Келлингтон несколько мгновений неподвижно стоял, уставившись на спокойное лицо Уинифред, а затем она с облегчением почувствовала, как его прохладные пальцы сомкнулись на ее руке. Ее гордость не пережила бы отказа. – Спасибо. Верьте мне, когда я говорю, что мало чего мне так хочется, как иметь вашу дружбу. Странно слышать такие слова от человека, который только вчера заявлял, что дружба между ними невозможна. Одновременно смутившись, они расцепили руки. – Я пойду к Эвелин. Предупрежу ее о переезде, – сказала Уинифред, надеясь, что по ее голосу нельзя сказать, что она нервничает. – Да, разумеется. Я… Келлингтон замолк, и она предложила: – Напишите своей горничной о приезде гостей. – Именно так. Он поспешил вниз, а Уинифред задержалась в коридоре, прежде чем войти к Эвелин. Она была рада заручиться дружбой Келлингтона, но то, что он просит взамен, может стоить ей подруги. Она постучалась и, получив ответ, вошла. Сидя на полу у изголовья кровати, Эвелин аккуратно складывала в дорожный кофр свои вещи. – Я слышала в‑ваш разговор с Джоном, – сухо сказала она, даже не взглянув на вошедшую. Уинифред похолодела, но, играя безразличие, прошла в комнату и уселась на кровать. Носком сафьяновой туфли она поддела жестяную шайбу с кремом и принялась катать ее по полу. – Отлично. Мне не придется повторять дважды, – легкомысленно заметила она. Выдернув баночку из-под ноги Уинифред, Эвелин гневно поглядела на нее снизу вверх. – П-почему ты не сказала, что он до сих п-пор в меня влюблен? – Зачем? Ты ведь в него не влюблена. Швырнув баночку в кофр, Эвелин, уже не беспокоясь об аккуратности, сгребла в большой отсек все свои колбочки, щетки, платки, веера, перчатки, украшения и застегнула клапан. Ее пальцы двигались с торопливой сноровкой, выдававшей гнев. – Я считала т-тебя своей подругой, – севшим голосом произнесла она и поднялась на ноги. Теперь Уинифред глядела на нее снизу вверх. – И сейчас ты п-предлагаешь мне отправиться в дом к ч-человеку, который испытывает ко мне ч-чувства? Это непозволительно. И ж-жестоко. – Это ничуть не жестоко, он сам об этом попросил, – возразила Уинифред и потянулась, чтобы схватить Эвелин за ярко-зеленую ткань платья, но та отодвинулась. – Будет тебе. Келлингтон никогда не позволяет себе лишнего. – Д-дело не в этом. Подплыв к зеркалу, Эвелин поправила изумрудную заколку в виде павлиньего пера. Украшение скрепляло ее рыжие локоны на затылке. – Ты должна б-была мне сказать. Разве ты не п-понимаешь, что принимать п-помощь от безответно влюбленного мужчины – совсем не т-то же самое, что принимать ее от д-друга? – Не понимаю, – нетерпеливо ответила она, и отражение Эвелин нахмурилось. – Если тебе предлагают помощь – прими ее. Какое дело, влюблен в тебя кто-то или нет? – Ты д-должна была дать мне об этом судить. Я не могу п-пользоваться чужими ч-чувствами. – Ну и зря, – вырвалось у Уинифред. Эвелин, вспыхнув, повернулась и схватилась за ручку чемодана. – Если ты отклоняешь предложение Келлингтона, то куда ты собралась? К родителям? – В Лондоне п-полно гостиниц, – огрызнулась Эвелин и обеими руками потянула чемодан к выходу, но он не сдвинулся с места. Уинифред преградила ей дорогу. – Не глупи. Я не позволю тебе жить одной в какой-нибудь дрянной гостинице. – Это лучше, чем п-принять его помощь, – парировала Эвелин. Пнув кофр, она зашипела, но застрявшая ножка чемодана выпрыгнула из выемки в паркете. – П-пропусти. – Нет. Пожалуйста, ты должна поехать с нами. Помочь Лауре. Если хочешь, я даже вытрясу из Келлингтона обещание остаться здесь! Он станет присматривать за Малин и Стелланом. – Ты хочешь, ч-чтобы я выставила Джона из его же д-дома? – Нет. Это сделаю я. – Довольно язвить! – вспылила Эвелин и потащила вперед чемодан, невзирая на преграду в виде Уинифред. Ее окатило сладостью духов подруги, но в этот раз к ним примешивался терпкий теплый запах, напоминающий горящее дерево. Эвелин остановилась и повела носом, и Уинифред поняла: это не духи. – Ч-что это? – растерянно спросила она, выпуская кожаную лямку чемодана. – Как б-будто что-то горит. Кто-то перевернул свечу? – Запах был бы слабее, – возразила Уинифред и выглянула в коридор. С лестницы тянулся серый дым. – На первом этаже пожар! Предупреди Малин! Изменившись в лице, Эвелин бросилась к соседней комнате. Уинифред в три шага преодолела коридор, по ковру которого уже начал растекаться дым, и рванула дверь спальни Лауры. Прервавшись на полуслове, Теодор поднял голову. Увлекшись книгой, он даже не заметил, что Лаура уже не спит, а молча лежит, уставившись в потолок. – Винни? – Заложив книгу пальцем, он поднялся на ноги и вдруг нахмурился. – Что за запах? – Похоже, дом горит, – коротко пояснила она и раскрыла дверцы шкафа, отыскивая накидку – Лаура была в одной ночной сорочке. – Выберетесь вдвоем? Я должна помочь Малин. Лаура, опираясь на локти, села в постели. Ее глаза блестели. – Я справлюсь и сама, – заверила она. – Пускай мистер Дарлинг лучше поможет мистеру Акли. Теодор положил книгу на столик и принял из рук Уинифред серую шерстяную накидку, с беспокойством выглядывая в коридор. – А где Келлингтон? – спросил он. Келлингтон… В суматохе Уинифред совсем забыла о том, что он отправился вниз, в Малый кабинет, чтобы отправить записку своей горничной. Выругавшись, она бросилась к выходу. Зажав рот и нос широким рукавом платья, Уинифред сбежала по лестнице. В дыму она различила фигуру дворецкого – обвязав лицо белым платком, он распахивал парадную дверь. – Миллард! – крикнула Уинифред. – Где Келлингтон? Старик, придерживая дверь для кухарки и перепуганной горничной Габи, указал ей на правое крыло. Кашляя и щурясь, Уинифред нырнула в облако дыма. Из проема единственной распахнутой двери в коридоре лился свет и доносился шум. Продравшись через серую пелену, она замерла на пороге горящей гостиной. Судя по черному пятну на паркете, огонь занялся на полу, но очень скоро перекинулся на шторы, окно, рояль и накрытый простыней сервант. Потушенные шторы, содранные с карниза, дымящейся кучей лежали у окна, прямо под пылающим деревянным подоконником. Пламя вилось по стенам, сжирая старые бумажные обои. С помощью мебельного чехла, свернутого в широкий жгут, Келлингтон тушил рояль. С ножек пламя перекинулось на клавиатуру и корпус, взметнувшись едва ли не до потолка. Шипел и трещал лак. Сдернув с комода простыню, Уинифред принялась охаживать ею пламя на застекленном серванте. Дыма было больше, чем огня. Стекло лопнуло, и языки пламени, взобравшись по деревянному низу, принялись вылизывать острые осколки. Ткань зацепилась за один из них, и на простыне тоже занялось пламя. Уинифред рванула ее вниз, чудом не перевернув на себя сервант, и затоптала огонь. Но мебель все еще горела. Горели панельные стены, рояль, который пытался спасти Келлингтон, и начинал темнеть от сажи потолок. Игнорируя выкрики Келлингтона, Уинифред сдернула с ближайшего кресла чехол – в отличие от простыней, он был из плотной ткани, похожей на обивочную. Орудуя чехлом, она сбила пламя со стены и подоконника, а потом бросила его на пол и толкнула сервант. Он с грохотом перевернулся, погребая под деревянными стенками десятки разбившихся от падения чашек, блюдец, ваз, бокалов и фарфоровых статуэток. Без воздуха огонь быстро унялся, и из щелей тонкими струйками завился дымок – тлели деревянные дверцы и подпаленные кружевные салфетки. – Похоже, Эвелин придется все-таки принять твое приглашение, – мрачно заметила Уинифред, оценивая нанесенный гостиной ущерб. Клавиши рояля обуглились, лак потрескался и облез. По розовым цветочным обоям вверх ползли языки сажи. Деревянные панели отпали и превратились в угольки, все еще помигивавшие красным. Почерневшие матовые осколки оконного стекла валялись на полу. На раме стекло чуть оплавилось и теперь грязной струйкой стекало на подоконник. Келлингтон вытащил откуда-то кипенно-белый носовой платок и предложил его Уинифред, а когда она отказалась, принялся вытирать свои испачканные обожженные руки. На носу и щеке у него чернел длинный сажевый отпечаток, будто кто-то полоснул его по лицу головешкой. – Она отказалась? – откашлявшись, наконец ответил он Уинифред. – Впрочем, сгорела лишь одна комната. Да и стекольщика, думаю, можно будет пригласить уже завтра. Не сказав ни слова, Уинифред поманила его к окну. От истлевшей рамы все еще исходил жар, горько пахло гарью и старой краской. Задержав дыхание, она перемешала носком туфли почерневшие осколки стекла. Некоторые из них имели скругленную форму. – Кто-то швырнул в окно пузырек. Наверняка там был спирт или эфир. Понимаешь, что это значит? Келлингтон кивнул. – Вы правы, здесь больше не безопасно. – Его губы дернулись. – Полагаю, это означает, что нам придется перевезти и Акли? Уинифред осеклась на полуслове – в комнату ворвался Теодор. Лицо его побледнело и вытянулось. Увидев, что огонь потушен, а Уинифред и Келлингтон невредимы, он выдохнул и зажмурился, уткнувшись лбом в дверной косяк. – Слава богу. Элиза подвернула ногу, и мне пришлось вернуться за ней наверх… Я боялся, что не успею, – прошептал он.