Тут Настя разобиделась. Почему он с ней разговаривает, словно она малоумная?.. — А чего мы ждем, я не понимаю? — с ходу заговорил кто-то, как только за ректором закрылась дверь. — И сколько еще ждать?! — Ждем следственных действий, насколько я понимаю, — ответила гениальная Мария Григорьевна с некоторым сарказмом. — А уж дождемся ли и когда, одному богу ведомо. — Действий! Какие действия, когда в этих стенах, в этих… — Священных, — подсказала Мария Григорьевна. — Вот именно! Где бывал сам Вахтангов! И убийство!.. Тут заговорили все разом, словно им разрешили: — А я давно выносила на собрание, что выход на пожарную лестницу нужно заделать! Она же с пожарной лестницы упала! — Да с чего вы взяли! — А там больше падать неоткуда! — Светочка и не упала, ее убили, зарезали!.. Вон дети ее нашли зарезанную! Все головы до единой как по команде повернулись к Насте и Дане. — Здрасти, — пролепетала Настя и сделалась пунцовой. — Так Светочка зарезанная была или нет?! — Видите ли, — начал Даня Липницкий обстоятельно, но договорить не успел. — Кто тут Морозова? Есть Морозова? — Это я! — крикнула Настя. — Я!.. — Пойдемте со мной. Настя кинулась за человеком в форме, даже не оглянувшись на своего сегодняшнего друга. Он ведь и правда как будто друг! Без него она бы пропала, совсем пропала во всей этой… жути! …Про жуть молодые актрисы тоже писали в своих блогах, и Дольчикова писала. «Красиво до жути, до одури» — так она описывала съемки в каком-то польском городе, то ли в Кракове, то ли в Варшаве. И еще — мистически. «Мистически прекрасное место!» И вдруг Насте стало так ее жалко, так жалко! Она заплакала бы, но тут из-за синей форменной спины полицейского посреди совершенно пустого и от этой пустоты странного коридора увидела… собственную мать!.. …Она-то что тут делает?! Мать бросилась к ней, словно сто лет не видела, хотя расстались они утром и не самым лучшим образом: Настя требовала денег, а мать дала жалкую тыщу и клялась, что больше нету!.. Мать бросилась, обняла, прижала к себе, стала осыпать поцелуями — ну точно как в программе, где одни идиоты ищут других идиотов и делают точно так же, если находят! — Настя, господи!.. Ты как?! Что случилось?! Почему ты мне сразу не позвонила?! — Мама, отстань от меня! Зачем ты приехала?! — Но ты… ничего? — Мать вгляделась в нее, опять обняла и прижала — разбирает ее! — Как ты все это пережила?! — Мам, езжай домой, а? — прошипела Настя. — Тут серьезные дела, ты что, не понимаешь?.. — Вот именно, что серьезные, — подтвердил высокий мужик, очень красивый, хоть и старый. Настя неожиданно на него засмотрелась. На кого-то он был похож из артистов, непонятно на кого. — Если понадобится моя помощь, всегда готов, — продолжал мужик, обращаясь к Настиной матери. — Мой тоже где-то здесь. — Липницкий там, — человек в форме показал на экзаменационный класс. — Морозовы, за мной пройдемте! …Так вот на кого он похож, красавец-то! На Даню!.. Должно быть, это и есть тот самый папа! — Пройдемте, пройдемте!.. Мать держала Настю, как маленькую, и та даже вырвать руку не успела — все оглядывалась на красавца. В кабинете с надписью «Посторонним В» сидели и стояли какие-то люди, в том числе и ректор Серебрийский. — Ну вот, — сказал он, завидев Настю. — Они и нашли с тем мальчишкой. Другой человек в форме, что-то писавший на разлинованной бумаге, мельком взглянул, задержал взгляд, словно оценил Настю с головы до ног. Ей стало не по себе. И эта дурацкая лямка все время сваливалась с плеча!.. Да еще живот голый… — Вы что? — спросил человек обидно. — С пляжа, что ли?.. Настя оглянулась на мать. Та кивнула успокаивающе. — Почему… с пляжа? — промямлила Настя. — Я в институт поступаю… в этот… — Ты гляди! — удивился писавший. — Ну, присаживайся, присаживайся!.. Паспорт давай, поступающая! И вы, мамаша! Вы же мамаша, да? Мать протянула паспорт, словно он был у нее заранее заготовлен, а Настин куда-то запропастился. Она рылась в рюкзаке, встряхивала, переваливала на коленках, вынимала, засовывала обратно — нет паспорта, и все тут!.. — Украли? — спросил облаченный в форму. — Насть, дай мне рюкзак, я найду, — тихонько велела мать. Настя сунула ей рюкзак, и — о чудо! — паспорт моментально нашелся. …Мистически, сказала бы Светлана Дольчикова, которую убили на балконе. — Зовут меня товарищ майор Мишаков, — представился офицер и вздохнул. — Я буду вести дело погибшей Дольчиковой. Все показания записываются по всей форме, так что не врать и не выдумывать чего не было! — Не собираюсь я выдумывать, — пробормотала Настя. — Ты несовершеннолетняя, — тут товарищ майор Мишаков заглянул в Настин паспорт, словно сверяясь, — так что только в присутствии родителей. Мать у нас в наличии. Он выпростал из пухлой папки несколько дополнительных разлинованных листов, вздохнул еще горше и сказал Насте: — Излагай. — Ну, мы пошли по лестнице, — начала Настя, — потому что она в ту сторону ушла, а никого не было, понимаете?.. И двери закрыты. Я хотела селфи сделать, а она, такая, — ни за что. Ну, не накрашенная совсем, прямо белая, ужас. Я и подумала, сфоткаю потихоньку и выложу! А Даня все про книжку свою ныл, потому что она в книге расписалась, а он, такой, она же не Шолохов!.. А на четвертом этаже оказалось открыто, и мы вошли… — Настя, — перебила мать осторожно. — Ты рассказывай, пожалуйста, связно. — Мама, отстань от меня!.. — Стало быть, — вступил товарищ майор Миша-ков, — вы с Липницким отправились за Дольчиковой, чтобы ее сфотографировать, дошли до четвертого этажа, вышли на балкон и… потом чего было? — Вот видишь, человеку понятно. Это тебе никогда ничего не понятно! — Запальчиво сказала Настя матери, и тут майор Мишаков улыбнулся. Улыбнулся он именно матери — как-то особенно, по-дружески, словно давно и хорошо ее знал. Мать улыбнулась в ответ, и майор кивнул. — Ничего, ничего, — сказал он, опять обращаясь именно к матери, — обойдется. Настя не поняла, о чем он говорит, и оскорбилась — как он смеет улыбаться! Человека убили, знаменитую актрису, а он!.. Да еще это «обойдется»! — Ты на часы не посмотрела? — спросил майор у Насти. — Когда на балкон вышла? У Насти вдруг что-то словно сдвинулось в голове, она вспомнила! — Часы, — выговорила Настя и с ужасом посмотрела на мать. — Часы пропали. У нее были часы, такие странные, в виде медальончика на браслете, а потом они пропали!.. Когда мы к ней подошли… ну… когда на балконе… часов на ней не было, я точно помню!.. Товарищ майор некоторое время недоверчиво смотрел на Настю, а потом зычным голосом повелел куда-то в сторону: — Павлуш, сходи, глянь, на потерпевшей часы в наличии? — Да нет, — зачастила Настя. — Точно нет! Сначала она была в часах, такие, знаете, на медальончик похожи, он на браслете висит, я даже удивилась, я таких не видела никогда, а потом, когда мы ее нашли… — Павлуша! — вслед уходящему крикнул майор Мишаков. — Еще в окрестностях пошукай, может, свалились. И вниз отправь кого-нибудь, чтоб в травке пошарили. Слышь, Павлуш?! — И снова Насте: — А сами вы, стало быть, с тела ничего не брали? — Да вы что!.. — В вещах не копались? Кошелек, карточки, всяко-разно… — Мама! Что он говорит?! — Настя, тише, это такая работа. Тебе задают вопросы, ты обязана на них отвечать. Отвечай.