— Оль, послушай меня. Ты сейчас чего разнервничалась? Ты не хочешь от меня ребенка? Всё же один глупый вопрос сорвался с губ… Его он не мог не задать. Железный кулак в груди усилил давление… — Хочу, — мягко выдохнула Оля сразу же. Без единой заминки. И улыбнулась. Робко и между тем смело. Как умела делать только она. От её мягкости у Петра рвало крышу. Или дело в другом? Её «хочу» взорвало ему мозг, вынесло наружу нахрен. Сердце заколошматило с бешеной силой, в ушах зазвенело. Вот тебе и легендарное громовское самообладание. Петр улыбнулся в ответ, чувствуя, как сводит мышцы лица, несмотря на то, что облегчение сменило тревогу и подкрадывающуюся агонию. — Тогда будем рожать. Будем же? Второй глупый вопрос. А ведь не планировал его задавать. Оля всхлипами набрала в грудь воздух и решительно выдохнула: — Будем. Громов, но между нами… — Отношения, блондиночка. Хорошие, крепкие отношения. Ты — моя женщина. Ты в моем доме, в моем сердце. Я покорен Сашкой, воспитаю её, как своего ребенка. Родишь нам сына, потом ещё разок за дочкой сходим. — Петр Михайлович, не слишком ли ты разогнался? — сквозь слезы уже более радостно улыбнулась Оля, подаваясь к нему вперед. — Я? В самый раз. И прижал девушку к себе. Сердце и не думало успокаиваться. — Ты волнуешься, — шепотом куда-то ему в шею сообщила Оля, не пытаясь вырваться из его рук. Он бы и не отпустил. Не смог бы. — А почему я не должен волноваться? — усмехнулся Громов, прикрывая глаза и прислушиваясь к собственным ощущениям. — Ты со мной, скоро я стану отцом. Кольцо тебе поедем купим на днях. Всё круто, девочка. Оля засуетилась, заерзала в его руках и выскользнула после легкого сопротивления. Теперь на её лице открыто читалось недоверие. — Кольцо? Петр качнулся на пятках. — Так точно, будущая генеральская жена. Или ты думала, что будешь со мной жить гражданским браком? Даже не надейся. То, что моё — то моё. Она открыла рот, явно чтобы запротестовать, но передумала. Лишь вздернула кверху бровь. — Генерал, какой же ты… — Самый крутой товарищ? — Самый борзый товарищ! — Почему борзый? Оль, я даже на коленях перед тобой стою. Предложение по всем правилам. Оля хрипло засмеялась и соскользнула к нему. Петр подхватил её на руки и заново усадил на кровать, на этот раз сев рядом. После чего провел рукой по лицу. — Вот это утро… — Что? Тяжеловатое? Петр Михайлович, привыкайте. Если Бог даст и у нас с тобой появится через восемь с половиной месяцев ребенок, то не только утра будут интересными. В голубых глазах больше не наблюдалось и намёка на слезы. Их вытеснили нежность и мягкость. Оля смотрела на Громова и улыбалась. Нет, он не крутой и не борзый. Он чертовски везучий. * * * Несколько месяцев спустя — Громов, я до сих пор считаю, что наши отношения сверхстранные. Мужчина отложил в сторону планшет, снял очки для работы с ноутбуком и наигранно грозно свел брови на переносице. — Соизволь-ка объясниться, женщина. Значит, сидела ты, сидела, довольная и на вид вполне беззаботная, и вдруг тебе что-то стукнуло в твою блондинистую головку. И ты решила эту фееричную мысль озвучить мне. — Совершенно верно. Его ироничная речь нисколько не смутила Олю. Напротив, жена откинулась на подушку, которую он ранее подложил ей под поясницу, чтобы было удобнее сидеть, и прямо посмотрела на него. — Озвучивай. — Вот смотри. Как происходит у обычных людей… Петр демонстративно вздернул кверху брови, услышав фразу про обычных. — Та-ак, вечер перестает быть томным. — Петь, не паясничай. Я серьезно. — И я серьезно готов выслушать тебя про отношения «обычных» людей. — Можно продолжать? — Давай-давай. Оля, стараясь сдержать улыбку, рвущуюся наружу, и сохранить деланность серьезного разговора, продолжила: — Два человека встречаются. Между ними мелькает симпатия, заинтересованность. Они начинают встречаться. На каком-то этапе симпатия перерастает в нечто большее. Они узнают друг друга, понимают, что их жизненные принципы схожи. Переезжают на общую территорию, присматриваются дальше. Потом решают, что им настолько хорошо, что стоит связать судьбы дальше. Оля замолчала и слегка вопрошающе дернула подбородком кверху, мол, чего молчим, ничего не говорим в ответ. Петр же кайфовал от тихого вечера. У него начался отпуск. Заслуженный и долгожданный. Он ещё не говорил Оле, но завтра собирался её похитить на целых три дня в полноценное пользование. Валентина Игнатьевна уже в курсе. Наталья Николаевна — тоже и уже выехала. Две женщины, определенно, справятся с годовалой девочкой. А он свою хотел себе. Они заслужили уединение. — Ты забыла уточнить, на каком свидании у них происходит секс. Что там рекомендует глянец? На третьем? — Ты невыносим! Я серьезно. — Так и я, блондиночка, — по крови разлилось знакомое тепло. Он обожал дразнить Олю, не переходя границу. Она каждый раз велась. — Ок, не хмурь брови. Давай я тебе расскажу, как происходит у других людей. Пусть и не всегда относящихся к категории «обычных». Есть химия, животный инстинкт. Называй его, как хочешь. Видишь человека, и тебя косит наповал. К черту взаимные интересы, узнавания. Задействованы другие рефлексы, инстинкты, их тоже можно назвать по-разному. Сути не меняет. Тебя тянет к человеку с дикой силой, вопреки всему. И тут уже не играют роли взаимные взгляды на жизнь и интересы. Я думал, вы, девочки, как раз придерживаетесь позиции, что любят не за что-то, а вопреки. На этот раз подразнить Олю не получилось. Потому что на его слова она отреагировала довольно странно. Опустила голову, заминая нижнюю губу зубами. Дурная привычка, от которой он пытался её отучить, правда, пока безрезультатно. Из белокурой косы Ольги выбилось несколько прядей, она не спешила их заправлять за ухо. Продолжила таинственно молчать, деланно рассматривая аккуратные розовые ноготки. — Хм, — наконец, протянула она, продолжая прикусывать губу, чем сильнее навевала его на мысли о горизонтальной плоскости. — Поправь меня, пожалуйста, дражайший супруг.