Судя по голосу, он был пьян. – Полсоверена, – живо откликнулась Несса. Звякнули монетки, и, обвив шею мужчины руками, она увлекла его в глубь тупика. Уинифред отвернулась. От гадливости в ушах у нее шумела кровь. Она не отрывала взгляда от двери «Розы Востока», повторяя себе, что за этим сюда и пришла. – Ну и несет от него, – шепнула Несса, когда мужчина, пошатываясь, вывалился из переулка. Зевая, она принялась перекатывать в пальцах шиллинг. – Зато заплатил вперед. – Неужели тебе никогда не хотелось начать жизнь сначала? – вырвалось у Уинифред. – Есть же работные дома, есть… Несса поглядела на нее с недоумением, фыркнула и показала покрытую патиной монетку на ладони. – Горбатиться за станком за шиллинг в неделю? Да я за пять минут зарабатываю в десять раз больше, чем эти несчастные. Нет уж. Я ведь не идиотка. Если и доживать в нищете, то хоть помереть не за швейной машинкой. Уинифред впервые слышала, чтобы падшая женщина называла простых работниц «этими несчастными» – какая дикость. Но теперь, по крайней мере, она лучше понимала мисс Гэмпстон. Когда деньги кажутся легкими, люди часто забывают, что им пришлось отдать взамен. – Все продают себя, – добавила Несса. – Все, даже богачи. Просто они умеют торговаться лучше нас. – Послушай, у меня… – начала Уинифред, но с улицы вновь кто-то свернул в тупик. На этот раз мужчин оказалось двое. Несса шикнула на нее и ослепительно улыбнулась прохожим. – Привет. Берем по десять шиллингов. Первый мужчина молча обхватил хохочущую Нессу за талию, а второй шагнул к Уинифред. От ужаса она почти не дышала, но все-таки сумела принять самое презрительное, самое брезгливое выражение лица. Ей совсем не пришлось притворяться – от него дурно пахло, он был небрит, и рыжеватая щетина спускалась от носа до самой шеи. – Крошка, будь поласковее. Он потянулся к ее груди, но Уинифред с громким шлепком отбила его руку. – Не смей ко мне прикасаться, – холодно заявила она. Мужчина с недоумением потер руку. Он не боялся ее, скорее был позабавлен. – Это какая-то игра? Ну же, не упрямься. Ухмыляясь, он снова потянулся к Уинифред, и она приставила к его шее лезвие ножа, который прятала в рукаве. – Убирайся, – прошипела она. Ей до смерти хотелось пустить ему кровь, но тогда пришлось бы чистить нож. Громко выругавшись, мужчина ушел, оглядываясь. – Что случилось? – поинтересовалась Несса, закончив со своим подопечным. – Мне послышалось, что он бранился. – Мне кажется, я ему не… – кротким тоном начала Уинифред и осеклась – из «Розы Востока» вышел Рой Даск. Уинифред привыкла наблюдать за ним из-за угла, поэтому сразу же узнала его: лет тридцати, невысокий, правильно сложенный, с красивыми каштановыми волосами, разделенными пробором посередине, и розовым лицом, испещренным рытвинами оспы. Он вышел, небрежно придерживая дверь, но на пороге остановился и что-то крикнул внутрь, повернув голову. Потом он захлопнул дверь и махнул извозчику. Постаравшись не поморщиться, Уинифред схватила Нессу за грязное плечо. – У меня есть знакомая, – скороговоркой произнесла она. – Она держит пансионат в Сохо, и там работают такие же, как ты. Если станет невмоготу, найди дом с зеленой дверью на Крэнборн-стрит и скажи, что тебя прислала Мэри-Энн. Нахмурившись, Несса стряхнула ее руку. – На кой черт мне это? – угрожающе спросила она, но Уинифред устремилась на улицу, к ожидавшим ночных гостей кэбам. – Эй, стой! Флора, дрянь! Я кому говорю! Не обращая внимания на выкрики, Уинифред сунулась к ближайшему извозчику. Мистер Даск устроился в своем кэбе и медленно, огибая подвижные толпы людей, покатил по Хеймаркет. – Следуйте за тем экипажем. Демонстративно закатив глаза, извозчик отвернулся. – Я тебя не повезу. – А я тебя и не спрашивала. – Уинифред продемонстрировала ему горсть серебряных монет. – Заплачу десять шиллингов, если будешь держать рот на замке. Его взгляд стал маслянистым, жадным. – Ладно уж, полезай, – неохотно согласился он, и Уинифред запрыгнула в карету. Проехав оживленную Хеймаркет, они прибавили ходу, и за окошком замелькали темные дома с рыжими точками окон и желтые лужицы газового света. Они ехали довольно долго и только по крупным улицам, миновали ярко освещенную Трафальгарскую площадь и покатили на север. Уинифред даже подумала было, что Даск заметил хвост и нарочно водит ее за нос. Но после широкой, все еще полной экипажей Кингсвей они въехали в тихий темный район Камден-таун, и Уинифред с облегчением откинулась на сиденье. Лошади экипажа Даска замерли перед коричневым домом посреди не известной ей маленькой улицы. Остановив свой кэб на углу, Уинифред опустила в ладонь возницы обещанные полсоверена. – Дам столько же, если подождешь моего возвращения. Мужчина недоверчиво сверкнул на нее глазами и хотел было попробовать монеты на зуб, но, рассмотрев их, передумал и со звоном ссыпал в карман. – Что вы делаете такое? – уже дружелюбнее поинтересовался он. – Шпионите? – Тот человек – мой муж, – бросила она. – Решила узнать, куда он отлучается каждую ночь. Извозчик понимающе поджал губы – мол, вот до чего доводит глупых женщин их любопытство. Улица не освещалась фонарями. Уинифред, не боясь быть замеченной, подкралась почти к самому дому Даска и притаилась в кустах меж его домом и соседним. Даск, крепко держась за дверцу, спустился вниз и расплатился с возницей. Открыв низкую кованую калитку, он остановился перед домом, поглядел на окно второго этажа, в котором горел свет, и вдруг оглушительно свистнул. Уинифред напряглась, но ничего не произошло. Нахмурившись, Даск опустил голову и снова свистнул, еще громче. Звук походил на крик умирающей птицы. Из-за угла дома по крошечной тропинке, выложенной бежевым камнем, выбежал человек в чистой поношенной одежде и грязных ботинках – он явно недавно закончил работу в саду и только успел переодеться. – Добрый вечер, сэр, – задыхаясь от быстрого бега, произнес он. – Собака привязана, сэр. Я переделывал… – Так отвяжи ее, черт тебя подери, – нетерпеливо приказал Даск. Слуга вновь убежал во двор. Нетерпеливо поглядывая на часы и постукивая ногой, Даск ждал. Послышался цокот когтей по камню, и к нему выбежала огромная собака с длинной палевой шерстью, вытянутой шеей и сильными ногами. В горле у пса дрожал рык, но он принялся ласково обнюхивать и вылизывать руки хозяина. – Сидеть, девочка. – Не наклоняясь, Даск довольно потрепал собаку по голове. – Голос! Псина рявкнула так оглушительно, что наверняка разбудила половину улицы. Руки Уинифред заледенели – как ей пробраться мимо этой выдрессированной твари? – Хорошая, хорошая девочка. Даск снова погладил собаку и, потеряв к ней всякий интерес, зашагал к дому. Он вошел, на первом этаже загорелся свет, а собака продолжала сидеть на дорожке, виляя хвостом, поскуливая и не отводя взгляда от входной двери. * * * Вернувшись домой, Уинифред два часа просидела в ванне и дважды просила горничную Габи принести еще кипятка. Горячая вода ощущалась на коже неприятно, словно во время болезни. Она терла голову бруском розового мыла, пока кожа не покраснела. На воде радужными разводами расплывалось то ли мыло, то ли масло. Но больше грязи, больше жира, больше всего на свете Уинифред хотелось стереть с себя отвратительный, жалкий дух улиц. Он-то никак не оттирался, словно въелся под кожу, и сколько бы девушка ни плескалась в ванне, она чувствовала его на себе – невесомые прикосновения тысячи рук, тысячи шепотов, щекочущих уши. В одной ночной сорочке она опустилась на заправленную постель и вынула из футляра серебряные щетки для волос – подарок Кэтрин. После бесконечного мытья волосы не желали распутываться, и Уинифред в бессильной злобе швырнула щетку на кровать. Вода капала с завившихся кончиков прядей на рубашку. В дверь постучали, и Уинифред рассеянно откликнулась: – Заходи. Она ожидала, что войдет Лаура, поэтому удивилась, услышав голос Теодора: – Полагаю, это означает, что ты одета. – Не совсем, – откликнулась она и встала. – Я надену халат. Влажные волосы намочили сорочку, и если бы не бесчисленные кружева и рюши, стали бы различимы очертания ее тела. Поперхнувшись, Дарлинг отвернулся лицом к двери и поднес пальцы к лицу. Он был в изрядно измятой сорочке и бежевом жилете, расстегнутом на все пуговицы. Уинифред накинула бархатный халат изумрудного цвета и перебросила нечесаные пряди на спину. – От здешней воды у меня портится кожа, – вздохнула она, садясь на прежнее место. Теодор не оборачивался, и она нахмурилась. – Что с тобой?