Утершись манжетой, Дарлинг смущенно поглядел на нее. Под носом у него пролегла красная полоса. – Кровь пошла, – пояснил он и устроился рядом, шмыгая носом. Щеки Уинифред потеплели от смущения, и она уставилась на щетку у себя в руках. – Не хотела говорить при остальных, но это было ужасно, – призналась она. – Я прекрасно представляю себе, что могло случиться, – с тихой яростью произнес он. – В таком месте, в таком виде… – Я могу за себя постоять, – возразила Уинифред и принялась с остервенением дергать волосы у лица щеткой. – И все равно это… жутко. Не верится, что на соседней улице кто-то может давать ханжеские приемы или осуждать девицу за слишком долгий взгляд на кавалера. Но я не могу сделать ничего, кроме как пожелать, чтобы все было иначе. Теодор высвободил из ее пальцев щетку, и Уинифред сложила руки на коленях, повернувшись к нему спиной. – Я завидую твоей смелости. Пока ты подвергала себя опасности, я ничего не мог поделать. Мог только трястись. – Бояться за других всегда стократ хуже, чем за себя. Он взял одну из прядей и принялся мягко, бережно водить щеткой вниз по волосам. По телу Уинифред побежали мурашки. Откинув голову чуть назад, она позволила себе расслабиться. – Я забыла, каково это – когда кто-то расчесывает тебе волосы, – пробормотала она. – Так приятно. – Я могу делать это каждый вечер. Это может стать одной из мелочей, составляющих нашу жизнь. Теодор говорил ласково, но в его словах не было мечтательной нотки, присущей всякому их разговору о совместном будущем. Он будто не верил в то, что говорил, или же думал совсем о другом. Они оба не решались указать друг другу на очевидное: неясно, как сложится их жизнь, если в ней не станет Лауры. – Я не уверен, что принял верное решение, – наконец признался Теодор. Уинифред хотела было повернуть голову, но он мягко придержал ее пальцами. – Я не так добр, как ты думаешь, Винни. Я должен был отправиться с Лаурой в Хэзервуд-хаус, но вместо этого я эгоистично – совершенно эгоистично! – позволил ей выбрать удобный для меня вариант. А все потому, что мне невыносима мысль, что с тобой может что-то произойти, пока меня не будет рядом. Уинифред вспомнила, как летом ворвалась в их квартиру и не обнаружила там Теодора. Тревога подкатила к горлу горьким комом. Ей очень хотелось забыть чувство, которое она тогда испытала: растерянность, беспомощность и холодный, липкий ужас. Даже находясь рядом, как они могут друг друга защитить? – Я так люблю ее, Винни, – произнес Теодор дрогнувшим голосом. – И так люблю тебя. Знаю, что все не так, но у меня чувство, будто я должен был выбирать – и выбрал тебя вместо нее. – Я чувствую то же самое, – заверила она и тронула колено Дарлинга. Щетка в его руках дрогнула. – Поэтому мы должны постараться, чтобы ей не навредить. Юноша отложил щетку и поцеловал Уинифред в макушку. Она затрепетала от легкого короткого прикосновения его губ. – Почему у меня такое чувство, будто мы делаем что-то плохое? – тихо спросил он. Глава 10 Слуги и окна – Проще простого. – Уинифред принялась загибать пальцы: – Я проникаю в дом Даска как наемная работница, тайком изучаю его бумаги, узнаю, в чем он замешан, и выбираюсь из дома до возвращения хозяина. – Ничего самонадеяннее я в жизни не слышал, – заметил Келлингтон. – Как-нибудь позволю тебе присутствовать при моей вечерней молитве, – парировала Уинифред, и Теодор рассмеялся. Карету тряхнуло, и Эвелин, охнув, навалилась на Уинифред. От нее пахло сливками и фиалками, будто с утра она вылила на себя молочник. От самой Уинифред сейчас несло дегтярным мылом, воском и затхлой чайной заваркой. Эвелин почуяла исходивший от подруги «аромат» и сморщила носик, отодвигаясь. – У меня нет никаких сомнений, что ты справишься, – заверил ее Дарлинг. Он тоже сидел рядом с Уинифред, но не придавал запаху особого значения. – Вот только… ты и правда не слишком похожа на полировщицу мебели. Уинифред с неудовольствием оглядела себя. Где она допустила промах в этот раз? Она одолжила у горничной шестипенсовое рабочее платье, протертое на коленях. Вымочила руки в отваре из луковой шелухи, чтобы кожа приобрела красный оттенок. Позволила Лауре покрыть свои прекрасные золотистые локоны настоем из черного чая, чтобы те потемнели и потускнели. Взглянув в зеркало на свое лицо, разом побледневшее и осунувшееся из-за мышиного оттенка прилизанных волос, Уинифред едва не разрыдалась. Жизнь Стеллана и спокойствие Эвелин определенно не стоят перенесенных ею страданий. – Почему это? – Обычно прислуга не сверкает глазами так, будто считает всех вокруг ничтожествами, – подметил Келлингтон. – По крайней мере, моя прислуга. – Вот тут ты ошибаешься, – пробормотал Теодор. – Ты вообще видел свою горничную? Эвелин выглянула в окошко и сообщила: – Почти приехали. Т-ты готова? Внезапно Уинифред охватило волнение. Пять минут назад она была совершенно убеждена, что ее маскировка безупречна, но слова Дарлинга и Келлингтона здорово поколебали ее уверенность. Несса раскрыла ее в два счета – что будет, если ее поймает на обмане слуга Даска? – Что мне сделать? – пробормотала она, торопливо пересчитывая щетки, тряпки и бутыльки с полиролью в своем ведре, и вынула пузырек с белым порошком. – Может… натереть лицо известью? Она придаст мне жалкий вид. Теодор высвободил пузырек из ее пальцев и с глухим стуком опустил его обратно в ведро. – Что ты, Винни. Никакая известь не сделает тебя менее прекрасной. Это попросту невозможно. Остальные дружно скривились. – У меня от вас з-зубы ноют, – заметила Эвелин. Келлингтон согласно кивнул. – Мистер Дарлинг, сейчас было самое время прикрыть мне уши, – смиренно добавила Лаура. Уинифред прищурилась. – Наверняка вы все считаете себя ужасно остроумными. Лаура утерла платком рот и медленно сложила его на коленях вчетверо. – Не сомневайся в себе, – серьезно сказала она. – До сих пор тебе удавалось все, что ты задумывала. От ее слов Уинифред стало немного легче. Лаура права, при необходимости она может сыграть умирающую хоть от стыдливости, хоть от чахотки. – Ладно уж, – нарочито недовольно произнесла она и снова загрохотала банками в ведре, чтобы никто не увидел, что она улыбается. – Сами-то справитесь? Если нет, обойдусь и без вас. Эвелин и Келлингтон, сидевшие друг напротив друга, переглянулись. – И это т-твоя благодарность за помощь? – с улыбкой спросила Эвелин и отвела взгляд от юноши. Тот еще несколько секунд продолжал глядеть на нее. – Позволю себе напомнить: это твоего супруга мы спасаем, – подчеркнула Уинифред. Карета остановилась в начале улицы. Сделав глубокий вдох, Уинифред взялась за жестяную ручку ведра, но тут ощутила ладонь на своем плече. – Пожалуйста, отвернитесь ненадолго, – смущаясь, попросил Дарлинг. Все с цоканьем и недовольными вздохами отвели взгляд. Лаура зажмурилась и закрыла ладонями уши. – Я вся в краске, – прошептала Уинифред. Но Теодор только улыбнулся. – А мне все равно. Едва касаясь пальцами ее лица, он прижался к ее губам своими. Поцелуй был трепетным, осторожным, как прикосновение цветочного лепестка к коже. Уинифред окатило знакомым ароматом сладких гардений. Выпустив ручку ведра, она властно сжала его подбородок и, не давая отстраниться, поцеловала сама. – Я мог бы прикинуться трубочистом и пойти с тобой, – предложил Теодор. – По-моему, из меня выйдет замечательный трубочист. Я ведь ловкий, верно? Уинифред фыркнула и покачала головой. – А еще тощий, как жердь, и вечно пачкаешься. Дурачок. Она выскочила из экипажа и на мгновение облокотилась на его черный бок, чтобы в одиночестве перевести дыхание. Ей не хотелось признаваться в этом остальным, но вместе со страхом ее переполнял восторг. Возможно, она самую малость скучала по риску, по кипению крови – по чувству, которое раньше презирала. – Это может быть опасно, – заметил Келлингтон. Его голос был хорошо слышен из окошка со снятым на лето стеклом. Уинифред прислушалась.