Уинифред шагнула вперед. Парсон не двинулся с места, и она пальцем тронула кончик булавочной иглы. – Вам нечего мне предложить. – Думаю, есть, – возразил он. В его круглых неподвижных глазках мелькнуло ликование. Значит, она права. Он знает, где Стеллан. Зная условия сделки, Уинифред могла торговаться на своих условиях. – Вы меня не потянете, мистер Парсон, – насмешливо обронила она. – Вы вообще в состоянии предложить мне хоть что-то, помимо мистера Акли? Губы Парсона озадаченно дернулись. – Чего вы хотите? – спросил он, признавая свое поражение. – Ответов. Вами теперь заправляет Холбрук? – Да, – кисло подтвердил он. – Мерзкий червь. В кои-то веки Уинифред была склонна согласиться с ним, хоть Парсон был ничуть не меньшим мерзавцем. Но рыбоглазый холодный Холбрук, столько времени водивший ее вокруг пальца, как никто другой, заслуживал смерти. После того, как все раскрылось, он сбежал не моргнув и глазом. Мог ли он опуститься до убийства Стеллана, своего бывшего нанимателя и союзника? – Ясно. Зачем ему Акли? – Не знаю. Мое предположение таково, что он последняя ниточка, ведущая к вам. – Где он? Парсон растянул губы в торжествующей улыбке. – Этот секрет обойдется вам дороже. Сперва раздобудьте что-нибудь для меня. – Вы ведь знаете, что я могу убить вас прямо сейчас? – ровным тоном поинтересовалась Уинифред. Она невольно взглянула на окно – по ее подсчетам, осмотр должен был уже закончиться. Ей вовсе не хотелось, чтобы Лаура выглянула в приемную и никого там не обнаружила. – Знаю. И, признаюсь, несколько опасаюсь этого. Но если вы убьете меня, то мистера Акли найдете не так быстро, как могли бы с моей помощью. Возможно, к тому времени он тоже будет мертв. – Я рассмотрю ваше предложение, если оно покажется мне интересным. Напряжение спало с Парсона, его узкие плечи в песочного цвета сюртуке с подплечниками опустились вниз. – Я хочу «Розу Востока», – прямо заявил он. Уинифред вскинула брови в выражении, изображающем презрительное недоумение. – Ею ведь управляет Хьюз. А у вас есть притоны. Зачем вам еще и публичный дом во владения? Поверьте на слово, та еще морока. – Хьюз сбежал. Еще в июне. Я хотел взять управление «Розой» на себя, но Холбрук мигом поставил туда своего человека. – Он скривился, и в этот раз выражение коснулось даже глаз, собрав в складки мягкую дряблую кожу. – Его зовут мистер Даск. Знаете такого? О, она прекрасно помнит Роя Даска! Когда-то он славился тем, что продавал лучшее в городе оружие. Уинифред лично помогла мистеру Уоррену его разоружить: одно письмо – там, одна стопка блестящих монет – здесь. – Неужели Холбрук настолько туп, что дал работу бывшему конкуренту? – недоверчиво спросила она. – Не стоит его недооценивать, мисс Бейл. Уж не знаю, как он уговорил Даска принять предложение, вот только тот вцепился в «Розу Востока» обеими руками. Пришел на все готовое и теперь просто гребет деньги… паршивец. Уинифред еще раз взглянула на окно, но, заметив, что Парсон внимательно за ней наблюдает, притворилась, будто разминает шею. – И вы хотите, чтобы я раздобыла вам секрет Даска, с помощью которого вы могли бы выслужиться перед новым хозяином и обзавестись очередным источником дохода? – Мне не нравится слово «выслужиться», – протянул он. В его голосе зазвенела неприязнь – надменность Уинифред, как и раньше, задевала его самолюбие. – Скажем так: мне нужно преимущество. Взамен я сообщу вам, где держат мальчишку Акли. – Мне нужно кое-что еще. Вы должны будете стать моими глазами и ушами. – Я прекрасно понимаю, что у вас будет надо мной преимущество, – после короткой паузы произнес Парсон. – Вы можете сообщить Холбруку, что помогли мне подставить Даска. Похоже, у меня нет выхода. Уинифред прищурилась. – В таком случае у меня к вам последний вопрос: почему вы позволили Холбруку распоряжаться вами? Парсон разжал стиснутые в кулак пальцы, чуть отвернулся от Уинифред и быстрым движением отер ладони о ткань брюк. – Мистер Холбрук раньше ведь был секретарем. Он сохранил полезные связи и нужные бумаги. Это он всегда вел дела с полицией. Если мы дернемся, нам конец. И к тому же… помните, я сказал, что Хьюз сбежал? Я подумывал было поступить так же, пока его не нашли мертвым на крыше его же «Розы». Я видел тело – ужасающее зрелище. Вы когда-нибудь видели человеческие кишки? Он хочет запугать ее? Какой вздор. – Видела, – солгала Уинифред. – А вы когда-нибудь их выпускали? Она снова шагнула вперед. На этот раз Парсон вздрогнул, расширив глаза. Но она всего лишь протянула ему руку, не снимая перчатки. – Я согласна на сделку. Только помните, что обманывать меня опаснее, чем Холбрука. Он может вас убить, а я могу сделать так, что вам самому захочется умереть. Они обменялись рукопожатием. – Вы знаете, где меня найти, – уронил он. – Я вас обязательно навещу, – с холодной улыбкой заверила его Уинифред. Парсон побледнел, высвободился и, коротко поклонившись, скрылся на улице. С облегчением выдохнув, Уинифред скрестила руки и с удивлением обнаружила, что кончики пальцев стали горячими – сердце разогнало кровь по всему ее телу. Ею овладело почти радостное возбуждение – предчувствие знакомого дела. Конечно, Парсону нельзя доверять. Он соврал ей кое в чем – он никогда не сбежал бы, подобно Хьюзу. Жадный, подобострастный Парсон намертво вцеплялся в брошенную ему кость и лизал руки тому, кто эту кость бросал. Сделка могла оказаться и ловушкой. Почему один только Парсон караулил ее на Харли-стрит? Где остальные люди Холбрука? Парсон явно поступился собственной гордостью, обратившись за помощью к той, кого он презирает. Уинифред еще не решила, говорит это о его искренности или, напротив, свидетельствует об обмане. Оставив булавку в рукаве, Уинифред вздохнула, расправила плечи и поплелась обратно. Как только она вошла в кабинет доктора, Лаура вскочила с дивана, пряча за спиной руки. Ее глаза покраснели, и Уинифред похолодела. Доктор Вудворт глядел на девочку с едва заметной жалостью. – У нее чахотка, – сказал он, не успела Уинифред раскрыть рта. – Совершенно запущенная. Уинифред по-настоящему растерялась. Она переводила взгляд с заплаканной Лауры на хмурого доктора, и в голову ей не шло ни единой мысли. Как успокоить ее? Что спросить у него? Вместо нужных слов ей вдруг вспомнились последние дни жизни Молли-Мэй – девушки из «Рассвета», тоже болевшей чахоткой. Горничные выносили из ее комнаты бурые от крови платки и желтые, пропитанные потом простыни. Уинифред как-то пришла поглядеть на умирающую – та полусидела на кровати, положив тонкие белые руки с сизыми пальцами поверх одеяла. Черные грязные волосы липли к шее и щекам, веки посинели, но глаза блестели, будто она закапала их экстрактом белладонны, а на щеках горел ясный, удивительно живой румянец. Когда Молли-Мэй выносили из «Рассвета», она была еще красивее, чем при жизни. Уинифред вздрогнула, чувствуя, как от страха леденеет затылок. Она ласково улыбнулась подруге, напрягая губы, чтобы те не дрожали. – Ну что ты, милая? Пожалуйста, не плачь. Она сдернула перчатку и пальцем аккуратно вытерла слезинку с обжигающе горячей щеки Лауры. Та прикрыла глаза. – Все будет хорошо. Подождешь меня, пока я расплачиваюсь с доктором Вудвортом? Лаура была неглупой девочкой, она отлично понимала, что Уинифред храбрится. Она поняла, зачем ее высылают из кабинета, и все равно безропотно повиновалась. Тихонько повернув ручку, она вышла, и из приемной комнаты оглушительно дохнуло лилиями. Это несправедливо. Ей ведь совсем недавно исполнилось пятнадцать. – Она поправится? – тихо, чтобы не услышала Лаура, спросила Уинифред. Доктор Вудворт поджал губы, и из одного только этого выражения Уинифред уже узнала ответ. – Нет. К сожалению, болезнь неизлечима. Вы продлите ей жизнь, если отвезете ее к морю или, скажем, в Озерный край[10]. Сельская местность тоже подойдет. – Сколько… – Около полугода. При должном уходе и лечении – год. Он сел за стол, вытащил из ящика стола карточку и принялся писать, не глядя на Уинифред, которая едва держалась на ногах. Она молчала, чувствуя, как горит горло – произнеси она хоть слово, и следом вырвется рыдание. Доктор закончил писать, двинул карточку по столу и посмотрел на Уинифред. Его лицо смягчилось. – Нет поводов для паники, мэм, – почти ласково заметил он. – Возможно, я ошибся, и ей повезет. Некоторые счастливчики живут с чахоткой до глубокой старости. – Пятнадцать лет – это вовсе не старость, – хрипло возразила Уинифред, с ненавистью глядя на выписанные врачом строки.