Волосы она подвила еще с утра и специальным образом спрятала под косынку — нужно просто тряхнуть головой, и они рассыплются локонами. — Настя, тебе пора, — объявила бабка. — У меня нет телефона, я не знаю, сколько времени! — проорала внучка в ответ. — Около двенадцати, — проинформировала бабка. — И следует говорить не «сколько времени», а «который час», ты прекрасно это знаешь. Спускайся. Когда Настя сбежала с лестницы, стол был уже накрыт — что-то такое в тарелке и что-то в кружке. Бабка-змея в кресле шуршала газетой. Поглядите на нее! Она до сих пор газеты читает, как… как первобытный рептилоид!.. Завидев внучку, бабка несколько изменилась в лице и отложила газету. — Что?! — рявкнула Настя. — Что ты на меня уставилась?! Где мой телефон?! И есть это я не буду! Это люди не едят, известно тебе? Дай мне тысячу, я куплю в «Грядке» киноа и фраппе на миндальном! И поем как человек! — Зеленые щи и морс, — парировала бабка. — Пока не съешь, никаких телефонов. — Я не стану это есть!.. — Не ешь, — легко согласилась бабка. — Тогда удачи тебе на испытаниях, внучка. Электричка через сорок минут, ты успеваешь с запасом. — Отдай телефон! Сейчас же!.. — Щи и морс. — Нет! — Тогда удачи. …Плакать нельзя. Никак нельзя плакать! Глаза потекут, контуринг поплывет. Господи, что ей, молодой актрисе, приходится выносить, какие претерпевать страдания! И перед самым ответственным в ее жизни событием!.. …Впрочем, где-то, то ли как раз у Дольчиковой, то ли у Тухеровой был пост про страдания. Это, мол, полезно для карьеры. Чего-то там потом с ними нужно делать, со страданиями, как-то перерабатывать, что ли, и из этого выходит что-то, режиссерам нравится. Глубоко и сильно дыша от ненависти и страданий, Настя уселась за стол и принялась за щи. Страдания переработались очень быстро! Щавелевые щи с ломтиком яйца, изрядным куском разварного мяса, с молодой картошкой и сладкой ватрушкой вприкуску — бабушка всегда подавала сладкие ватрушки к щавелевым щам — будущая актриса любила с самого детства. Разлюбила только недавно, когда выяснилось, что щи, да еще с мясом, запрещены, а уж ватрушки! Кто-нибудь знает, сколько в них глютена?! И тесто бабка ставит на самом примитивном коровьем молоке, не на миндальном или кокосовом! Настя умяла вторую ватрушку, доела щи и залпом выпила морс. — Ну вот, я съела. Где телефон?.. — Позвони, как освободишься, — велела бабка. — До ночи нигде не болтайся. Как только тебя… В общем, сразу езжай домой. Настя исподлобья смотрела на нее. Все ясно! Старуха не верит в ее, Настин, успех. Она заранее знает, что не будет никакого успеха, а будет провал. …Вот вы все посмотрите! Вы узнаете! Вы не верите, вы надо мной издеваетесь, телефоны отбираете, а я вам всем докажу! Я стану знаменитой и в вашу сторону вообще больше ни разу не посмотрю!.. — Телефон у тебя в рюкзаке, — как ни в чем не бывало продолжала бабка. — И мой тебе совет, Настюша… — Не нужно мне советов, — пробормотала внучка. Она рылась в рюкзаке, сердце у нее дрожало, она чувствовала, что телефон где-то рядом. — Постарайся, — сказала бабушка. — Вот просто постарайся. Со стороны всегда видно, когда человек старается. Настя прижала телефон к груди. Господи, сколько там всего неотвеченного, непросмотренного, неохваченного — жизнь, целая жизнь мимо прошла! — Чем советы идиотские давать, помогла бы лучше. — Настя зашнуровала кед, перекинула локоны на другую сторону и принялась за второй. — Мы как в пустыне живем, ни связей, ни знакомств, ни-че-го!.. Если б хоть кто-нибудь за меня попросил! Кто-нибудь! — В актрисы не идут по звонку. — Ты знаешь, какой в этом году конкурс?! Или мать, может, знает?! Восемьсот человек на место! Почти тыща!.. Бабушка помолчала. — Будем надеяться, из них выберут самых достойных. Настя хотела заорать и затопать ногами, но бабушка легонько подтолкнула ее в спину и незаметно перекрестила. — Не задерживайся, — напоследок сказала она в спину внучке, когда та уже мчалась по дорожке. — Да ладно! — крикнула будущая актриса, не оборачиваясь. Она на ходу смотрела в телефон, торопливо листала сообщения, захлебываясь от нетерпения. — Беда, — констатировала бабушка. * * * В Настиной «десятке» в основном все были… топ. «Луки» котировались по-нормальному. Настя незаметно оглядела себя — все круто, пипец!.. Правда ее немного расстроило, что среди девиц оказалась ну очень похожая, прям сестра-близнец. Но та была как раз в лаковых красных туфлях. Может, и хорошо, что мать-нищенка Насте таких в свое время не купила?.. В аудиторию запускали сразу всю «десятку», на середину паркета вызывали по фамилии, слушали плохо. Особенно один, громадный, как лесничий Хагрид, весь заросший кудрявым волосом, — вот кого Настя сразу невзлюбила!.. Он мешал всей приемной комиссии, чего-то все копался в своем телефоне, беззвучно хохотал, разевая белозубую пасть, совал телефон за спинами, и экзаменаторы оглядывались, передавали, смеялись, — вот зачем ему в таком ответственном деле, на приемных турах, телефон?! Когда очередь дошла до Насти, стало ужасно… неловко и страшно. Куда-то делась вся уверенность в себе. Зачем-то она стала одергивать юбчонку, хотя ноги у нее сногсшибательные, это точно, поправлять бретельку, задуманную неспроста, подпихивать под лифчик, чтоб не сваливалась, и сексуальный топик задирался на животе, а живот у нее — слабое место. Кубиков мало. Волосатый и зубастый равнодушно сказал: — Представьтесь, пожалуйста, — и не поднял от телефона глаз. Будущая звезда пролепетала, что звать ее Настя, фамилия Морозова, родилась и выросла в Москве, в этом году заканчивает школу — тут она забыла номер школы. Умеет петь и танцевать — зачем ляпнула, дура, сейчас закатают на какое-нибудь эстрадное отделение?! — Так, может, пусть сразу спляшет? — оживился волосатый, не отрываясь от телефона. — Секундочку, Игорь Маркович, — перебила строгая дама в очках, по слухам, в прошлом великая актриса, а сейчас гениальный педагог. — Девушка явно готовилась. Это видно невооруженным глазом. Начинайте, девушка. У Насти готов был Бродский, про «скобки года», басня «Лиса и Бобер» и монолог этой дуры Наташи Ростовой, которая хотела полететь с балкона. Прервали ее почти сразу, на Бродском. — Достаточно, — объявил волосатый и мельком на нее глянул. — Все, все, вы свободны. — Да, но у меня еще эта… как ее… Наташа… и бобер потом… — Списки смотрите, — велел волосатый. — Будут списки, там смотрите!.. Давайте следующего! Тут произошло неожиданное: он вдруг высоко подкинул телефон, поймал, ловко сунул в карман — кажется, прямо карманом поймал! — поднялся, раскинув руки, и пошел на Настю с воплем: — А-а-а!.. А-га-га-а-а!.. Настя в панике скакнула в сторону, как коза. — Вот кого я ждал! Вот ради кого мучения принимал нечеловеческие! А она! Вечно опаздывает, Лиса Патрикеевна!.. И набросился с объятиями на тоненькую и хорошенькую девушку, как-то незаметно проскользнувшую в экзаменационный класс и оказавшуюся как раз за спиной у Насти. Хорошенькая и тоненькая засмеялась неожиданно низким смехом, почти басом, и вдруг… Настя ее узнала. Все ее узнали. Знаменитая артистка Светлана Дольчикова, в кино высоченная, гладкая, длинноногая, на самом деле оказалась маленькой и очень худой девушкой — локоть, на котором висела сумочка, выпирал, как шило из мешка!.. Лицо очень бледное, прямо белое, может, от того, что не накрашенное совсем?.. Следом за ней вошел крепкий мужик средних лет, наоборот, очень загорелый, прямо индеец из фильма про детей капитана Гранта!.. Насте в детстве страшно нравилось это кино! — Иди, иди! — Волосатый и огромный подтолкнул знаменитую Дольчикову к столу приемной комиссии. — Посиди за меня!.. Посмотри, какая талантливая молодежь к нам в этом году ломится!.. Давай-давай!.. А мы вот с Александром Наумовичем поговорим пока!.. А, Наумыч?.. Хм, не очень-то он с ней почтителен!.. А это же сама Дольчикова! Такая знаменитость! Из самого что ни на есть первого ряда, все ее снимают, ну, вот — все!.. Настя еще сильнее невзлюбила волосатого, о чем и сообщила в коридоре какому-то претенденту на актерскую долю, торчавшему под самой дверью класса. — Ты че, не в себе? — обидно спросил претендент. — Это ж сам Серебрийский, ректор. Он на прослушиваниях никогда не бывает, вообще непонятно, почему сегодня приехал!.. — Подумаешь, ректор! — фыркнула перепуганная насмерть Настя. Сам ректор не стал ее слушать, вот ужас-то! — Ты видел Дольчикову? Вот это — да-а-а!.. — Че да-то? — перебил претендент, вытягивая шею и пытаясь расслышать, что происходит в классе. Там кто-то что-то громко говорил, довольно давно, его не перебивали, надо же. — Просто артистка, таких до мамы!.. — До мамы?! — взвилась Настя. — Ну, ты дурак совсем!.. Претендент махнул на нее рукой. …В просторном коридоре клубилась и гудела толпа. Носились озабоченные молодые люди с какими-то бумажками. Абитуриенты сидели на полу и подоконниках, один пристроился на край керамической кадки, из которой торчала тщедушная пальма. Некоторые что-то шептали, закатив глаза, другие нервно хохотали, три девицы в углу обсуждали нечто явно секретное, потому что говорили друг другу на ухо — во всем этом гудеже! — то и дело заговорщицки оглядывались по сторонам. Настя нервно облизала губы, потом вытерла их тыльной стороной ладони. Остался след алой губной помады. Она же собиралась быть на экзамене очень красивой!