Улыбка мисс Гэмпстон стала хищной. – Энн нужна была детская. Уинифред расхохоталась. Переделать обитель ее кошмаров в комнату, где четырехлетняя девчонка расставляет по полкам кукол и разрисовывает карандашами стол – лучше и придумать было нельзя. Мисс Гэмпстон провела Уинифред по свободным от постояльцев комнатам. Планировку и меблировку оставили прежними, но переклеили обои, заменили постельное белье, пологи и занавески. – Мы берем по двенадцать шиллингов в неделю, – объявила мисс Гэмпстон, взбивая подушку. Уинифред остановилась у входа и с любопытством оглядела посвежевшую спальню. Новые ярко-зеленые обои, пахнущий кедровой полиролью пол. Раньше здесь жила Эмма, до нее – Мэтти, а еще раньше – Крошка Фло. А теперь у комнаты и вовсе не стало хозяйки. – Где Эмма? – спросила Уинифред. Мисс Гэмпстон помрачнела. Она ловко потянулась к изголовью и схватила вторую подушку. – Ушла работать в другой дом. Не смейте ее винить, – добавила она, заметив, как Уинифред скривилась. – Вы ничего об этом не знаете. Вы и понятия не имеете, каково это – без конца барахтаться в трясине. От нее так просто не отмыться. – Я ее не виню. Но я удивилась. Остальные тоже вернулись в дома терпимости? – Некоторые, – уклончиво ответила мисс Гэмпстон. – Подсобите мне. Вдвоем они встряхнули тонкое сатиновое покрывало, надувшееся пузырем, и опустили его на кровать. Расправив складки, мисс Гэмпстон добавила: – Жизнь таких, как мы, очень сложно перекроить. Из тринадцати девочек осталось пять. Остальные ушли в дома терпимости или нашли другую работу. Марта теперь живет на содержании у какого-то йоркширского баронета. Мейми пыталась вернуться домой, но родня ее прогнала, и она осталась здесь. – А Энн? – Я навестила ее семью после похорон. Они согласны были присматривать за ней, пока Рози высылала деньги на содержание – ты ведь знаешь, она почти не оставляла себе заработанное. Узнав, что их дочь умерла, они просто… вручили Энн мне. – Она искоса поглядела на Уинифред. – Не могла же я отдать девочку в работный дом. Растить ребенка в пансионате – задачка не из простых. Но все-таки пансионат – не бордель, а мисс Гэмпстон – не мистер Уоррен. – Думаю, вы правильно поступили, – нехотя признала Уинифред. – Я… буду высылать деньги для Энн. Совсем немного, не скальтесь так! – с раздражением добавила она, когда мисс Гэмпстон улыбнулась. – Просто постарайтесь не вырастить из нее вторую меня. – Ни за что. Этот город не вынесет двух Уинифред Бейл. Уинифред опустила защелку на двери и обернулась. – Мисс Гэмпстон, я приехала к вам по делу. – Как же иначе, – пробормотала она, все еще улыбаясь. – Полагаю, вы хотите узнать мое мнение касаемо вашего будущего замужества? – Что? Нет. Что за чушь. Покраснев, Уинифред едва не спрятала руки за спину, но вовремя опомнилась и приняла невозмутимый вид. Ну и назойлива эта старуха! – Поздравляю вас, – негромко произнесла мисс Гэмпстон. – Не буду говорить, что вы заслужили счастья больше других, но вы его заслужили. – Вообще-то я хотела спросить, слышали ли вы что-нибудь о мистере Акли, – с притворным недовольством объяснила Уинифред. Почему-то досадовать на мисс Гэмпстон больше не получалось. – Мистер Акли? Я думала, он обручился с вашей подругой и сбежал. – Другими словами, больше вы ничего не слышали о нем? – Я не занимаюсь ничем таким, чтобы до меня могли доходить слухи. Слава богу, нас оставили в покое. – Кто оставил? – Те, кому «Рассвет» мог принести пользу. Не знаю, кто теперь всем заправляет, но… – Вы думаете, кто-то прибрал к рукам власть? – поразилась Уинифред. – Я полагала, после смерти мистера Уоррена каждый вцепился в свой кусок. Как это сделали вы. Помедлив, мисс Гэмпстон покачала головой. – Все слишком тихо, Уинифред. Ни драк, ни склок, ни убийств. Думаю, если бы начались разборки и дележ, поднялся бы шум, но кто-то держит ситуацию в узде. – Но у вас ведь есть догадки, кто это может быть? – нетерпеливо спросила Уинифред. – Нет. Я даже представить себе не могу, кому это было бы по силам. Мистера Уоррена и правда невозможно было заменить – с его гибелью все рассыпалось, словно карточный домик. Но, если верить словам мисс Гэмпстон, кто-то собрал карты и вполне успешно составлял из них новую империю по старому образцу. Но кому такое по силам? Кто знает достаточно? Кто достаточно хитер, чтобы… – Это ведь может быть Холбрук, – медленно произнесла Уинифред. Позабавленная мисс Гэмпстон оперлась на спинку кровати. – Холбрук? Никогда в жизни. Он сбежал. Знаете, однажды я прищемила ему палец дверью, а он просто скорчился и ушел! Не обругал, даже слова не сказал. – Что за чушь вы несете? – сердито оборвала ее Уинифред. – Нет, подумайте об этом всерьез! У него ведь личные счеты со Стелланом, так? Это ведь более веский мотив, нежели мнимая связь со мной и Дарлингом. – Как бы он сумел убедить этих кровососов послушать его? – возразила мисс Гэмпстон. – С чего бы им вдруг признавать чью-то власть, если они наконец получили все заведения в собственное распоряжение? – Может, он что-то на них имеет. И если это действительно Холбрук, то тогда становится ясно, почему он не трогает вас. – Потому что он боится вас. На других тебе плевать, но если бы он тронул нас… Уинифред едва не запунцовела от удовольствия – до чего же приятно это звучало! Она замолчала, напряженно обдумывая сказанное. Холбрук, с его тихим вкрадчивым голосом и рыбьими повадками, меньше всех на свете напоминал ей Уоррена. Но тем он и был страшен. – Если я права, то расклад для нас выходит хуже некуда, – наконец мрачно заключила она. – Потому что мы совершенно не знаем, чего от него ожидать. Глава 8 Платки и запахи Уинифред и Лаура покинули пансионат через черный ход и немного покружили по району, чтобы сбросить возможных преследователей. Дойдя до Пикадилли, они сбавили шаг до прогулочного. Уинифред хотела предложить сделать круг по площади, но передумала, когда Лаура закашлялась. Растолкав локтями толпу, она позволила подруге прислониться к стене гостиницы «Белый медведь». Ожидая, пока Лаура придет в себя, Уинифред принялась болтать о разной чепухе – мюзик-холле в Ламбете, лавке на Бонд-стрит, где торговали лучшими на свете шелковыми чулками, о булочках из Челси, об их новых знакомых Малин и Келлингтоне. Она сдалась, когда поняла, что Лаура ее не слушает и только без конца бормочет себе под нос извинения в перерывах между приступами кашля. – Прогуляемся до Харли-стрит? – прямо предложила Уинифред. Она скорее почувствовала, чем увидела, как Лаура насторожилась. На Харли-стрит практиковали многие лондонские врачи, а девочка их не слишком жаловала. – Зачем? Уинифред пожала плечами, демонстрируя безразличие. – Из любопытства. Захотелось поглядеть на нашу прежнюю квартиру. Не пойдем, если тебе не хочется. – Отчего же, пойдем, – с облегчением возразила Лаура. – Вот только мы так и не заплатили за испорченную мебель. И дверь. И половицы… – Пустяки, – фыркнула Уинифред. – Они содрали с Теодора сорок фунтов залога. Уж как-нибудь справятся! Она подхватила Лауру под локоть и поразилась, до чего легкая у нее рука – кости словно сделаны из воздуха. Вместе они зашагали по оживленной Риджент-стрит и миновали парк Кавендиш-сквер-гарденс. В городе не топили с самого апреля, и черно-желтый смог, липким слоем оседавший на трубах и крышах домов, понемногу рассеялся. Но, несмотря на тщетные попытки городских властей маскировать зловоние – в газетах писали, что в реку сбрасывают известь и кислоту целыми галлонами, – ветер все еще приносил его в город. В знакомом доме на Харли-стрит Уинифред и Лаура поднялись на второй этаж. В пролетах висел все тот же густой запах медицинской практики: лекарства с горьковатым или спиртовым душком, человеческий пот, покалывающий ноздри газ настольных ламп. Перед каждой лестницей лежали прежние маленькие ковры, серо-коричневые от приставшей грязи. Лаура принялась было подниматься выше – их прежняя квартира располагалась на третьем этаже, – но Уинифред остановилась перед единственной дверью в пролете. Рядом была аккуратно прибита тусклая металлическая табличка с надписью «Доктор Т. Вудворт». После прошлогодней эпидемии холеры многие столичные врачи продали частную практику и ушли работать в госпитали. За домашние кабинеты уцепились только лучшие из них. А никаким другим она не позволила бы браться за лечение Лауры. Уинифред заколотила в дверь, и Лаура, успевшая преодолеть половину ступеней, остановилась и удивленно поглядела на нее. – Что ты делаешь? На ее маленьком бледном лице было написано подозрение. Она замерла посреди лестницы, не спеша спускаться.