– И куда делись деньги? Все еще там? Стас не забрал их до сих пор? С чего вдруг он поделился с вами информацией? – засыпала Аглая вопросами Мутерпереля, начиная злиться – все вернулось вновь: Самара, Осокин, какие-то его аферы, ворованные деньги. Как она вообще могла в это вляпаться? Дура слепая, не видела, что под носом творилось. – Это длинная история, Аглая Андреевна. Скажу одно – деньги изъял из тайника Дмитрий Марков. – Он для этого у меня на ночь остался? – тихо спросила Аглая, глядя в глаза Мутерперелю. Тот не ответил, но смотрел с болью и сочувствием – так ей показалось. «Господи, стыд какой. Только вот жалеть меня не нужно, господин майор. Переживу и это», – подумала Аглая. На самом деле стыдно не было. Точнее – было, но только секунды, а после стало легко. Аглая глубоко вздохнула, но взгляд от лица Мутерпереля не отвела. Не смогла она это сделать, потому что не отпускал он. У Аглаи вдруг пересохло в горле, а пальцы рук похолодели. Нет, они стали ледяными, как и кончик носа. Но в палате только что было жарко, не могла же она так резко замерзнуть… одна из всех! Аглая поняла вдруг, как она ошиблась! Не жалость это в глазах Федора, а… любовь. Выстраданная, голодная, жадная до ответа. Он молча ждал этого ее ответа, потому что знал, что Аглая его безмолвный вопрос поймет. Тут только либо «да», либо «нет». Либо жить ему, либо… доживать. Он так и сказал Берте – приехал доживать. Обреченно, безнадежно. Нет уж… она не позволит… – Я хочу знать все, Федор, – твердо произнесла она. – Все, что тебе известно об отношениях Осокина с Марковым. Это меня касается, поэтому повторю – хочу знать все. Похоже, меня использовали оба? – Я бы так не сказал, Аглая. Осокин если и скрывал от тебя свои дела, то только потому, что не хотел подставлять. Просто поверь. Он на допросах все время повторял, что ты не в курсе готовящейся аферы, да и не выгнала его до сих пор из жалости. – Но так и было! Хотя к тому моменту мое терпение уже закончилось, я нашла ему несколько вариантов съема жилья. День-два – и я его бы выставила вон. Но тут вы с арестом… – Да, Осокин нас не ждал. Поэтому тайник опустошить не успел. А Дмитрий знал о нем, они вместе прятали там наличку. – И Марков решился на то, чтобы забрать ее? Прямо в день ареста Осокина? А если бы я его не впустила? Силу применил бы? Да он и применил – втолкнул меня в квартиру. А потом я, дура, размякла от его признаний. Он был ловкий манипулятор, ваш друг Марков. Значит, пока я спала, он деньги с антресолей снял. А как же вы ничего не нашли при обыске? – Так получилось. Аглая. А со стороны кухни антресоли на какую глубину, не помнишь? – Три ряда трехлитровых банок. Мы с бабушкой на даче варили компоты и варенье… – Бабушка никогда не говорила ни о каких ценных вещах, которые прихватила при бегстве из немецкой деревни? – Да какие у нее могли быть ценности? Мама рассказывала, что после смерти отчима Владимира Андреевича Соколова они жили в крайней бедности, в нищете. Конечно, оставались какие-то статуэтки и хрусталь в серванте, но совсем не ценные. Она первые зимние сапоги получила в подарок от моего отца, когда они еще не были женаты. А много лет до этого ходила в валенках и калошах. Родители познакомились в поезде Москва – Ленинград зимой шестьдесят девятого года. Расстались на перроне Ленинграда, уже влюбившись в друг друга. Отец уехал дальше в Ригу, а у мамы начались курсы повышения квалификации библиотечных работников. Через месяц она вернулась домой, а там ее ждал советский офицер Андрис Краузе с подарком – зимними сапогами. Свадьбы не было, просто расписались и уехали в Ригу. Неужели бабушка не продала бы ценности, чтобы дочь ни в чем не нуждалась? Зачем нужны украшения или дорогие вещи, когда твой ребенок не всегда сыт и плохо одет? Нет, не было никаких тайников у бабушки Фроси, она и меня не баловала, хотя очень любила. – Когда она вернулась в деревенский дом, не знаешь? – А это я могу сказать точно. Мне было пять лет. Мама только что привезла меня к бабушке на лето, а она завела разговор о доме. Мы поехали туда втроем. Деревня эта совсем заброшена была, но несколько домов летом заселялись дачниками. Бабушка достала ключ от дома из-под крыльца, но замок проржавел, и мы его открыть не смогли. Тогда мама позвала какого-то мужчину, он вскрыл дверь топором. Мне кажется, я до сих пор чувствую этот запах сырости и пронизывающий холод. Позже этот же мужчина прочистил нам печку, принес сухих дров и щепок. Мы ночевать, конечно, в тот раз не остались, но мама с бабушкой решили, что дом будет нашей дачей. Я не знаю, что с ним сейчас. После смерти бабушки я там не была ни разу. Да… ездили мы с ней в последний раз на дачу в начале лета того года, как ее не стало, она сама попросила, сказала, что попрощаться с домом хочет. Ездили всей семьей на нашей машине. Помню, она взяла какие-то свои вещи оттуда, целый чемодан. Но это были вязаные салфетки, вышитые скатерти, любимая ее чашка, овчинный жилет, шаль. И две иконы. – Что за иконы? Старинные? – Не думаю, что они представляют какую-то историческую ценность. Обе у меня в доме сейчас… – Значит, не пропали… Знал Осокин о доме? – Нет, не знал! Федор, к чему эти расспросы? Ты думаешь, бабушка все же держала что-то в тайнике? Тогда почему ни Осокин, ни Марков не забрали это? – Осокин не знал, что тайник мог быть с двух сторон. – Ну, хорошо, а Марков? Ему денег хватило? Или тоже не знал? – Он мог случайно обнаружить тайник. И забрать эту ценную вещь или вещи… А деньги он все до последнего цента положил мне на счет. На специальный счет на мое имя, с которого мне оплатили все операции и реабилитацию в клинике в Германии. Ты меня спрашивала, почему я приехал искать Димку только сейчас. О том, что это он положил эти деньги на счет, я узнал от Осокина месяц назад. А в то время, когда он пропал, я получил ранение, после которого не мог двигаться совсем. Лежал мумией с живым лицом. Был крохотный шанс, что после нескольких операций смогу встать на ноги. Но это стоило таких денег… И вдруг этот счет. Я двенадцать лет провел в Германии, вернулся в Самару в две тысячи четырнадцатом на своих ногах и практически здоровым. Вышел на службу и все это время не оставлял надежды найти своего благодетеля. Скажу кратко – не удалось. Пока однажды не получил информацию, что его имя знает Осокин. Найти бывшего финансового гения среди бомжей было нетрудно… – И ты сразу рванул сюда? – вмешался Глеб. – Да. – И пришел ко мне знакомиться? С дурацким подарком… Ты меня, Мутерперель, тоже хотел использовать? Здорово… Все, как один. – Аглая, это не так, – возмутился Глеб. – А как? Чем ты лучше их, а? Ты придумал себе идеальный брак, все просчитал, все решил. А меня пытаешься подогнать под свой идеал жены. Прости, Глеб. Я не хочу участвовать в этом фарсе. Кстати, не забудь рассказать товарищу майору о том, что мы сегодня узнали. Мы ведь за этим приехали, не так ли? Аглая встала со стула и направилась к выходу. На Мутерпереля, уходя, даже не взглянула. Закрыв за собой дверь, она подошла к окну и оперлась о подоконник. По двору гуляли пациенты, видимо, с родственниками, Аглая отметила про себя, что сейчас как раз час посещений. Потом мысли перескочили на заказчицу, которая должна сегодня забрать куклу. Ровно в семь. А потому пора выдвигаться обратно в поселок. Только вот Аглая приехала с Глебом, придется теперь вызывать такси. Еще одна, совсем уж посторонняя мысль возникла следом – что там с убийцей зятя? Ищут его вообще? Она одернула себя, мол, не ее это дело… Аглая достала из сумки телефон, чтобы позвонить в службу вызова таксомотора. – Аглая Андреевна, вы еще не ушли? Хорошо как! Берта звонила с номера соседки. Там что-то в квартире случилось. Вы со мной? – Конечно, Антон, едем! – почему-то испугалась Аглая. Глава 29 Федор предпочел, чтобы Глеб ушел. Но тот уселся на стул и смотрел теперь на него с ожиданием. То есть он, Федор, должен перед ним отчитаться? Что за дела у него такие с Аглаей? А у самого Голода что с ней? И когда только успел… – Ты, Мутерперель, конечно, лежачий, но так-то прыткий очень, – с угрозой произнес наконец Глеб, зло на него уставившись. Федор усмехнулся. «Что же ты, Глебушка, двадцать пять лет женщину не замечал, а сейчас вдруг разглядел?» – подумал он. – Ты о чем, Глеб? – ответил он вопросом. – Что у тебя с Аглаей? Было что? – Не было. – А у меня было! – с торжеством подытожил друг, но Федор не собирался выяснять – было, не было. Он знал, что Аглая будет с ним. Вот с той самой минуты, когда она перешла на ты, не отвела взгляд и попросила рассказать все о Маркове и Осокине. Он сразу понял, зачем ей это – поставить крест на прошлом, в котором эти двое находились возле нее. Осокина она любила когда-то, но это была первая любовь, она у всех случается. А Марков так, мимо прошел. И Глеб Голод тоже… пойдет мимо. Эта женщина должна быть счастливой, это не обсуждается. Он Аглаю сразу раскусил, еще в первую встречу. Не терпит она лжи и притворства, нельзя с ней играть. Или «да» или «нет». Она сильная, вон сколько пережила. Плечо подставит, не предаст, лицемерить не станет. Как она Глебушку отбрила – «не желаю подстраиваться под твой идеал». А с ним, Федором, это и не нужно. Любит он ее такую, какую узнал. И под себя перекраивать не собирается. И еще он уверен, что если и не сложится у него семья с ней, как у родителей его, сложится другая, но еще лучше. Не мог он ошибиться, не мог… – Вы с Аглаей о чем мне хотели рассказать? – Не тебе, а вам с капитаном. Аленка Белкина приехала. Теперь она Батлер. И Димкин сын с ней – Ник Джеффри Марков. Вот о нем и поговорим… Федор слушал и понимал, что слабых мест в логике Глеба полно. Алена с сыном жили в гостинице, ночевал Ник в номере, иначе Алена бы сказала о том, что он по ночам тоже где-то «шастает». А то только про дневное время упомянула. Кроме того, чтобы обустроиться в доме Федора, он должен был заранее знать, что в нем никто не живет. И про домик в лесу ему откуда знать? В конце концов, то, что это Ник ударил его, Федора, можно проверить… – Глеб, Алена фотографию парня тебе показывала? – Да. Представляешь, на Димку вообще не похож. Аглая утверждает, что он копия Алены. А я бы так не сказал… – Позвони ей, пусть скинет фото парня, скажи, Мутерперель хочет посмотреть на отпрыска школьного друга. Больше ничего не говори. – Не вопрос… Через пару минут Федор внимательно рассматривал лицо Ника Маркова. Он ладонью прикрыл нижнюю часть снимка – глаза темные, чуть навыкате… похожи вроде бы. Но что-то смущало. Взгляд? Да, пожалуй. На фото у Ника был открытый, дружелюбный. Из прорези балаклавы на него смотрели насмешливо и холодно. Тот, кто его ударил, спокойно мог и убить. Пощадил, видимо, только потому, что знал – обнаружат Федора не скоро. Лишний грех на душу не захотел брать. – Ну, что молчишь, он? – Не могу сказать… Вот по голосу узнаю. – Где я тебе голос возьму? Хотя погоди… может быть, мне с ним встретиться и спросить в лоб – знал он Ксюху или нет? Аглая считает, что Ксюха могла в интернете назваться именем матери – Оксана. – Даже не думай. Если он подрезал тормозной шланг ее авто, спугнешь парня. Когда они уезжают, Алена не сказала? – Она – нет. А Пашка доложил, что аренду байка Ник продлил до двадцать пятого. Сегодня – восемнадцатое. Что-то не спешит он смыться из города, если он убийца и вор. – Правильный вывод. Но проверить все же не помешает. А куда так рванул Антон? – Ему Берта позвонила. Знаешь, что у них роман? – Догадываюсь. Вот что, Глеб. Ты созвонись сейчас с Аленой, напросись на встречу. Пригласи ее в свой ресторан, например. А там постарайся добыть видео с парнем. Так, чтобы голос был слышен. Хотя бы несколько фраз. Скинь мне, ты номер знаешь. Кстати, спасибо за трубу, потом верну. – Не думай даже. – Сейчас меня в общую палату переведут, телефон отдать обещали. Я прослушаю, ну, а дальше посмотрим… – Ладно. – У парня гражданство американское, не хотелось бы попусту волну гнать, хлопот потом не оберешься. – А если это он, арестуешь? – Задержим до выяснения. Все, Глеб, иди, башка разболелась. Жду звонка. – Лечись… кто мне убийцу Ксюхи найдет, если не ты. Федор закрыл глаза. Он найдет. И это будет его последним делом. «Не ври себе, Мутерперель. Что ты станешь делать без работы, огороды копать? Да у тебя все завянет-засохнет в первый же сезон. Не огородник ты. И не садовод…» – тут же осадил себя Федор. * * *