— Спи. Секст попытался было что-то слабо возразить, но все же улегся на соломенный тюфяк и позволил укрыть себя шерстяным одеялом. Секунд шагнул к двери. — Госпожа, — окликнул он Фабиолу, — пусть он останется здесь на некоторое время. Кивнув Янусу в знак благодарности, она последовала за Секундом обратно к главному входу, а оттуда, по другому коридору, — в кухню. Вскоре Фабиола уже сидела за столом в выложенном ровными каменными плитками помещении — почти такой же кухне, что и в доме Гемелла. В одном углу располагалась внушительная кирпичная печь-духовка, вдоль стен тянулись длинные поварские столы, над которыми были укреплены деревянные полки, уставленные обычной черно-красной керамической посудой, а внизу проходили глубокие сточные желоба. Как во всех жилищах богачей, сюда по трубам подавалась чистая вода, ее использовали для приготовления пищи, ею мыли посуду, а потом она уходила по сливам. А вот рабов здесь не было. Секунд сам, отказавшись от предложенной помощи, прислуживал ей, неловко кромсая хлеб кинжалом-пугио. Фабиоле были предложены также сыр и рыба. Женщина уже успела прийти в себя после ужасов минувшего дня, почувствовала волчий голод и с благодарностью приняла угощение. Во время еды она старалась не замечать любопытных и часто неприветливых взглядов, которые кидали на нее многие из присутствовавших ветеранов. Но она и Секст находились под защитой Секунда; маловероятно было, чтобы кто-нибудь из этих щедро украшенных шрамами мужчин захотел причинить им вред. Когда Секунд отошел от нее, Фабиола вновь задумалась о своем недавнем побеге от Сцеволы. О том, что этот негодяй сделал с несчастным Корбуло и беглым рабом, которого она рассчитывала спасти у себя в латифундии. Закрыв глаза, молодая женщина стала молиться с истовостью, какой, пожалуй, не знала с тех пор, как ее продали в проститутки. Вплоть до сегодняшнего дня те часы были самыми страшными в ее жизни, и лишь вера и врожденная целеустремленность помогли ей пережить все происшедшее. Теперь же на плечи Фабиолы навалилось неподъемное бремя вины за смерть Корбуло и ее телохранителей. Да и то, что она лишь чудом спаслась от участи быть жестоко изнасилованной чуть ли не дюжиной злодеев, было для нее таким потрясением, от которого не вдруг оправишься. От раздумий ее отвлекло деликатное покашливание. Это вернулся Секунд. — Госпожа, мы приготовили тебе комнату. — Я очень устала, — призналась Фабиола, отлично понимая, что отдых ей совершенно необходим. Он сурово улыбнулся. — Иди за мной. Выйдя из кухни, они молча направились по коридору, который вел в сторону, обратную той, где находился валетудинариум. Миновав статую бога, они прошли мимо полуоткрытой двери. Колеблющийся свет единственного факела освещал находившееся за нею помещение. Оно было совершенно пустым, посередине пола чернел широкий люк. Заметив, что Фабиола взглянула туда, Секунд сразу же закрыл дверь и, не сказав ни слова, пошел дальше. Молодая женщина, также молча, следовала за ним, но ее пульс забился чаще. Несомненно, это был вход в храм Митры. Она и не подозревала, что митреум находится под землей. Вряд ли имелось много других святилищ, устроенных подобным образом, если таковые вообще существовали. Секунд привел Фабиолу в простую спальню размером лишь чуть больше той комнатушки в Лупанарии, где она прожила почти четыре года. Однако приземистое ложе, деревянный сундучок, бронзовый светильник и трехногий табурет с аккуратно сложенной на нем мужской туникой вполне устраивали ее. Фабиола улыбнулась: она не имела пристрастия к роскоши. Покрывала казались чистыми и неудержимо манили к себе. Она вдруг почувствовала себя усталой, как, пожалуй, никогда в жизни. — Нынче ночью можешь спать спокойно, — сказал Секунд несколько более мягким, чем прежде, тоном. Он указал на маленький колокольчик, лежавший на полу. — Звони, если что-нибудь понадобится. — С этими словами ветеран повернулся и ушел. Фабиолу не нужно было уговаривать. Она закрыла дверь, задула светильник, сняла свои изодранные одежды и сандалии, рухнула на кровать и укуталась в одеяла. Вновь подумала она о том, что сотворил с ее жизнью Сцевола, и ее затрясло в ознобе. И ведь нельзя было надеяться на то, что он потерпит поражение. У Фабиолы в целом мире не было никого, кроме Доцилозы и раненого Секста. Охвативший ее страх был непреодолимым, но усталость оказалась еще сильнее. Она быстро согрелась под одеялами и крепко уснула. К счастью, ее сон не тревожили кошмары. Однако проснулась она в самой настоящей панике. Села на кровати, не сразу сообразив, где находится. Ужасающие воспоминания о минувшем дне нахлынули на нее бурным потоком. Труп Клодия на Форуме. Вспыхнувшее побоище. Организованная фугитивариями засада. Гибель ее охраны. Сцевола. То, что он устроил в латифундии. Фабиолу вновь затрясло; она попыталась выкинуть эти мысли из головы. Безуспешно. Что-то подсказало ей, что давно уже наступила ночь. В доме было тихо, как в могиле, и непроглядно темно. Фабиола долго прислушивалась, но не уловила никакого движения. Римляне имели обыкновение ложиться спать вскоре после захода солнца. Вряд ли ветераны поступали иначе. И сразу же она вспомнила о комнатушке с лазом в полу. Это помещение неудержимо манило ее, как и любой запретный плод. Фабиола бесшумно слезла с кровати, надела мужскую тунику и на цыпочках подошла к двери. Ни звука. Осторожно потянув за ручку двери, она приоткрыла узенькую щелочку. Тишина. В колеблющемся свете, пробивавшемся из-за одной из дверей неподалеку, было видно, что в коридоре никого не было. Фабиола босиком выскользнула из своей комнаты и прикрыла дверь. В соседней спальне громко храпел мужчина. И в других комнатах, мимо которых она проходила, храпели на разные голоса. Однако ей становилось все страшнее и страшнее. Если ее поймают, вряд ли стоит ожидать от ветеранов особой снисходительности. От этой мысли Фабиола застыла было на месте. Сегодня она уже дважды чудом спаслась от гибели. Не слишком ли дерзко будет и дальше испытывать судьбу? В конце полутемного коридора, в атриуме, она разглядела большую статую Митры — покрытого плащом, таинственного. Он склонился над быком и задрал вверх его могучую голову так, что бык смотрел прямо на Фабиолу и, казалось, видел ее насквозь. Она содрогнулась и вновь замерла в растерянности. А потом любопытство и ее отчаянное, извечное нежелание сдаваться взяли верх. Как бы помимо воли ноги понесли ее по прохладному мозаичному полу. Несколько мгновений — и она оказалась возле той самой двери, которую закрыл Секунд. Быстрый взгляд по сторонам, и Фабиола убедилась, что ее так никто и не видел. Только бык, а он не имел дара речи. К счастью, дверь оказалась не заперта. И петли не заскрипели, когда она открыла ее. В комнате стояла кромешная тьма. Все же Фабиола не рискнула искать кремень, чтобы зажечь светильник. Может быть, потом, когда она окажется в святилище, но не раньше. Стоит любому из ветеранов увидеть пробивающийся из-под двери свет, и с нарушительницей запретов будет покончено. Она почти полностью закрыла дверь, оставив лишь крошечную щель; свет, проникающий сквозь нее из коридора, должен был помочь ориентироваться. Фабиола надеялась, что этого ей хватит. Осторожно ступая по плиткам пола, она двинулась к середине комнаты. Потом опустилась на четвереньки и принялась в полной темноте ощупывать пол руками, но, к большой своей досаде, находила лишь мелкие трещины, разделявшие кусочки смальты. Фабиола остановилась и в очередной раз прислушалась. Ничего, кроме ее собственного дыхания и частого биения сердца. Ее удручало то, что прошла, казалось, целая вечность, а она так ничего и не нашла. Но в конце концов ее пальцы все же наткнулись на железное кольцо. Фабиола осторожно поводила рукой вокруг и поняла, что оно вделано в середину прямоугольной каменной плиты. На душе сразу стало легче, но, когда Фабиола с трудом отвалила крышку в сторону и вдохнула прохладный воздух, пахнувший давними благовониями и мужским потом, по коже у нее пробежали холодные мурашки. Ведь это было священное подземелье, куда ей прямо и недвусмысленно запретили входить. Но теперь она не смогла бы уйти отсюда, даже если бы захотела — слишком сильно манило ее то, что она могла здесь найти. Ее ждал Митра. Глубоко вздохнув, Фабиола села на край, свесив ноги и желая, чтобы провал оказался не слишком глубоким. Так и оказалось. Каждая ступенька крутой и узкой лестницы была высечена из цельного куска гладкого камня, так что при известной осторожности спуск по темной лестнице казался вполне безопасным. Фабиола прикасалась ладонью к стене; ту, похоже, не покрывала штукатурка. Но и стыков между каменными блоками она никак не могла нащупать, не могла даже понять, есть ли они вообще. Это тайное святилище строил отличный мастер. Тишину нарушали лишь чуть слышные шаги Фабиолы. Все происходившее казалось донельзя страшным; таким, думала она, могло бы быть нисхождение в Гадес. Фабиола внимательно считала ступеньки. Их оказалось восемьдесят четыре. Храм Митры был устроен действительно глубоко. Руки ее все так же могли прикасаться к обеим стенам одновременно, а это означало, что она находится в узком проходе, который вел куда-то вперед. Теперь Фабиоле стало так страшно, что она уже не могла обходиться без света. Кто знает, что там может быть? Она принялась шарить по стене в поисках держателя для факела или светильника. Когда ее рука нащупала знакомую форму бронзового сосуда, Фабиола чуть не вскрикнула от наступившего облегчения. Рядом со светильником, в маленькой нише, она нашла два острых камня и, пару раз ударив ими друг о друга, высекла искры, от которых фитиль светильника сразу загорелся. После долгого пребывания в темноте вспыхнувший свет показался ослепительным. Фабиола поспешно отвела взгляд. Прежде всего она обратила внимание на пол у себя под ногами. Нечасто ей доводилось видеть столь искусную работу — мозаику, сделанную из крошечных многоцветных кусочков смальты. Несомненно, на изготовление такой мозаики ушла не одна неделя. Вдоль стен тянулась простая темная полоса, а посреди коридора были выложены семь щитов, каждый из которых заполняли различные символы. Фабиоле сразу стало ясно, что она видит нечто очень важное. На первом щите была изображена черная птица с мощным клювом, кадуцей — символ торговли и небольшая чаша. Фабиола обрадовалась, увидев изображение ворона. И все же величественная птица, относившаяся к числу ее любимцев из мира пернатых, несомненно, знаменовала собой только первый этап. Второй щит украшали светильник и диадема. Фабиола прошла вперед, жадно впитывая взглядом все, что открывали ей изображения на полу. Далее следовали копье, шлем, торба на длинном ремне, затем лопатка, какой выгребают золу из печи, погремушка и молния Юпитера. Глубокое благоговение и неизвестно откуда взявшаяся уверенность в том, что, придя сюда, она поступила правильно, заставили утихнуть нервозность, которая поначалу владела Фабиолой. Щиты, вне всякого сомнения, представляли собой символы, священные для последователей Митры. Ей надлежало выяснить, что они значили. Следующую ступень олицетворяли серп, кинжал и полумесяц со звездой. На предпоследнем щите были изображены факел, кнут и роскошная корона о семи зубцах. А на седьмом — фригийский колпак, посох, чаша для возлияний и большой серп. Колпак был точно таким же, что и на изваянии Митры, находившемся наверху, в атриуме. Чуть ощутимое движение воздуха сообщило ей о том, что коридор открылся в более просторное помещение. Она медленно шагнула в темноту и, подняв светильник, зажгла еще несколько — они были укреплены на кронштейнах, приделанных к стене. В желтом свете возникла длинная прямоугольная комната с каменным потолком, который поддерживали установленные через равные промежутки деревянные столбы, вделанные в пол. Вдоль обеих стен тянулись низкие каменные скамьи. У дальней стены возвышались три каменных алтаря с высеченными надписями. Над ними красовалась казавшаяся громадной в этом помещении яркая фреска, изображавшая тавроктонию. Из раны на шее быка темно-красной струей хлестала кровь; темно-зеленый плащ Митры был усыпан яркими светящимися точками, которые не могли быть ничем иным, кроме как звездами. По обе стороны от бога стояли мужские фигуры; все держали по факелу. У одних факелы были подняты вверх, у других обращены вниз. А вокруг располагались звери и различные предметы. Фабиола узнала ворона, чашу и льва. Были здесь также собака, скорпион и змея. Справа и слева от фрески на оштукатуренных панелях виднелось много других изображений. Фабиола даже открыла рот от восхищения искусством живописца. На одной панели были изображены мужчины, расположившиеся вокруг пиршественного стола в ожидании других, державших в руках чаши и тарелки с хлебом, отмеченным знаком «X». На другой она увидела Митру с фригийским колпаком на голове; бог и внушительная золотая фигура в семиконечном венце держались за руки. Неужели это было солнце? То же самое богоподобное создание присутствовало на многих картинах — сидело рядом с Митрой позади тела мертвого быка, стояло в запряженной конями колеснице, принимало дары от смертных, казавшихся маленькими рядом с ним. Пол был разделен на двенадцать частей, и каждую из них украшало мозаичное изображение — младенцы-близнецы, баран, бык, весы, скорпион и другие. Фабиолу уже покачивало от обилия нового, представшего перед нею. По мозаичному полу она шла на цыпочках, почему-то чувствуя себя донельзя смущенной. Она ясно видела, что в помещении не было никого, кроме нее, но все равно ощущала чье-то присутствие. Снова на нее нахлынуло волнение, да так, что у нее даже ладони вспотели. Стоя перед тремя алтарями, Фабиола смотрела на Митру. Случалось ли хоть один раз, чтобы здесь стояла женщина? Не лучше ли быстрее убежать отсюда? В ушах у нее отдавался громкий стук собственного сердца, но больше ничего слышно не было. И тут ей на глаза попалась маленькая склянка, стоявшая на центральном постаменте. Из дорогого синего стекла с изящным верхом в форме львиной головы. Рука Фабиолы сама собой протянулась и взяла сосуд. Вот он, момент истины, решила Фабиола, вытаскивая пробку. Она поднесла бутылку к носу и, вдохнув, почувствовала легкий, но очень приятный аромат. Инстинктивно она поняла, что содержимое сосуда должны были пить участники ритуалов. Вот оно, пришло мое священное время, обреченно подумала Фабиола. Митра поймет меня. Или обратит напиток в яд. Пришло время полностью довериться воинскому богу. Ее сердце лихорадочно забилось, но Фабиола заставила себя проникнуться безмятежностью, которая царила в подземелье, и вновь овладела собой. Если она попала сюда, то не иначе как по воле бога. И разве могла она ей воспротивиться? После кошмара минувшего дня ей уже нечего было терять. Запрокинув голову, Фабиола вылила жидкость в рот. Вкус оказался приятным, нерезким, сладковатым, а аромат — незнакомым и сильным. Она поставила сосуд на алтарь и проглотила то, что набрала в рот. Некоторое время, довольно долго, ничего не происходило. Фабиола почувствовала было разочарование. Но тут в ее ушах раздался неторопливый, ровный бой барабанов. Он звучал все громче, и вскоре Фабиола подчинилась его гипнотическому ритму. Подспудную тревогу, которую она так долго сдерживала в себе, сменила эйфория. Митра находился здесь, в этой комнате. Она чувствовала его присутствие. Барабаны били чаще и чаще, от этого бурного крещендо сотрясались стены. Фабиола, уже не сознававшая, где находится, стояла неподвижно, впитывая энергию. Постепенно дробь начала стихать, на смену ей пришел другой, более спокойный ритм. Фабиоле казалось, что она падает, падает, падает, но ее спина никак не могла соприкоснуться с твердым полом. Между тем гипнотический бой барабанов продолжался, и Фабиола вдруг оказалась в ином мире, в каком-то невероятном месте, на которое — ей стало понятно — она смотрела с высоты птичьего полета. Она заморгала и попыталась вернуться в подземную комнату, где только что находилась, — тщетно. Фабиола, даже не совершая движения, знала, что если повернет голову, то увидит не свои руки, а могучие крылья, покрытые плотными иссиня-черными блестящими перьями. Неужели она действительно превратилась в ворона? Как ни странно, ее это не ужасало. Она испытывала лишь радость. Ей казалось совершенно естественным, что она мчится высоко в безоблачном небе под ярко сияющим солнцем, опираясь на тугие струи воздуха, позволявшие ей то стремительно нестись вперед, то парить на месте, вглядываясь в лежавшую внизу землю. Несколько долгих мгновений Фабиола упивалась своим новым состоянием, радовалась свободе, которую даровал ей полет, и зрелищу, подобного которому она никогда в жизни не видела. Внизу текли реки, невдалеке громоздились холмы, а дальше — увенчанные льдом горы, соединявшиеся в громадные зазубренные хребты. Кое-где растекались зеленые пятна лесов. То тут, то там были разбросаны человеческие поселения; между ними, словно небрежно оброненные ленточки, извивались протоптанные дороги. Куда же она попала? Ее внимание привлекло движение на просторной равнине. Она спустилась пониже и полетела, невидимая, над двумя армиями, стоявшими друг против друга на безопасном пока что расстоянии. Одну из сторон поля предстоящей битвы ограничивала река, шире которой Фабиоле не доводилось видеть. Теперь стало понятно, что она не в Италии. Это место находилось где-то вдалеке от знакомых ей краев. Бой должен был вскоре начаться. Сейчас полководцы пытались угадать сильные и слабые стороны своего противника, а их солдаты молились и вытирали потные лбы. Но пройдет немного времени, и люди начнут гибнуть. Поле было ровным, погода ясной, значит, жертв будет очень много. Пролетая над войском, Фабиола вдруг заметила, как солнечный свет отразился от ярко начищенного металла. Взгляд, острота которого многократно превосходила зрение самого зоркого человека, тут же нашел предмет, породивший блик. То, что увидела Фабиола, оказалось настолько невероятным, что в первый миг она решила, что ей померещилось. Там, среди стоявших плотным строем солдат, Фабиола увидела одинокого серебряного орла. Здесь, на какой-то совершенно чужой земле — римский штандарт. Но это был именно он, и ничто иное — орел с распростертыми сильными крыльями, державший в когтях золотую молнию. Орла нес на древке человек с накидкой из волчьей шкуры на голове; не могло быть никаких сомнений, это был тот самый священный символ, за которым следовал в бой каждый легион. Фабиола рассматривала людей, стоявших возле серебряного орла, и видела округлые чаши бронзовых шлемов, увенчанных гребнями, удлиненные овальные скутумы, которые солдаты держали в руках, стройные ряды воинства. Неужели она смотрела на римских легионеров? Эти люди не во всем на них походили. Многие вместо пилумов несли длинные, тяжелые копья; металлические шипы щитов не сверкали на солнце, так как были покрыты какими-то матерчатыми чехлами. Командиры, стоявшие сбоку от каждого отряда, тоже выглядели непривычно: одетые в украшенные обильной вышивкой туники, мешковатые штаны, со странного вида коническими шляпами на головах и с большими луками. Если это и были легионеры, то таких ей еще никогда не доводилось видеть. Совсем растерявшись, Фабиола начала набирать высоту над войском и вдруг заметила могучего воина огромного роста с заплетенными в две косы волосами. Рядом с ним стоял худощавый белокурый мужчина, вооруженный большой двуострой секирой. В глубине души молодой женщины пробудились воспоминания, они попытались пробиться в сознание ворона. И вдруг она поняла: это был галл. И еще один наставник. Сердце Фабиолы запело от радости. А значит, и Ромул мог быть жив! Но времени, чтобы найти его, у нее не оказалось. — Что ты здесь делаешь? — раздался сердитый голос. Кто-то схватил Фабиолу за крыло, и оно сразу превратилось в руку. «Нет! — вновь впадая в отчаяние, думала она. — Оставьте меня здесь! Великий Митра, позволь мне найти брата. Увидеть его воочию». Фабиола вырвалась, вновь обернулась вороном и взмыла вверх, опираясь на кстати подвернувшийся воздушный поток. Обретя свободу на столько времени, сколько понадобилось ее сердцу, для того чтобы сократиться еще дюжину раз, она пронеслась над пустым пространством, разделявшим войска, и с ужасом увидела, что численностью вторая армия во много раз превосходила римскую. Отряды пехотинцев, вооруженных всеми видами оружия, какие только существовали в мире, прикрытые с флангов цепочками воинов с луками и пращами. Тысячи лучников на колесницах и верхом. А самыми устрашающими казались три отряда огромных, укутанных в броню серых чудовищ с развевающимися ушами, длинными хоботами и ужасающими бивнями, окованными металлом. От этого животные делались еще страшнее. Наверное, слоны, подумала Фабиола. На широкой спине каждого животного сидели двое-трое лучников. Слоны являли собой сокрушительную силу, а их облик должен был вселять ужас в сердца самых храбрых солдат. Кто в мире смог бы противостоять им? Фабиола оглянулась на римских легионеров, которые, когда она промчалась над их головами, показались ей такими храбрыми и готовыми ко всему. А теперь, по сравнению с этим многолюдным войском и его колоссальными животными, они выглядели мелкими и жалкими. У боя мог быть только один исход. Сломленная горем Фабиола все же не верила до конца, что бог мог быть настолько жестоким. Что он мог позволить ей проникнуться надеждой на то, что Ромул еще жив, и тут же показать ей то, что должно будет вскоре уничтожить его. Она не могла вынести этого. И отреагировала мгновенно, бездумно. Наполовину сложив крылья, она вытянула голову, нацелила клюв вниз и помчалась прямо на передового слона. Приняв форму стрелы, Фабиола со свистом рассекала воздух. Она опускалась все ниже, ниже, ниже… Вскоре Фабиола оказалась настолько близко к слону, что отчетливо видела складки на его толстой коже и на удивление сильно выгнутые луки, которыми были вооружены его седоки. Возможно, ей удастся выбить чудовищу глаз, заставить его развернуться и кинуться сеять смерть в собственном войске. Удар должен был оказаться страшным, возможно, смертельным, но Фабиолу это уже не тревожило. Все, что угодно, только не эта боль. Падая черным камнем, с пылающим от гнева сердцем, она была готова погрузиться в забытье… На сей раз ее схватили за обе руки. И снова послышались крики. Фабиола ничего не могла поделать. Как она ни старалась, равнина, на которой готовились к битве два воинства, исчезла. Обливаясь слезами от разочарования и отчаяния, она открыла глаза. И вновь оказалась в подземном святилище, теперь битком набитом ветеранами. Двое из них связывали ей руки. Секунд стоял в нескольких шагах от нее, его трясло от гнева. — Что ты наделала?! — крикнул он. — Мы спасли твою жалкую жизнь, дали тебе убежище, а ты за все хорошее осквернила наш храм? Фабиола взглянула на державших ее мужчин. Их переполняла неподдельная, с трудом сдерживаемая ярость. Раньше они испытывали к ней лишь неприязнь, а теперь — совершенно законный гнев. — Мне очень жаль… — прошептала она, пошатываясь под тяжестью навалившегося на нее горя. — Этого мало, — мрачно ответил Секунд. — Ты совершила непростительный проступок и должна понести кару. — (Окружающие одобрительно заворчали.) — А кара за это может быть только одна. Глава XII ПАКОР