– И к тому же достаточно большую, чтобы вместить пятерых, – добавил Теодор. Келлингтон оступился на лестнице, но Уинифред поймала его за локоть. Юноши держали Стеллана под руки, и ей только оставалось следовать за ними. – Пятерых? Вы собираетесь жить вместе с ним? – недоверчиво уточнил он. Уинифред лишь пожала плечами, а Теодор вдруг смутился. – Мы… еще не обсуждали это. Нужно будет поразмыслить. Они внесли Стеллана в одну из двух пустующих спален – в комнату миссис Дарлинг. Горничные исправно вытирали здесь пыль и подметали пол, но к хозяйским вещам не прикасались. В платяном шкафу до сих пор висели прелестные, но уже вышедшие из моды туалеты Хелен Дарлинг, на комодах все так же были расставлены безделушки вроде фарфоровых фигурок, вазочек и самодельных восковых цветов. На туалетном столике были разложены щетки для волос, упаковка бумаги для папильоток, духи в прозрачных граненых флаконах с хрустальными пробками, кремы и бальзамы. Дверь слева вела в смежную комнату – спальню Генри Дарлинга-старшего. Опустив Стеллана на край постели, от которой исходил запах сухих роз и вербены, Келлингтон отошел от него и замер в углу комнаты, сложив руки на груди. Присев рядом со Стелланом, Уинифред похлопала его по щекам и оттянула веко. Он до сих пор не пришел в сознание, и, хотя дыхание было глубоким и достаточно ровным, сердце колотилось так, будто намеревалось выломать ему ребра изнутри. В коридоре послышался шорох платьев, тихие, но полные отчаяния восклицания, и в спальню протиснулись Эвелин и Лаура. Увидев Стеллана, Эвелин побелела, но не сдвинулась с места. – Он ж-жив? – ровным голосом спросила она. Одной рукой она стиснула собственную шею. – Да, – ответила Уинифред и поднялась с кровати. Чуть повернув голову, Стеллан, не открывая глаз, простонал: – Воды… Эвелин будто ничего не слышала. Она широко раскрытыми сухими глазами глядела на Стеллана. Келлингтон нехотя оторвался от стены. – Я принесу, – вызвалась Лаура и, прежде чем кто-либо успел ей возразить, упорхнула. – Ему нужна помощь доктора, – сказала Уинифред. Келлингтон покачал головой. – Нет. Ему нужен уход, только и всего. Это как похмелье… только намного хуже. – Значит, ему нужна сиделка, – нетерпеливо подвела черту Уинифред. Все уставились в пол. Каждый понимал, что по тем или иным причинам не может взять на себя эту роль. – Не д-думаете ли вы, что я д-должна… – подрагивающим от негодования голосом начала Эвелин. Но Келлингтон резко прервал ее: – Нет. – Он почему-то взглянул на Уинифред и продолжил, будто обращаясь именно к ней: – Не думаю, что это хорошая идея. – Это ужасная идея, – поддержала его Уинифред. У юноши облегченно опустились плечи. – Что за ужасная идея? – спросила Лаура, возвращаясь со стаканом воды. Уинифред протянула к стакану руку, но его перехватил Теодор. Оттеснив девушку, он опустился на колени перед кроватью и, приподняв голову Стеллана, приложил стакан к его губам. Смотрел он при этом подчеркнуто мимо его лица. – Про сиделку. Из Эвелин вышла бы никудышная сиделка. – Я могу ею быть, – предложила Лаура. Все четверо возразили в унисон: – Нет! Уинифред вздрогнула. Ее привела в ужас одна только мысль, что Лаура – маленькая, валящаяся с ног от душащей ее чахотки – станет обтирать тело Стеллана, кормить и поить его с ложечки и просиживать у его кровати дни и ночи напролет, пока он не поправится. – Тогда, наверное, придется мне, – тихо сказал Теодор. Келлингтон снова нахмурился. – Послушай… В горле Стеллана что-то булькнуло. Дарлинг едва успел отнять от его рта стакан и отскочить, и Стеллана стошнило на ковер чем-то жидким и желтым – похоже, желчью. Теодор позеленел и отвернулся. – Нет, простите… – прошелестел он. – Наверное, я все-таки не смогу. Я… принесу ему компресс. Теодор вышел так стремительно, что не было никаких сомнений: его вывернет в ближайший цветочный горшок. – Напишите Малин, – наконец решила Уинифред. – Стеллан ведь ее брат – она должна ему помочь. Пусть под каким-нибудь предлогом улизнет из дома. Она называла себя отличной сиделкой, ведь так? Бледная как смерть Эвелин бросилась прочь из спальни. Рот Келлингтона сжался в прямую линию. – Почему мы не можем просто отправить его домой? – спросил он, и в этот раз в равнодушный тон просочилось раздражение. – Мы вытащили его, остальное – не наша забота. Дарлинг вернулся в комнату, на вытянутой руке держа мокрый насквозь платок. Приблизившись к Стеллану, под синеватыми веками которого бешено ворочались глаза, он осторожно опустил компресс ему на лоб. – Не думаю, что это хорошая идея, – пробормотал он и переглянулся с Уинифред. Она раздвигала шторы, чтобы распахнуть оконные рамы. К счастью, окна лондонских спален почти всегда выходят на задний двор, и можно не опасаться грохота экипажей по мостовой и внимания зевак. – Отец у Акли… буйный, – согласилась Уинифред. – Он вполне способен его прикончить, если ему что-нибудь придется не по нраву. Поднеся к своему лицу руку, Келлингтон сжал ее в кулак. Жест был настолько непроизвольным, что, казалось, он сам его не осознал до конца. – Я знаю. Я просто не понимаю, зачем понадобилось… зачем нужно заставлять ее… Оборвав себя, Келлингтон опустил руку и стремительно вышел из комнаты. – Он просто не хочет, чтобы Эвелин находилась рядом с ним, – тихо произнес Дарлинг. Уинифред поджала губы. – Даже если и так, это ее дело, и ничье больше. – Мне кажется, он прекрасно это понимает. И от того, что он дает себе в этом отчет, ему еще тяжелее. Теодор хотел прибавить что-то еще, но в комнату вернулась Эвелин. – Я отправила ей з-записку с Томасом. Думаю, она п-приедет через час – конечно, если с-согласится. Она бросила осторожный взгляд на Стеллана. Тот лежал на спине, раскинув в стороны руки и тяжело дыша. Пот катился с него градом, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались. Со стороны казалось, будто что-то пожирает его изнутри, и видеть это было почти так же мучительно, как и чувствовать. – Ему и сейчас нужна помощь, – вмешалась Лаура. Как и Эвелин, она не могла оторвать от Стеллана широко раскрытых глаз, будто болезнь ее заворожила. – Необходимо раздеть его, обтереть, напоить… Пожалуйста, позвольте мне помочь! – Нет, – отрезала Уинифред. В то же мгновение Теодор произнес: – Ни в коем случае. – И извиняющимся тоном добавил: – Ты сама больна, Лаура. Румянец на щеках Лауры вспыхнул с новой силой. – Со мной все в порядке, – заверила она, сверкая глазами. – Никакой слабости или боли. Я чувствую себя отлично. Лаура шагнула к кровати, но ноги ее подкосились – словно по ниткам, держащим марионетку, щелкнули ножницами. Потеряв сознание, она рухнула на ковер и оказалась почти в той же позе, что и распластавшийся на кровати Стеллан. – Лаура! Дарлинг бросился к ней и, приподняв ее голову, положил себе на колени. Руки его дрожали. – Винни, она горит! Уинифред коснулась лба Лауры. Может, у нее у самой похолодели руки, но кожа девочки показалась ей обжигающей. Она отдернула пальцы и бездумно повторила жест Эвелин – стиснула собственное горло. Веки Лауры дрогнули, и она приоткрыла глаза. Увидев перед собой лицо Теодора, она с облегчением улыбнулась и только лишь моргнула, когда его слеза упала ей на щеку. – Я чувствую себя прекрасно, – ободряюще заверила она. – Пожалуйста, не плачьте, мистер Дарлинг. Со мной ведь все хорошо, почему вы плачете?