– А что, весь поселок в курсе?! – Кто в курсе, не скажу. А дом моих родителей – напротив особняка Голода, если помнишь. Мама в последнее время часто видела в машине Ксюхи Олега. Когда отец Ксюхи ночевал в городе, эти двое приезжали вечером, а уезжали утром. Нянька Полина их покрывала. Не смотри на меня так, я узнала об этом только сегодня! Разводиться будешь? – Не буду, Рит. Мой муж утром был убит в нашей городской квартире. – Это ты его?! А что, и правильно! – К сожалению, не я. Работал профессиональный киллер. И если бы я не разругалась с ним и не уехала сюда, то трупов, возможно, было бы два. Глава 15 Берта не стала просить Риту молчать о смерти Крушилина, это было бы бесполезно: подруга признавала свою слабость, то есть неумение держать язык за зубами, открыто, как бы предупреждая собеседника – не хочешь, чтобы узнали все и быстро, ничего не говори. Да и что толку скрывать, если в городском СК секретарем работает еще одна их одноклассница, а судмедэкспертом ее отец. Берта только сейчас поняла, почему мать жила затворницей. Было что скрывать, а подружись она плотно хотя бы с одной поселковой кумушкой, жизнь Аглаи Лапиной стала бы предметом обсуждения всех остальных. А сейчас что о ней знали? Только то, что привез ее Лев Лапин беременную в дом Марковых, женился (то, что они расписались в городском загсе факт известный), родилась Берта. Ну, немного рановато, но – каков Лапин-то: видно, порядочный, раз сделал ребенка и не бросил бедную женщину. Примерно так. О том, что мать приехала из Самары, не знал никто… стоп! А предыдущая прописка в паспорте? Штампик о выписке из самарской квартиры? «Вариант один: отец на ней женился, мама сменила фамилию, паспорт, а потом ее зарегистрировали по адресу Марковых», – решила Берта, провожая взглядом Риту, поспешившую на оклик начальства. Они просидели в скверике больше часа, Рита периодически бегала в здание «порешать вопросы», Берта в ее отсутствие наслаждалась солнцем, сидя в тени березы и совсем не чувствуя послеполуденной жары. Самое главное, за чем пришла, Берта узнала: Мутерперель семьи не имел, приехал один. Тогда, выходит, матушка просто ошиблась в определении размера грязных кроссовок: кому постороннему придет в голову оставить свою обувь на хозяйском крыльце? Не так прост майор, есть у него свой интерес к ним, Лапиным, все указывает на это. И возвращение в почти развалившийся родительский дом, и вчерашний поздний визит к ним, и такие подробные расспросы о самарской жизни матери – все в тему. «Кстати, о прабабке нужно будет матушку попытать. Хотя и не родная кровь, как выяснилось, а интересно. Фамилия такая красивая – Шувье. И я съездила бы в Самару, почему нет? Осталось мать уговорить. Кого сейчас бояться-то? Бомжа этого, Осокина? Или самарского родственника Глеба Валентиновича? Вот тоже загадка – как получилось, что родные братья выросли порознь? Согрешил отец, матери у них разные? И не общались никогда Глеб и как его, Вася, кажется? А вдруг наоборот, были тесно связаны? Тогда нет никаких гарантий, что Ксюхин отец не принимал участия в аферах братца! Откуда-то деньги на открытие первого ресторана у него нашлись? Не родственничек ли подогнал из наворованного? Занятно получается». – Берта сама удивилась пришедшим вдруг в голову мыслям. – Берта? – раздалось у самого уха, она на миг застыла, а потом медленно повернула голову: за скамейкой стоял отец Ксюхи. – Еще раз здравствуйте, Глеб Валентинович. Присаживайтесь. – Она похлопала раскрытой ладонью по сиденью скамейки. – Как вы? – Я в норме. А ты? – И я. Вы уже знаете? Мутерперель просветил? Как вовремя он приехал в поселок, не находите? – Что ты имеешь в виду? – вроде бы натурально удивился Голод. – Как к праздничному столу. То есть, наоборот, к похоронам. Два трупа, нет, простите – три, если считать найденные у нас в саду человеческие кости. А он – следователь. – Ты как-то цинично говоришь об этом, девочка, – осуждающе покачал головой Голод, а Берта разозлилась. Вот уж морали в данной ситуации ей читать не нужно! – Мне начинать рыдать, Глеб Валентинович? По мужу и вашей дочери? Правда? Вы же в курсе, что они были любовниками. Кто тут циник, так это Ксюха. Про мужа я промолчу, хотя нет, скажу. Он оказался честнее ее, признался сегодня утром, что любит другую. Потом выяснилось, что эта другая – ваша дочь. Еще недавно умолявшая о помощи при разводе со своим мужем. Еще недавно рыдавшая в трубку, что боится, что Павел Дорохов ее обобрал. Я вам говорила, что сегодня должен был состояться суд? Ах, да… А по сути – меня предали и подруга, и муж. Ну, просто классика мелодрамы. И теперь оба мертвы. Что это? Ирония судьбы или торжество справедливости? – Это чей-то злой умысел, Берта. Тормозной шланг автомобиля Ксении был подрезан. – Убийство… – даже не удивилась Берта. – Я подумала об этом сразу после звонка вам. Не спрашивайте, почему. Не знаю. А ваш друг следователь в курсе? – Да, он приходил ко мне. И все же главный подозреваемый – Павел Дорохов. Ему было выгодно… – Нет! Павел – адекватный человек, редкой для нашего времени честности. Я хорошо его знаю. Да и ваша дочь согласилась принять его предложение: он выкупает ее долю в бизнесе за хорошие деньги. Сегодня в суде должно было состояться мировое соглашение, ему незачем ее убивать, чистая формальность – все документы уже подписаны и заверены нотариусом. Теперь получается, наследник ее доли – вы, Глеб Валентинович, – не сдержала усмешки Берта. – Я не знал! Да и зачем мне ее деньги?! Или Пашкин бизнес?! За своим не успеваю следить… а откуда у тебя уверенность, что убийства твоего мужа и Ксении связаны? – Уверенности нет. Я просто в совпадения не верю. Скелет в земле, мой профессионально застреленный кем-то муж, подстроенная авария вашей дочери. И все это – в течение пары часов. И тут же, как из ларца – Мутерперель. Который знает о нас всех больше, чем мы сами. Он даже с ходу понял, чьи кости – вашего третьего друга Дмитрия Маркова. Оказывается, майор ищет его… давно. – Берта замолчала и задумалась. Вот он, вопрос, который все время уходит на задний план, а он – один из главных! – Берта… – Глеб Валентинович, а вы не в курсе, почему Мутерперель не показывался в поселке больше двадцати пяти лет, а тут вдруг решил вернуться доживать? – Почему… доживать?! Он здоров. – Он так выразился сам, я ничего не придумала. Да бог с ней, с формулировкой. Почему сейчас-то? Если разыскивает Дмитрия, который, как выяснилось, пропал в две тысячи первом, то как-то он с поисками не торопился. – Да с чего ты вообще решила, что Федор Диму искать приехал? Может, он просто собирается жить и работать на малой родине? Он здесь родился, между прочим. Как и мы с Димкой. Федьку к старости в родные края потянуло, полвека прожито. Ты еще молодая, чтобы понять, какая тоска может накатить от бессилия, что ничего в жизни не меняется, впереди – все одно и то же, каждый день расписан, катишься по колее, а обратный отсчет уже начался. – Какой… отсчет?! – испугалась Берта всплеска эмоций этого не старого еще, по ее понятию, мужчины. – К земле, девочка, – уже спокойно ответил тот. – Прости, накатило. Не ищи злой умысел там, где его нет. Да, я пока не знаю, как жил Федор до нашей сегодняшней встречи. Но узнаю. А сейчас мне в контору нужно, пока рабочий день не закончился. – Еще полчаса до пяти. – Берта посмотрела на мобильный. – Да… а умерших за сегодняшний день четверо. Скончалась няня Полина, сердце не выдержало. * * * Глеб покончил с формальностями и вернулся домой, хотя в планах было доехать до дома Марковых и договорить с Бертой. Когда он вышел из здания администрации, ее на скамейке под березой не обнаружил. А он не все спросил, девочка намеком дала понять, что Федор уже поделился с ней (да и с ее матерью соответственно) какой-то информацией о Димке. И Глеб хотел бы знать, о чем речь. А заодно все-таки познакомиться с Аглаей, потому что чувствовал, что она в судьбе Дмитрия сыграла не последнюю роль. Ну, может не она, а ее муж Лапин, то ли выгнавший сына бывшего хозяина усадьбы взашей, то ли лишивший жизни. А Берта в чем-то права: знать, чем занимался Федька все годы своего отсутствия в поселке, не помешает. Глеб устал не физически, но был раздавлен массой сегодняшних событий, к которым морально готов не был. Похороны Полины будут через два дня, а когда можно будет забрать тело Ксюши, пока непонятно. Откуда-то пришло понимание, что все, что происходит вокруг него, не случайно – то ли это расплата за то, что все в жизни дается ему легко, то ли предупреждение, что расслабился он слишком, заленился, спрятался в своем эгоизме, а кругом – люди. Не хуже, не лучше его, но кто-то в помощи нуждается, а он глух ко всем, да к нему и не обращаются, нелюдим он, замкнут на своей работе и себе. Даже Ксению сбагрил на мужа и рад был до чертиков – так надоело ее от ментов откупать после очередной выходки. После свадьбы это стало головной болью Павла Дорохова. «Флаг тебе в руки», – припомнил Глеб пожелание новоиспеченному зятю в день бракосочетания. Возвращение в поселок Мутерпереля напомнило, что они в детстве друзьями были, почти братьями – горой друг за друга. А он об этом как-то забыл. Жена Димки Аленка приезжала, мог бы и разыскать его, просила же! А Глеб даже не вник в суть просьбы, правда, денег дал, сколько в бумажнике было. Что-то она о сыне говорила, он слушала вполуха, сам на часы поглядывал. Некогда ему, типа… бизнес! Знал, что мстит мелко Аленке за то, что предала его любовь. Хотя какая у них была любовь? Два раза в кино сходили. А потом она до окончания школы только с Димкой дружила. Совсем ей Глеб отказать не смог, но скинул поиски на местных ментов, а те пальцем не пошевелили. Ему доложили, что есть самое простое объяснение его исчезновения: скрылся от жены у какой-нибудь бабы. Мужская, блин, солидарность – не фиг за мужем бегать, коли развелись. Ведь и он об этом вспомнил, когда спустя два года встретил Димку на улице – нагулялся тот, домой потянуло. Глеб даже вопросы не задавал, мол, и так ясно. Хотя если бы Димка вечером к нему пришел, разговор под водочку и шашлычок мог получиться более откровенным. Но не пришел же, а Глеб решил – значит, не нужен он Маркову. Эгоизм? Почему не подумал, что вдруг случилось с другом что-то? Нет, удобнее было себя обиженным посчитать. А теперь выясняется, что Димкин труп в родной земле двадцать лет пролежал. Не дошел до него тогда он, потому что не мог. Глебу сейчас плохо от одной только мысли об этом. Что, не мог сходить к Марковым в тот день? По улице пять минут пешком! На рожу этого Лапина только бы посмотрел и сразу понял – мутит мужик что-то, недоговаривает. Не пошел! Интересно, а жена Лапина Аглая знала, что сын хозяина приходил? Или муж от нее скрыл? «И почему все-таки Димка стучался в собственную калитку, а не открыл ключом? Объяснение одно – полгода со смерти дяди Осипа прошло, Лапин уже наследство оформил. Замки сразу поменял? Шустро! Да как вообще ему удалось уговорить Маркова написать завещание в свою пользу? Если только его жена не подсыпала чего-то старику. Тоже мутная какая-то дамочка… а что, если и своего мужа она отравила? Слишком уж быстро он за хозяином на тот свет отправился! Вполне даже вероятная версия. Но дела уголовного не завели, значит, вскрытие показало естественные причины смерти Лапина. А мотив у нее был – они с дочерью стали владельцами неплохого дома с приличных размеров участком!» – Глеб размышлял, машинально убирая со стола в холодильник закуски. Хотелось лечь на диван, включить спокойную музыку и под нее заснуть. Забыться часов так на двенадцать, чтобы потом было полное ощущение, что эти страшные сутки ушли в прошлое, осталось только выполнить свой долг перед старой няней Полиной – проводить ее в последний путь, накормить поминальным обедом ее подружек и послушать их тихие разговоры о ней. А за няней похоронить и дочь… «Я, получается, в доме один остался?» – пожалел он себя вдруг. Но не до сна сейчас, потому что должен заехать Мутерперель. Не договорили они о многом, так и не рассказал толком Федька о себе, да и Глеба не особенно расспрашивал. «Вот я болван, забыл Федьку спросить, кто по его участку шастает! Или тот сам не в курсе?» – вдруг вспомнил он то ли парня, то ли девицу в спортивном костюме. Глеб взял телефон, набрал номер Мутерпереля. «Перезвоню позже», – коротко ответил майор и отключился. Глава 16 «Да, пакостным мужиком был убиенный Крушилин, – подумал Федор. – А Берту жаль, хорошая девочка, светлая, хотя и слишком эмоциональная. Язык что жало!» Он встал из-за стола, чтобы размяться: затекла спина, а перед глазами все чаще стала появляться летающая «паутинка». Он еще раз прослушал запись разговора с бывшим следователем СК Ритой Юрьевной Гроссман, по случаю оказавшейся соседкой Крушилиных. Ссорились супруги практически каждый день, муж Берты, как с нотками брезгливости в голосе поведала Гроссман, часто срывался на визг, наоравшись, выходил на лоджию и кому-то звонил. Через некоторое время громко хлопала входная дверь. Рита Юрьевна была уверена, что все скандалы Олег провоцировал сам и с одной целью – чтобы уйти из дома. – «Мы не были близки с Бертой, но я при встречах старалась выказать ей свое расположение, чтобы девочка чувствовала поддержку. Почему-то была уверена, что рано или поздно дело дойдет до рукоприкладства. И куда ей бежать? Она должна была понять, что я открою ей дверь и дам приют. Почему сама не сблизилась с Бертой? Жизнь научила меня не лезть в чужую душу. Сейчас я об этом жалею, была возможность разговорить ее, да хотя бы и сегодня утром, когда встретила ее с чемоданом в руках. Сразу поняла, что уезжает не на отдых…» – «Точное время не помните, когда это случилось?» – «Ровно в семь, у меня один получасовой маршрут пробежки, я как раз входила в подъезд после тренировки, а Берта только что вышла. Как вовремя она уехала! Да, звучит цинично, но я рада, что труп один». – «Вы позвонили в полицию сразу, как услышали хлопки, похожие на звук выстрелов?» – «Антон Денисович, сомнений в том, что стреляют, у меня не было. Да, я сразу набрала номер полиции и обрисовала ситуацию дежурному. На это ушли считаные минуты, но преступник успел скрыться. Я слышала лишь, как мягко щелкнула подъездная дверь, она на доводчике. Как вошел убийца в квартиру, сам ли Крушилин открыл ему дверь, сказать не могу, в это время, видимо, я принимала душ». – «На замке повреждений не обнаружено». – «Значит, дверь была открыта родными ключами, или же хозяин спокойно впустил своего убийцу в квартиру, нужно отрабатывать его окружение. Об одном знакомом, точнее – знакомой Крушилина могу рассказать, женщину видела несколько раз. Эффектная брюнетка среднего роста, по фотографии опознаю. Поначалу я считала, что она, скорее, подруга Берты. Но после того, как брюнетка стала приходить в квартиру Крушилиных в отсутствие хозяйки, чаще по выходным, да еще и поздно вечером, догадалась, что у нее отношения с Олегом. Такая деталь: женщина, скорее всего, попадала на закрытую территорию через заднюю калитку, я однажды наблюдала это из окна спальни. Видимо, у нее был ключ…» «Да, был… а камера, которая направлена на калитку, ее не смущала? Какая-то липовая конспирация получается. Что-то тут не сходится!» – решил Федор и еще раз набрал телефон охранника, который сменился в семь утра. Аппарат абонента был вне зоны действия сети. Без сомнений, поздней гостьей была Ксения Голод. Чтобы это доказать, нужно только отсмотреть более ранние записи с камер. То есть получается, на выходные Берта уезжала к матери в поселок, а эта парочка развлекалась в супружеской постели. Мерзость… Федор никогда не мог понять женатых мужиков, прыгающих из койки в койку. Ну, женился, так не тащи грязь в дом. Все байки-жалобы на стерву-жену, которой нужны только деньги, вызывали зубовный скрежет и гадливое отношение к жалобщику. Не устраивает жена – честно разведись, плати алименты на детей, а сам – кувыркайся с кем хочешь. Его, Федора, родители жили дружно, без выяснения главенства в доме, распределения обязанностей и споров по поводу воспитания детей, то есть его, Федора. Готовила мама, чаще что-то простое и сытное. Но когда к плите вставал отец, ужин становился праздничным – он выискивал необычный рецепт, красиво сервировал стол, ставил в центр старинную керосиновую лампу и выключал электричество. Они садились втроем, неспешно ужинали и говорили, говорили. Весь их мирок умещался тогда в уютном круге света лампы, дальше комнату обнимала темнота, и только одно окно, хотя и закрытое плотными портьерами, было обозначено слабым прямоугольником света от уличного фонаря. Малышом Федор засыпал под разговоры родителей в своем высоком кресле, школьником старался быстро поесть и улизнуть к игрушкам на диван, недалеко, чтобы слышать их негромкую беседу. Ему включали бра, и он собирал конструктор или возил машинками по журнальному столику возле дивана. Подростком, вдруг поняв, что отец с мамой хотят побыть вдвоем, уходил к себе в комнату. Без обид, с каким-то даже удовлетворением и гордостью – вот такая у них до сих пор любовь. Потом они погибли, а он всю свою жизнь с тоской вспоминает эти ужины у керосиновой лампы. Женившись на Ларе, Федор был уверен, что они станут любить друг друга так же, как его родители. И готовить, хотя бы изредка, он станет, и лампу купит на блошином рынке почти копию той, которую помнит с детства. А Лара, как оказалось очень скоро, его не любила. И семья их – лишь плод его фантазий. Они развелись, но на одной территории продержались вместе еще три месяца. Жили в самарской квартире его тетушки Ады, которая приехала к нему в поселок после смерти родителей и оформила над ним опеку. Она же и убедила его поступить на Саратовские высшие курсы МВД, хотя Федор собирался после школы идти работать. Они с тетей Адой тогда из поселка уехали так спешно, что он не успел попрощаться с Голодом и Марковым. Он никогда не пользовался привилегиями сироты, не позволяла гордость и… тетушка. Для его относительно безбедной жизни во время учебы в Саратове она потихоньку распродала коллекцию старинных нот, собранную мужем – композитором Олоневским. В скупку ушли и все ее украшения, подаренные им же, и даже был продан старинный белый рояль «Леппенберг». Тогда Федор пообещал себе, что в старости тетушка ни в чем нуждаться не будет – ни в заботе, ни в средствах. Тетя Ада не дожила даже до первой его зарплаты… Он влюбился в Лару, как потом понял, только потому, что та была похожа на сестру отца Аделаиду Мутерперель в молодости. Сходство оказалось внешним, остальное он додумал сам – доброту, преданность семейным традициям, любовь и уважение к нему, мужу. После развода Федор дома только ночевал, перед сном заглатывая остывший ужин. Спал на диване в бывшем кабинете композитора, Лара с сыном устроилась в гостиной – жить в общей когда-то спальне жена не захотела. Однажды он, вернувшись со службы домой, нашел записку от Лары, что они с сыном уезжают, алиментов на содержание ребенка она не просит, только надеется, что искать встреч с ними Федор не станет. Он не искал встреч, даже не пытался, хотя иногда и хотелось. И он до сих пор не знает, кем вырос тот двухлетний малыш, который когда-то называл его папой… Вчера, едва зайдя в дом, Федор первым делом отыскал в кухонном буфете ту лампу, но зажечь не смог, так как не нашел бутыль с керосином. Да и приехал он в поселок, чтобы только к соседям наведаться и переночевать на пробу в родительском доме. Даже доски с окон не снял, поленился. А утром, когда вышел на крыльцо, бросил взгляд на соседский участок – как раз синяя иномарка к воротам подъехала. Теперь он знает, что принадлежит машина Берте Крушилиной. Очень вовремя он ее заметил – алиби на время убийства мужа у девочки на все сто процентов. А вот саму Аглаю в саду не приметил, а она как раз, получается, его подарок – саженец пыталась пристроить… – Федор Николаевич, у нас еще один труп, – прервал его воспоминания появившийся в дверях капитан Канин. – Поехали, – вздохнул Федор, тут же догадавшийся, кто бы это мог быть. * * * – Группа на адресе?