– И что? – бросил Даск. – Предлагаете мне убить вас? – Я рассказываю вам, что такое любовь. Если бы вы любили свою жену, то никогда не предпочли бы жизнь в достатке той жизни, в которой есть она. Свое пошлое низкое чувство вы не имеете права называть любовью. – Мисс Бейл, мне нет дела до ваших возвышенных переживаний, – устало сказал Даск, потирая лоб. – Я не согласен на вашу сделку. Я не обменяю дело всей своей жизни на женщину. Это вам ясно? Уинифред с торжеством отметила, что пальцы Розамунды снова задвигались – на этот раз сосредоточеннее и спокойнее. – Мне ясно, что вы не любите ее. – Перестаньте давить на мое чувство вины. Я не отдам своего. Даск будто забыл, что Розамунда все еще сидит с ними в одной комнате, и это снова начало ее распалять. – То, что вы называете своим, никогда вашим не было, – заметила Уинифред. – Вы тянете время, – догадался Даск, и руки Розамунды замерли. – Зачем? Ждете помощи? – Вы полагаете, я не справлюсь с вами самостоятельно? – насмешливо возразила она. – В моих интересах добиться вашего согласия. – Вы его не получите, – холодно ответил он и коротко поклонился. – С вашего позволения, я пойду. Он больше не глядел на Розамунду, и она снова принялась за работу. Ей почти удалось освободить одно из запястий. Уинифред подняла револьвер – теперь дуло было направлено в голову не Розамунды, а Даска. – Не торопитесь, мистер Даск. Ей требовались еще какие-нибудь десять секунд, но Даск уже повернулся к двери. Тогда Уинифред отвела револьвер чуть в сторону и пальнула в стену. Отдача отбросила ее руку вверх, и Уинифред едва не выронила оружие. Она заставила себя крепче сомкнуть пальцы и снова навела прицел на побледневшего Даска. Ошеломленный, тот обернулся, и тут Розамунда высвободила руки и вскочила, чуть покачиваясь. Она оглянулась на Уинифред, и по яростному, дикому блеску ее карих глаз Уинифред поняла, что ей, возможно, придется выстрелить в нее – та решила заслонить своего мужа собой. Не решаясь пошевелиться, девушка напряженно смотрела на Розамунду. Выпавшая из ее прически прядь качалась перед лицом от быстрого тяжелого дыхания. Во взгляде Розамунды на миг промелькнуло понимание. Затем оно погасло, и она повернулась к мужу. – Я знал, что ты справишься, дорогая, – произнес Даск с такой искренней гордостью в голосе, будто действительно ничуть не сомневался, что так все и произойдет. – Осталось лишь разобраться с ней. Розамунда молча подошла к диванчику у стены и уставилась на свое отражение в мутном, отливающем черным зеркале с крапинками по краям. Уинифред видела ее лицо, прекрасный точеный профиль греческой статуи. В глазах плескался взвешенный, обреченный на поражение гнев. Она ударила в зеркало кулаком, и рубин в кольце расколол серебряное отражение на сотни крошечных копий. Осколки посыпались на диван. Медленно опустив руку, Розамунда подняла самый крупный из них, с тонким острым углом. Даск попятился было, но остановился, когда Розамунда повернулась к Уинифред. Он медленно облизнул рот, точно тот был испачкан медом, и привычным расслабленным движением заложил пальцы меж пуговиц сюртука. – Отлично, дорогая. Покончим наконец с этим недоразумением. Он не видел лица Розамунды, зато его видела Уинифред. Женщина беззвучно плакала, слезы катились по лицу, копились во впадинке под носом и стекали на губы. Теперь ею владела не любовь, а только дикая, безумная страсть. Она обернулась к Даску, в два шага преодолела расстояние между ними и со всей силы вонзила осколок ему в грудь. По острым краям потекла ее собственная кровь – стекло вспороло ладонь. – Ты никогда не любил меня, – всхлипнула она и, обняв мужа за плечи, вогнала осколок еще глубже. – Никогда. Никогда. Даск почти не сопротивлялся – так он был потрясен. На его жилете расплывалось алое пятно. Уинифред опустила револьвер, наблюдая, как ноги Даска подкашиваются и рыдающая Розамунда укладывает его на пол. Она вынула осколок и сжала его в ладони. Почти наполовину обагренный кровью Даска, с другой стороны он окрасился ее собственной. Даск разомкнул губы, жадно хватая воздух. Он закашлялся, и на лицо склонившейся над ним Розамунды брызнула кровь. Она невольно зажмурилась, а когда вновь приоткрыла глаза, Даск был уже мертв. Она взвыла и, не выпуская осколок, привлекла голову мужа к себе. Стеклянный кончик вонзился в его плечо, и по серебряной поверхности свежим ручейком побежала кровь. – Рой… – рыдала Розамунда, покачиваясь и все крепче стискивая осколок, который уже должен был прорезать ее руку до кости, но она будто не замечала боли. Выпустив голову Даска, Розамунда свободной рукой утерла забрызганное кровью лицо и с ненавистью уставилась на Уинифред. Девушка невольно попятилась, хватаясь за деревянный письменный стол у себя за спиной. – Это все из-за тебя! – прорычала Розамунда. – Ты виновата! Она попыталась подняться, но споткнулась и упала на четвереньки, заливая кровью подол платья. Осколок зеркала приземлился на ковер перед ней, и Розамунда, как завороженная, уставилась на свое отражение посередине – там, где стекло еще было чистым. Ее белая обескровленная рука потянулась и негнущимися пальцами сгребла осколок с ковра. Упала слеза, размыв кровь на серебряной глади. Розамунда едва заметно улыбнулась и подняла глаза на Уинифред. Она поняла, что та задумала, но ничего не успела сделать – перехватив осколок за другой край, Розамунда взмахом руки вспорола себе горло. Брызнула кровь, и женщина, в тот же миг потеряв сознание, рухнула телом вперед. Ее голова не коснулась пола – шея напоролась на осколок, и тот пронзил ее до самой кости. Должно быть, она умерла мгновенно. Крови было много, больше, чем Уинифред когда-либо видела. Она пропитала платье Розамунды, ковер, и все продолжала растекаться. Сглотнув и торопливо подобрав юбки, Уинифред переступила лужу под Розамундой и поспешила прочь, но задержалась у зеркала. На круглом кованом основании остался один крупный треугольный осколок. В нем отражалось бледное, пылающее ужасом лицо. Уинифред не чувствовала страха, отвращения, горя – ничего из того, что показывало ей зеркало. Но ей было не привыкать доверять лицам больше, чем чему-либо еще. Повинуясь порыву, Уинифред, содрогаясь, оглянулась на Розамунду. Без спиц с цепочной подвеской ее волосы разметались по ковру. В темноте было не различить, что из пятен на ковре – черные локоны, а что – кровь. * * * На эту ночь отчаяние сделало Уинифред бесстрашной – или безрассудной, как сказал бы мистер Уоррен. Не таясь, она выпрыгнула из кареты точь-в-точь у входа в «Розу Востока» и вошла, оттолкнув вышибалу. Ей надоело защищаться. Теперь, когда она пошла в атаку, оружие с легкостью подчинилось ей и охотно легло в ладонь. Мужчина хотел было схватить Уинифред за плечо, но его руку перехватил Келлингтон. – Поосторожнее, – мрачно предостерег он. Стеллан протиснулся следом и, раздвинув шторы из звонких стеклянных бусин, запер входную дверь. Вышибала дернулся, но Келлингтон схватил его за вторую руку. – Вот именно, приятель, – заметил Стеллан. – Ты что, не видишь, что она вооружена? Растолкав недоумевающих посетителей в комнате ожидания, Уинифред прошла в коридор. С легкой руки Даска «Роза Востока» преобразилась: стены были оклеены бумажными обоями пурпурного цвета и увешаны картинами с изображениями обнаженных женщин, а пол блестел от восковой мастики. У каждой двери в подсвечнике стояла зажженная свеча, которая означала, что комната занята. Уинифред медленно поднялась по узенькой винтовой лестнице. Каждая ступенька была обита темно-фиолетовым ковром, и у Уинифред начинало рябить в глазах от яркости красок. На втором этаже тоже не оказалось комнаты без свечи у входа. Одна из них была потушена, но в комнате оказалась только девушка в розовом корсаже, оттеняющем ее медно-коричневую кожу. Она поднялась на взбитой постели, но, увидев Уинифред, перебросила одну ногу на другую и снова откинулась на подушки. Стиснув зубы, Уинифред молча закрыла дверь и оперлась на нее спиной. Окно в конце коридора было зашторено, но ей казалось, что в зазоры пробивается свет утра. Где же Даск организовал свой кабинет? Уинифред принялась спускаться. Ее нога соскользнула со ступеньки, и она едва успела ухватиться за верхний ряд балюстрады. Деревянный плинтус содрал ей кожу на подбородке. Боль от резкого движения разлилась от туго перебинтованного живота до самых ног, и она еле сдержала мучительный стон. Яростно смаргивая слезы с ресниц, Уинифред подтянулась на руках, нащупала ногами лестницу и уставилась на едва различимую полосу света перед собой. В тени высокой деревянной балюстрады скрывалась еще одна дверь. Рывком подняв себя, Уинифред обогнула перила и распахнула ее. Холбрук сидел, уронив голову на стол. Рядом горела маленькая керосиновая лампа. Услышав скрип петель, он встрепенулся и, сдвинув очки, потер глаза. – Господин Даск? Я… Холбрук поднял голову и умолк. Не прицеливаясь, Уинифред подняла револьвер. – Где ваши друзья, мистер Холбрук? – тихо спросила она, шагая к столу. Платье колыхалось при каждом ее шаге. – Неужели все пули достанутся вам одному? Холбрук сглотнул, но не ответил. Он не отрывал широко распахнутых рыбьих глаз от Уинифред, даже когда та приблизилась к столу вплотную и приставила дуло револьвера к его гладкому лбу. – Чего вы хотите? – прошелестел он, смыкая дрожащие серые руки. Она хотела вернуться в Хэзервуд-хаус. Она хотела обнять Теодора и пролить все до последней слезы на его плече, не чувствуя угрызений совести – возможно, сейчас он единственный, кто понимает, каково ей. Она хотела забраться в могилу, обнять исхудавшее маленькое тело Лауры и позволить закопать себя вместе с ней. Но вслух она произнесла: – Я хочу вышибить вам мозги. Должно быть, что-то по-настоящему страшное отразилось на ее лице, потому что у вечно бесстрастного, склизкого, холодного Холбрука вдруг задрожали губы. Уинифред знала, что оставит его в живых. Ей не пришлось убивать Даска лишь благодаря чистой случайности, не стоило и надеяться, что при таком количестве свидетелей смерть Холбрука сойдет ей с рук. К тому же трон не может долго оставаться пустым. На место трусливого Холбрука рано или поздно пришел бы другой человек, менее расчетливый и более кровожадный. Но Холбруку совсем не обязательно об этом знать. За этот день – пожалуй, худший в ее дрянной жизни – Уинифред хотелось вознаградить себя хотя бы выражением ужаса на его лице. Холбрук хотел было вскочить из-за стола, но Уинифред многозначительно приподняла брови, и он рухнул обратно в кресло. Она никогда раньше не видела, чтобы краска так стремительно сходила с лица. Он посерел и взмок в считаные секунды. – Мисс Бейл, прошу вас… – умоляюще забормотал он. – Я не хотел… – Вы ведь крыса, Холбрук, – ласково сказала Уинифред, пальцем поглаживая спусковой крючок. – Вы всегда чуете течь в корабле. Что заставило вас задержаться на этот раз? – Вы… – Холбрук сглотнул. – Умоляю. Я сделаю все что угодно. Уинифред почувствовала, как из ссадины на подбородке медленно, щекоча кожу, течет кровь. Она вытерла струйку тыльной стороной ладони и приказала: – Выйдите из-за стола. Он замешкался, и Уинифред добавила: – Я не стану повторять дважды. Помогая себе дрожащими руками, Холбрук выбрался из-за стола. Одной рукой он крепко вцепился в собственное плечо, а другой – в пуговицы на животе. Из-за этого жалкого трусливого червяка погибло столько людей, что даже Келлингтон наверняка запутался бы в подсчетах. Уинифред опустила револьвер, уверенная, что он не посмеет напасть на нее. – На колени. Холбрук рухнул ей под ноги. Мучительно содрогаясь всем телом и не поднимая головы, он замер. В отличие от других мужчин, которым Уинифред когда-либо грозила оружием, Холбрук ни капли не сомневался, что она пустит его в ход. Либо страх ослеплял его, либо он был умнее их всех. И сейчас ей даже не понадобилось оружие, чтобы поставить его на колени. – Вы ненавидите меня? – холодно улыбаясь, спросила Уинифред. – Отвечайте честно.