– Да, – я соглашаюсь. А он вдруг усмехается, чуть отодвигается. Перестаёт нависать надо мной, спрашивает светским тоном: – Так ты давно в Либерце? – Вчера приехала. – Ночью пожар случился. Этой, – языком Марек цокает сожалеюще, скользит мне за спину и по холлу пустым взглядом, говорит, как по секрету, вот только тон у него скучающий. – Говорят, погибшие есть. Как же был прав наш главный редактор, что где ты, там бедствия. Надо было ещё ночью догадаться, что Кветослава Крайнова пожаловала в город. – Не смешно, – я буркаю сердито. Выдыхаю враз, ибо… не будет. Не станет он меня сталкивать с лестницы, не сейчас, когда голоса и экскурсовода, и Анны, гневно втолковывающей что-то Пабло, приближаются, а Марек поднимается на ступень выше, сует руки в карманы штанов. –…окончательно замок был разрушен во время Второй мировой войны, солнечный же камень так никто и не нашёл… – Не смешно, – почти главный фотограф «Dandy» подтверждает любезно. – Когда возникаешь невовремя, всегда не смешно, Квета. – Ты ведь не скажешь, с кем был? – я спрашиваю прямо. Выдерживаю его взгляд, чувствуя себя храбрым зайцем, который осмелиться – осмелился, но вот что делать дальше не знает. Лишь понимает вдруг, что жить-то в общем ещё очень хочется, а храбрость этому хотению не способствует. – Не скажу, – Марек отзывается согласно, улыбается вдруг. – А ты не будешь больше спрашивать и пытаться узнать. Любопытная Барбара… – … нос потеряла, – я заканчиваю за него. – Вот видишь, ты сама знаешь, – он улыбается ещё шире. – До встречи, Квета. Марек разворачивается, поднимается, скрываясь из вида и оставляя за собой лишь эхо шагов, что, впрочем, тоже удаляются, и любопытство, потухшее от серых глаз, загорается вновь, подзуживает, что можно пойти следом. Попытаться узнать. – Моя красавица, скажи, что Пабло прав, Пабло всегда прав! Разреши наш спор! – Пабло меня окликает. И любопытство отступает. А я поворачиваюсь, натыкаюсь на внимательный взгляд Алехандро, и улыбнуться приходится, включиться в бурное обсуждение по поводу ратуши, которая у Анны запланирована на сегодня и которую Пабло наотрез отказывается осматривать. – Я видел фотографии, моя Анна, я проникся духом истории и масштабами! Кто тебе сказал, что картинки не передают эмоции?! Что ты можешь понимать в фотографии, женщина?.. Женщина краснеет гневно. И бурный спор растягивается, раскатывается на всё здание музея, и настроение, испорченное Мареком, от криков, ставшими враз слишком громкими и визгливыми, становится ещё хуже. Надо прощаться. Мой беспечный день затянулся, самое время возвращаться к невыносимой легкости бытия, поэтому первый раз я сама ищу взглядом Алехандро, лавирую среди всех к нему. – Уже вечер, мне пора уходить. – Я тебе провожу, – он вызывается. А я качаю головой, повторяю второй раз за день свои же слова: – Не стоит. [1] Bella(исп.) – красавица [2]Дефенестрация – событие, присущее для чешский истории и заключающееся в выбрасывания кого-либо или чего-либо из окна. В истории Чехии насчитывается как минимум две Пражские дефенестрации: первая в 1419 году, вторая в 1618 году. Вторая дефенестрация стала началом восстания чешских сословий против власти Габсбургов, а также началом Тридцатилетней войны. Глава 21 Апрель, 6 Либерец, Чехия Дим Бэлла красавица. Из тех красавиц, в честь которых слагали когда-то сонеты и совершали подвиги. Из тех, при виде которых дар речи пропадает, а мозг вырубает начисто. И вслед таким, как она, оборачиваются, сворачивают шеи, попадают… на секционный стол, ибо со свернутой шеей люди долго не живут. Бэлла, вскрывая легко и непринужденно, это подтвердит. Страшная женщина. Что ждёт меня на крыльце морга, отстукивает каблуками ей одной известный ритм, сверкает завораживающей улыбкой. – Добрый день героям, – она произносит напевно. Ехидно. Щурит чёрные и прекрасные очи, сканирует взглядом с ног до головы, пока я подхожу, останавливаюсь на пару ступеней ниже её, чтобы в красивые и огромные глаза смотреть было удобней. Роста в Бэлле метр с кепкой. И за два года, что мы не виделись, она совсем не изменилась. – Только твоего напоминания и не хватало, – я хмыкаю. А Бэлла фыркает: – Весь город трещит, я не могла смолчать, – она манит меня пальцем, клюет холодными губами в послушно подставленную щеку. – Я рада тебя видеть, Дима. И я также рада, что с тобой всё в порядке. Голос в конце фразы её подводит. Съезжает. И «в порядке» – это не про пожар, за который бывший муж Бэллы в лице Андрея сегодня почти час, ни разу не повторившись, крыл меня отборным матом, заткнулся только после того, как я попросил помочь найти судмедэксперта в Либерце. Долго искать не пришлось. – Ондра… рассказывал, – Бэлла согласно кивает, отвечает на мой незаданный вопрос, пожимает плечами, добавляет, как само собой разумеющееся. – Он за тебя переживает. Волнуется. Поэтому договорился, выполняя мою первую за полгода просьбу, Андрей бы даже с чёртом лысым, лишь бы я звонил и спрашивал, а не продолжал методично нажираться. И то, что мне вдруг понадобился морг, его не смутило. Главное, мне стало интересно что-то, помимо выпивки. Пусть и трупы. – Бэлла… – Пойдем внутрь, – она вздыхает. Приглашает. Открывает дверь, которую я перехватываю, придерживаю, пропуская её первой, на что Бэлла иронично бровь вскидывает, но не возражает, заходит. Идёт, звонко отстукивая каблуками, по длинному и пустому коридору, по обе стороны которого закрытые двери. И свет над железной дверью в конце этого белоснежного тоннеля выглядит очень даже символично. – Я ещё не успела начать, – Бэлла сообщает на ходу.