– Да. Вызвал сразу. Сам привез ствол эксперту. Изъяли с понятыми – девушки из салона. По фото с камер дома Крушилина одна из них почти опознала нашего фигуранта. – Почти? – Да. Девушка видела, как он что-то бросил в урну – ее рабочее место прямо у окна. Но она не уверена, что это был мужчина. Когда человек повернулся в профиль, из-под капюшона стала видна длинная кучерявая челка. Но это не все. Она утверждает, что для мужчины ноги слишком стройные. И обут он не в кроссовки или ботинки, а в черные кеды небольшого размера. Шнурки завязаны бантиком, – с сомнением в голосе ответил капитан. – Ну-ка, дай фото, – Федор протянул руку. – Вот глазастая девчонка! Ну, бантиков-то не видно, но точно, кеды. – Да, но это не доказывает их принадлежность женщине, – упрямо повторил Канин. Федор и сам склонялся к мысли, что на фото – молодой мужик. Еще и потому, что вспомнил рассказ Глеба: в кафе Ксения встречалась с чернявым кудрявым парнем. Возможно, с этим? «Совпадение? Или факт, который связывает убийство Крушилина с аварией Ксении Голод? Склоняюсь ко второму…» – подумал Федор. Они подъехали к дому Лыкова, ворота были распахнуты, машина охранника, как понял Федор, стояла на гравийной дорожке, ведущей к гаражу. – Когда я прибыл к дому, въездные ворота были закрыты неплотно, так, чтобы мог пройти человек. Лыкова я нашел в машине, судя по всему, преступник ждал его возвращения с дежурства прямо на участке. Несколько ножевых, – кивнул Антон на открытую дверцу машины. Федор подошел ближе. – Время смерти, Иван Алексеевич? – задал он вопрос эксперту. – Восемь – восемь тридцать. Четыре ножевых, одно смертельное – задета сонная артерия. Большая кровопотеря. – Ясно. Антон, нужно искать транспорт, на котором передвигался убийца. – До салона красоты он дошел пешком, сбросил ствол, кстати, завернут тот был в пакет супермаркета. Если бы не знали, что искать… – Он мог оставить транспорт где-то рядом. – Так он и потом потопал по ходу, куда шел. – Девушка глазастая поведала? – Да. Появился со стороны дома Крушилина, двинулся дальше по улице, перешел на другую сторону по зебре. Пешеходный переход как раз рядом с салоном. Дальше она за парнем не наблюдала, так как в кресло сел клиент. – Клиент с улицы зашел? – Нет, женщина сидела у другого мастера – ей делали маникюр. Я сразу спросил, подумал, что могла столкнуться с парнем у входа… – Могла бы… я уверен, где-то недалеко у парня стоял автомобиль. Или мотоцикл… Пешком он до Раздольной так быстро не добрался бы. – Тогда и отсюда он уехал, а не ушел. – Сходи-ка на параллельную улицу, осмотрись, поспрашивай. Здесь асфальт, следов не найти. Там дальше все улицы – гравийка. – Да, знаю, я пошел. – Канин направился к воротам. «Если убил всех троих один и тот же человек, то передвигаться он должен с хорошей скоростью, то есть явно не на своих двоих. Крушилин застрелен первым в семь двадцать. Парень спокойно скидывает ствол у салона, садится где-то недалеко на свой транспорт и едет к дому Лыкова. Но охранник должен был его опередить, так как уже сменился в семь. Значит, где-то задержался в пути почти на час. А в это время убийца терпеливо дожидался его у дома. Опять же припарковав авто или мотоцикл где-то неподалеку. Лыкова он зарезал примерно в восемь и тут же рванул из города. На встречу с Ксенией? Скорее всего, да. А вот с Ксенией пока не ясно. Со слов официантки, конфликта между ними не было. До тех пор, пока не встречусь с местными, которые ведут ее дело, выводы делать рано», – решил Федор и набрал номер Канина. – Антон, что у тебя? Понятно. Я в поселок, утром – в местное отделение. Звони, если что-то нароешь. В любое время. «Сначала на ужин к Аглае, после – к Глебу. Только к себе заскочу, машину оставлю. Цветочков, что ли, прикупить? А зачем они ей, свои растут. Лучше тортик к чаю», – с улыбкой подумал он, предвкушая встречу с симпатичной соседкой. Глава 17 Аглая из окна увидела дочь, тревожно екнуло сердце: выглядела Берта подавленной, шла от калитки медленно, словно нехотя. Пакета с продуктами в руках у нее не было, что еще больше насторожило Аглаю. Случилось явно что-то из ряда вон, раз дочь забыла, что вскоре должны прийти гости. Точнее гость. Не бог весть какое событие, визит соседа, но все же гостеприимство проявить следовало: хорошие отношения со следователем не помешают. А думалось Аглае, Мутерперель все еще подозревает ее: если не в пособничестве убийце Дмитрия Маркова, то уж точно в том, что она что-то скрыла. А она честна перед законом. Как и тогда, двадцать пять лет назад. Вот в людях не разбирается, так это – да. Что в мошенника Осокина тогда влюбилась, что сейчас доверилась практически незнакомому мужику, пусть майору юстиции или полиции… А он вполне даже может оказаться оборотнем в погонах. Потому что чувствует Аглая в нем какую-то скрытность, даже фальшь. Пока Берты не было, проанализировала Аглая все их «задушевные» беседы и пришла к неутешительному выводу – связывала Диму с Мутерперелем какая-то тайна, никак не касающаяся той мошеннической схемы. А вот сама Аглая каким-то образом к этой тайне отношение имеет. Только ли как знакомая Дмитрия? Ведь майор расспросы свои о ее самарской жизни начал еще задолго до того, как появилось подозрение, что в саду был закопан труп его друга. А друга ли? Детская дружба не всегда имеет продолжение, тем более разбежались эти трое – Мутерперель, Марков и Голод сразу по окончании школы. Аглая смотрела на дочь, которая все же дошла до дома, но теперь, сидя на стуле, долго меняла кроссовки на домашние тапочки. Голова вниз, пальцы медленно развязывают шнурки, впечатление, что вот-вот заснет прямо тут, в прихожей. Наконец Берта подняла на нее взгляд. – Я забыла про магазин, мам. С Риткой долго сидела у администрации, потом подошел Ксюхин отец. Он, оказывается, весь седой. Прям белый-белый. Я давно его не видела, наверное, с выпускного. Он тогда привез еду из своего ресторана и, пока водитель с нашим физруком коробки разгружали, к нам с Ксюхой подошел. Поздравил и тут же ушел к директору в кабинет. На банкете я его не видела. – Не было его, точно, я помню. Как он? Держится? – Да, норм. Ксюху убили, мам. Тормозной шланг кто-то подрезал. Глеб Валентинович подозревал Павла Дорохова, но я его убедила, что ему незачем было убивать жену. А Голод так растерялся! Даже жалко его стало. Так-то красивый солидный мужик, а тут передо мной – просто старикан осунувшийся. Да, навалилось на него, ведь еще и няня Полина сегодня скончалась. – Сердце не выдержало из-за смерти Ксюши? – Да, думаю. Вот не пойму, что в нашей тихой заводи происходит? Вообще не помню, чтобы хотя бы одно преступление было совершено за то время, что живу! Умирали люди, да, но от старости или болезней… а тут валом пошло – кости, трупы… жесть, короче. Ладно, за тортом съездить? Может, в станицу? В кондитерскую? – Думаю, не успеешь. Сосед звонил, что скоро подъедет. Я стол в беседке накрою? – Как хочешь. Мам, ключ от сейфа у тебя? – Да. Зачем тебе? – Вот странно… я даже не подозревала, что в спальне Маркова был сейф… Как зачем? Я хочу посмотреть то, что осталось от моей биологической матери. Не возражаешь? – Нет, Берта. Только почему сейчас? – Голос Аглаи дрогнул. – Может быть, когда Мутерперель уйдет? – О… я думаю, это случится не скоро, будет сидеть до темноты, – вдруг подмигнула ей дочь. Аглая недовольно поморщилась. – Ты что, не заметила, как он на тебя смотрит? И взгляд такой, как у раненой собаки. Кстати, он не женат, приехал один. – Это Рита тебе сказала? Впрочем, мне без разницы – есть у него семья или нет. Ты забыла, что он шастал по нашему участку? – перевела разговор Аглая на другую тему. – И мы с тобой так и не согласовали наши действия. Будем говорить о грязных кроссовках или нет? – Давай по обстоятельствам. Давно он звонил, что выехал из города? – Минут сорок прошло, вот-вот подъедет. Как думаешь, вино из погреба достать? – Достать. И я уже проголодалась, вы-то с Мутерперелем бутербродами перекусили, пока я спала. Так что еще немного жду и ужинаю одна. И не ругайся потом, что оставляю вас вдвоем. Так ключик-то от сейфа где? – В нижнем ящике моего комода, в старом синем кошельке. Там же и бумажка с кодом. – Ого как сложно! И ключ, и код… Что там хозяин хранил секретного? – Не знаю, Берта! Твой отец, видимо, все забрал, что бы там ни находилось. Сейчас в сейфе шкатулка и несколько конвертов. Можешь посмотреть все, даже взять себе, если нужно. Смысла нет прятать, тайна раскрыта! – с досадой произнесла Аглая и отвернулась. «Черт бы побрал этого Мутерпереля! Влез в мою семью своими… кроссовками! Стоп… знакомиться вчера он приходил в ботинках. Обычных черных, с тупым носом и шнуровкой. И брюки классические, светлые. Только ветровка от спортивного костюма. Странно… не во что переодеться было? Все вещи в городе остались? Тогда получается, что поздний этот визит с вишневым саженцем был не случайным. И приехал он не родительский дом навестить, а к нам зайти. Да что, черт возьми, ему от меня нужно?!» – мысленно возмутилась Аглая, уже готовая отменить этот ужин. * * * Федор проехал мимо дома Глеба, бросил беглый взгляд на ворота и слегка притормозил, чтобы набрать на телефоне его номер. – Привет. Да, я у твоего дома, но зайду позже, часов в девять-десять. Надеюсь, ты в это время еще не спишь? Ну, понятно… Да, дело одно есть здесь, в поселке. Ты как сам-то, в норме? Без машины буду, само собой. До встречи. Пока разговаривал с Глебом, пропустил поворот на дорогу к магазину. «Болван!» – мысленно обругал себя, вспоминая, где по ходу движения есть еще продовольственная точка. …В их детстве сладости покупались в городе. В единственном поселковом магазине можно было приобрести несколько видов карамелек и на развес слипшийся от жары ком «дунькиной радости» – подушечек с начинкой из повидла. Шоколад и пирожные привозил из города отец, каждый день ездивший на работу в районную поликлинику. Но самое вкусное лакомство варили из молока, сахара, грецких орехов и меда бабушка и мама Димки. Густое варево оставляли застывать на палочке от мороженого, затем оборачивали в прозрачный целлофан и укладывали в небольшие картонные коробки. Основную часть отец Федора увозил на продажу сотрудникам больницы, там эти конфеты были нарасхват, особенно перед праздниками. Троим друзьям перепадал брак – в миске, неровными кусками. Вкуснее этих обломков самодельных конфет Федор ничего в жизни не ел. Или это потому, что они были связаны с детством? С тем счастливым детством, когда живы были родители… Федор свою прожитую жизнь делил на четыре части: до сиротства, с тетушкой Адой, без нее до того дня, когда «умер» и после «воскрешения». Последняя часть была пока самой непродолжительной, впрочем, все будет зависеть от того, сколько ему осталось земных лет. Нет, свадьба и развод не казались ему значительными событиями, так, эпизоды, а тот день, когда словил пулю в позвоночник, стал отсчетом потусторонней жизни. Он перестал считать себя живым среди живых, он как бы выключился, вместе с потерей подвижности потеряв и себя. Он не истерил, как сосед по палате – бывший гонщик, он не изводил персонал госпиталя своими капризами, как попавший пьяным в ДТП сын чиновника, который занимал вторую палату больничного бокса. Федор только усмехался – толку от воплей и рыданий не будет, безнадежны они, без-на-деж-ны… Ори, не ори, на ноги не вскочишь и не побежишь. Могли спасти огромные деньги, ведущий его врач и не скрывал, что из всех троих только у него есть шанс. Шансик без гарантий, но… даже продажа «сталинки» тети Ады не окупит одну операцию. А нужно сделать три. И после еще много лет реабилитации. Сейчас он знает, сколько должно было пройти лет, чтобы вновь начать жить. Двенадцать! Двенадцать гребаных лет страха, боли и ужаса, что все напрасно. И операций случилось не три, а пять. Он выучил сначала немецкий, за ним уже легко английский и иврит. Долго не давался китайский, но добил и его. А потом злился на себя – зачем?! И только последний год перед возвращением на родину робко стал мечтать о будущем. Откуда на открытом на его имя счете в банке тогда, в две тысячи первом взялись эти деньжищи, чтобы оплатить все, Федор узнал только месяц назад. Случайно… Федор купил торт, да не какой-нибудь, а домашний медовик, с толстыми слоями крема между золотисто-бежевыми пластами бисквита и густо обсыпанный орехами. Продавец, по виду его ровесница, прозрачную коробку обвязала лентой, сделала пышный бант и, подмигнув, шепнула: «Букетик прихватить не хотите, товарищ майор?» Он даже растерялся на миг, мелькнула мысль – вот он, родной поселок, еще и подумать не успел, а уже женили. Покачав отрицательно головой, он расплатился за торт и развернулся к выходу. К своему дому Федор подъехал со стороны задних ворот, так от магазина было ближе. Поставил джип под навес и, пробираясь сквозь заросли разросшейся по всему участку ежевики, двинулся к дому. Он только успел удивиться, что на веранде стоят стол и плетеное кресло. Дальше – жгучая боль в затылке… Федор потерял сознание не сразу, успев бросить взгляд на склонившегося над ним человека. Тот был в балаклаве, капюшон спортивной куртки скрывал волосы, но Федор увидел его глаза. Карие, слегка навыкате, с черными ресницами «стрелой». «Черт, а ты крепкий, старик!» – услышал он приглушенные плотной тканью слова. Второй удар был в висок, Федор тут же отключился. Глава 18