем она думает. Их глаза встретились. Серые против голубых. Сталь против морского разлива. В глазах Петра плясали довольные черти. За всё время знакомства Ольга ни разу не видела, чтобы они настолько ярко сверкали, что, казалось, присмотрись, и она увидит в них своё отражение. А ещё в них явственно читалось предвкушение. Темное, тягучее. — Готовь рот, блондиночка, — уже откровенно мурлыкая, заявил Громов и склонил свою темноволосую голову к её бедрам. Его дыхание опалило её лоно, губы обожгли. Оля протяжно выдохнула и расслабилась. Петр точно знал, что делать и как. Он проводил языком, не выпуская её бедра из рук. Размашисто, смакуя. Трогая и посасывая, отчего Оля заводилась ещё сильнее. Мысль о том, что она совсем недавно кончила и теперь он трогает её там, разжигала. Хотелось ещё. Оргазма… Всего Петра. Свободной рукой Оля вцепилась ему в короткие волосы, перебирала их, иногда надавливая на затылок, как бы говоря, что ещё рано, что ещё не всё. Но Громов решил сам. Подняв голову, нахально усмехнулся прямо в её сочащиеся желанием, набухшие губы. И с шальными, поплывшими глазами демонстративно вытер губы, после чего провел пальцами по её лону, собрав остатки влаги, поднёс к носу и так же демонстративно шумно втянул. Точно ему было мало… Кровь прильнула к щекам Оли. Она не могла отвести от Петра взгляда. То, что он делал, завораживало. Развратно, сладко, раздвигая с первого раза существующие рамки по максимуму. Оля не успела очухаться, как мужчина уже был сверху. Подсунув под её голову подушку, приблизил свои бедра к её лицу, удерживая член одной рукой и направляя его прямо ей в губы. Она облизнулась, снова посмотрела на потемневшее от страсти лицо генерала и открыла губы, впуская его в себя. Большой… Нет, огромный… Она с трудом справлялась. Но как же ей нравилось! Черт побери, как нравилось… Внизу живота та самая пресловутая спираль затягивалась ещё сильнее, опаляя и увлажняя. Кто бы что ни говорил, а женщине нравится, когда мужчина доминирует и где-то, возможно, не спрашивает её мнение, не нежничает. Она ласкала, старалась. По тому, как тяжело дышал Громов, понимала: ему нравится. Он толкался в её горло, посылая бедра вперед, где-то щадя и придерживая себя, где-то, наоборот, отпуская. Оля хлопала ему по бедру, когда он слишком глубоко входил. Он подавался назад, а она, дурея от его вкуса, тянулась следом, чтобы снова взять, втянуть в себя, облизать. — На бок давай. Петр перестал над ней нависать, перебрался за спину и, не дожидаясь, когда девушка сообразит, что к чему, сам её уложил на бок, сломанной рукой кверху. Отвел бедро и вошел. Плавно и сразу же переходя на более жесткие движения. Оля ахнула, прикусила нижнюю губу, чтобы не сорваться на громкий стон. Он заполнил её всю. До края. До основания. Он был повсюду. В ней. За спиной. Над ней. Его рука властно развернула лицо к нему, и губы снова накрыли ее губы. Оля задыхалась, трепетала, не веря, что подобное может происходить с ней. Тело больше не принадлежало ей, она его не контролировала. В неё входили… врезались… брали и давали… Оля пищала в губы Петру, посылая себя навстречу и желая снова взлететь кверху, испытать яркое удовольствие. Запредельное. И она испытала. Взорвалась почти сразу же, уже доведенная до предела. Думала, что и Петр последует за ней. Ничего подобного. — Я, пиз*ец, какой голодный, Оленька… Можно я тебя немного помучаю? Новый сладостный спазм прошелся по телу Оли, и она с готовностью кивнула. Глава 18 ГЛАВА 18 Оля сидела на кухне, нервно ждала, когда к ней присоединится Громов. Часы показывали без пятнадцати семь. Ночью Оля выскользнула из объятий Петра. Тот перевернулся на спину, закинув руки за голову.