Что ответил генерал, Крячко не услышал, но из ответных слов Гурова понял: «добро» на перенос Орлов дал. – Ну, ты сила! Двумя фразами колосса ушатал! – восхищенно проговорил он. – Садись, балабол, новостями делиться буду, – помахал Лев кипой бумаг, принесенных из архива. – Есть новости из Владивостока? – воодушевился Крячко. – Там пока глухо. – Тогда откуда столько макулатуры? – Поработал на досуге. – Гуров разложил перед Крячко листы из дела Будейко. – Вот, почитай. Стас сначала быстро пробежал глазами по первому листу, затем придвинул бумаги ближе и начал вчитываться в каждую строчку. Он так увлекся, что не заметил, что читает вслух. Тихо, почти шепотом, но проговаривая каждое слово, время от времени вставляя комментарии. – Обвиняемый Будейко насильственным образом ввел препарат седативного характера. Вот стервец, что придумал! А дружки тоже хороши. Сперва на подсудное дело подбили, а потом еще и сдали с потрохами. Так, тут все понятно. Гражданка Будейко мужнино стремление к наживе не оценила. А он-то о чем думал, когда дружкам фотки показывал? Это же стопроцентная гарантия статьи. Бывают идиоты по жизни, и ты, гражданин Будейко, главный их представитель. Гуров не торопил, терпеливо ждал, пока губы напарника перестанут шевелиться и в кабинете наступит тишина. Крячко читал долго, то и дело возвращаясь к началу строки, стараясь вникнуть в детали. Чего ради Гуров принес эти записи в кабинет, он понял без объяснений – идею своего преступления Деятель срисовал с дела Будейко. Закончив чтение, Стас отложил листы в сторону и, вскочив с места, возбужденно воскликнул: – Лева, ты гений! Нет, правда. Это же надо, так вот взять и на ровном месте серию откопать! А я вот не сразу сообразил, хоть и сам тогда Абрамову помогал. На общественных началах, так сказать. – Не понял, о чем речь? – недоуменно посмотрел на него Гуров. – Да дело могилевское! Это же второй дуплет. Наш Деятель и Будейко – раз, и Могилев с Таганрогом – два. Я должен был сам догадаться, Абрамов тогда всем уши прожужжал, насколько уголовники обнаглели, будто старые дела переписывают. Так ты не поэтому его выделил? – До Крячко вдруг дошло, что говорят они с Гуровым о разном, и он тут же принялся объяснять: – Могилевское дело срисовано с таганрогского. Под Таганрогом в деревушке лет девять назад случай был: супруги-алкаши от детей так избавиться решили. Не помнишь? – Я и не слышал, – покачал головой Лев. – Давай-ка детали. Освежать память Крячко не потребовалось. Со следователем Абрамовым он приятельствовал несколько лет, и когда возникала сложная ситуация, Абрамов не постеснялся просить помощи у Крячко. Про таганрогское дело Абрамов рассказал, когда работали над могилевским. История с таганрогскими родителями-душегубами Абрамову оказалась известна по чистой случайности. Копался в интернете, искал одну информацию, а наткнулся на эту историю, а когда из Могилева запрос пришел, про статью вспомнил. В Таганроге это дело не сходило с первых полос газет недели две. В деревне Гуселка в крайнем доме проживала супружеская пара. Ему – под тридцать, ей – под сорок. Как водится, парочка вела разгульный образ жизни, заработок имела весьма скромный, состоящий из периодических шабашек. Но двоих детей родить успели. Девочке к тому времени исполнилось шесть, мальчику восемь. В один прекрасный день супругам надоело нытье детей, выпрашивающих деньги на еду, и супруги придумали план, как от них избавиться. На пьяную голову, разумеется. В ночь, когда дети легли спать, они связали их, заклеили рты скотчем и отвели в сарай. Там, между двумя клетями, имелась комнатка, метр в ширину, два в длину. Еще когда родители супруги были живы, отец собирался из этой комнаты чулан отдельный сделать, с двумя выходами, чтобы на обе клети удобно было пользоваться. Собирался, да так и не доделал. Простенок все это время пустовал, и супругам-пьяницам пришла в голову мысль, что никто и не подумает искать детей здесь, в простенке. Замуровать двери, и все дела. Детей спасли соседи. Родители и заявления о пропаже в полицию написать не успели. Задней стенкой сарай граничил с соседским участком. Сосед в том месте мастерскую устроил, резьбой по дереву там занимался. Мальчику удалось освободить ноги, и он принялся колотить в узкую часть стены, надеясь, что сосед услышит. Тот услышал, с час раздумывал, что бы мог означать этот звук. Затем не выдержал, пошел к соседям-пропойцам. Напрямик спрашивать не стал, поведение супругов ему подозрительным показалось. Поболтал о том о сем, потом как бы невзначай про детей спросил. Соседка заявила, что не обязана караулить их с раннего утра до поздней ночи. Сейчас, мол, лето, пусть бегают где хотят, к вечеру проголодаются и вернутся. Но глаза ее при этом бегали из стороны в сторону, как у нашкодившего пацаненка. Сосед вернулся к сараю, взял багор и оторвал одну доску. Когда к щели прижалось лицо соседского сына с заклеенным ртом, мужчина отбросил багор и набрал номер полиции. Детей достали из простенка живыми и без физических повреждений, чего нельзя сказать о психическом состоянии. Оба после инцидента попали в реабилитационный центр для людей, перенесших насилие. А горе-родителей осудили, и сейчас, по подсчетам, они все еще должны находиться в тюрьме. – А вот это уже интересно. – Выслушав рассказ Стаса, Гуров задумался. – Случай, конечно, не настолько уникальный, как в случае с использованием контейнера, но все же и не настолько распространенный, чтобы о нем было известно каждому встречному-поперечному. – Думаешь, у нас серия? – догадался Крячко. – Сам скажи, – кивнул Лев в сторону разбросанных листов, которые он принес из архива. – Лично я склоняюсь к такому выводу. Тот факт, что обе жертвы оказались в положении, без документов и в чужом городе, очень этому способствует. Надо бы Жаворонкова подтянуть, пусть покопается в этой истории. Он тут же набрал номер Жаворонкова: – Валера, привет! Скажи мне, насколько сложно просмотреть все уголовные дела за последний год и отыскать среди них те, где жертва оказывалась беременна? – Есть специальная программа. Она устанавливается на компьютере, где расположен электронный архив, и после этого можно ставить любые фильтры. – Как всегда, когда речь заходила о компьютерных примочках, в голосе Жаворонкова зазвучал неподдельный интерес. – Вам нужно собрать информацию по таким делам? – Надо, Валера, – это мягко сказано. У нас с Крячко по последнему расследованию полный ступор. Есть надежда откопать зацепку в старых делах, но и она мизерная. Сможешь помочь? – Да не вопрос, товарищ полковник, – воодушевился Жаворонков. – Вы только с ребятами из следственного комитета договоритесь, они мне тут тоже работенку подкинули. Нехорошо получится, если я вашей проблемой займусь, а их дело кому-то передам. – Есть кому передать? – Болотин на месте, он запросто справится. – Ладно, Валера, приступай к работе, со следственным комитетом я договорюсь. Глава 6 Генерал Орлов сидел за столом и немигающим взглядом смотрел на разложенные перед ним бумаги. Двенадцать листов машинописного текста, набранного двенадцатым шрифтом. Полчаса назад к нему в кабинет без доклада ввалились Гуров и Крячко, вывалили на стол кипу отпечатанных листов, и с тех пор в кабинете стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаги и мерным тиканьем настенных механических часов. – Да, дела… – прервав тягостное молчание, протянул генерал. – И все это Жаворонков нарыл, копаясь в интернете? – Часть информации из базы данных МВД, – подкорректировал Гуров. – Не суть, – отмахнулся генерал. – Вопрос в другом: что нам со всем этим делать? – Начинать полномасштабное расследование, – пожал плечами Лев. – Что тут можно еще придумать? – Это понятно. Как мне об этом наверх докладывать? – Орлов хмурился, брови сошлись к переносице, взгляд выражал озабоченность. – За такие новости меня по головке не погладят. – Может, пока не стоит докладывать? – предложил Крячко. – Повременим немного, а когда более конкретная информация появится, тогда и доложите. – И как я объясню наш интерес к делам столетней давности, когда об этом станет известно наверху? – Да пока они расчухаются, мы с Гуровым уже наверняка что-нибудь накопаем, – заверил Крячко и потребовал подтверждения от напарника: – Верно, Лева? – Есть вероятность, что материалы прошлых дел, вернее люди, которые проходили свидетелями по этим делам, окажутся нам небесполезны, – проговорил более осторожный Гуров. – Иголка в стоге сена и та бесследно не исчезает, а тут человек. Не может быть, чтобы он нигде ни разу не засветился. – Скажите мне вот что: вы уверены, что все это, – брезгливо оттолкнул от себя бумаги генерал, – дело рук одного и того же человека? – Совпадением такое тоже не назовешь, – покачал головой Лев, собирая листы в стопку. – Я еще понимаю, два, ну три эпизода, но шесть? Нет, товарищ генерал, случайностью тут и не пахнет. Как ни прискорбно это сообщать, но у нас на руках серия. Странная, не вписывающаяся ни в одну схему, но серия. Орлов и сам понимал, что, скорее всего, Гуров прав. Но как же он хотел, чтобы на этот раз его лучший опер ошибся в своих прогнозах! Два часа, пока капитан Жаворонков работал с базой данных, Лев обзванивал лечебные учреждения, которые по роду своей деятельности обслуживали беременных женщин. Дважды ему казалось, что он напал на след девушки из контейнера, и оба раза оказались провальными. Поняв, что больниц намного больше, чем он сможет прозвонить за неделю, и что достоверной полученную таким образом информацию можно будет считать только условно, он решил сменить способ опроса и, снова связавшись с Орловым, убедил выделить под его начало три наряда из числа патрульной службы. Их он отправил объезжать кабинеты женской консультации, расположенные в Московской области. В районные отделения полиции ушла ориентировка, по которой каждый отдел должен был в срочном порядке обойти такие заведения в своем районе. К приметам, указанным в ориентировке, прилагалось фото девушки. Смогут ли врачи из консультации узнать свою пациентку по этому снимку? Гуров полагал, что смогут. А потом пришел Жаворонков, и все резко изменилось. Данные, которые он собрал, поражали своим масштабом. Как всегда, капитан не ограничился рамками, установленными полковником, и расширил диапазон поиска до пяти лет. Его инициатива принесла свои плоды. В общей сложности капитан нашел шестнадцать уголовных дел, где жертвой стала беременная женщина. Восемь из них Гуров сразу отмел. Здесь налицо присутствовал либо несчастный случай, подтвержденный очевидцами, либо суицид. Два случая оставляли сомнения, стоит ли тратить на них время. А вот по шести эпизодам однозначно было над чем подумать и поработать. Все шесть эпизодов, включая те, о которых Гуров и Крячко уже знали, объединяло сразу несколько пунктов. Первый – это беременность жертвы, по этому критерию Жаворонков информацию и отсеивал. Второй пункт – отсутствие документов и личных вещей. Третий – возраст жертвы, от двадцати двух до двадцати семи лет. Четвертый прослеживался в тех случаях, когда жертву удавалось опознать. Все эти девушки были убиты в разных городах, но проживали неизменно в Москве, даже не в области. На момент изучения материалов из шести жертв опознать удалось только троих, по их месту проживания и ориентировался Гуров. Пятый – это способ убийства. Всегда разный, но совершенно дикий, не укладывающийся в привычные стереотипы. Но самый главный критерий, по которому эти шесть жертв оба полковника однозначно отнесли к серии, появился чуть позже. И снова благодаря упорству капитана Жаворонкова. Услышав версию Гурова о том, что идеи для двух преступлений убийца позаимствовал в интернете, Жаворонков решил проверить, верна ли она для остальных случаев. Он засел за компьютер, а спустя три часа вернулся в кабинет Гурова с готовым результатом. Ему удалось найти убийство-двойник для каждого из эпизодов. Срок их давности варьировался в диапазоне от семи до двадцати лет, но материалы по этим делам все еще находились в общем доступе на просторах интернета. Получив такое подтверждение, Гуров уже не мог игнорировать все остальные совпадения. Собрав бумаги в папку, он вместе с Крячко отправился к генералу на доклад… Теперь же он сидел и ждал, каков будет приказ. Позволит ли Орлов отложить в сторону бесперспективные поиски случайного знакомого буфетчицы Тамары и вплотную заняться делами, схожими с нынешним и так и не закрытыми за отсутствием подозреваемого? Колебания генерала он понимал. Столько народу отрабатывало каждый эпизод, и никто ничего не смог не то что доказать, в стройную цепочку последовательность событий и то вписать не сумели, а тут пришел подчиненный генерала и заявил, что у него на руках серия и искать нужно серийного убийцу. Все бездельники, одни орловские молодцы – нарыли серийного маньяка, теперь пресса палаточный лагерь перед входом в главк разобьет. И еще один минус. В верхах ой как не любят дел о маньяках. Почему? Да потому что каждое такое расследование растягивается не на один год, количество жертв растет, а правоохранители только руками разводят. А руководству процент раскрываемости подавай. «Висяков» у каждого отдела и без маньяка хватает. Так что предположение Гурова генерала не радовало. И все же добро на проведение повторного опроса свидетелей Орлов дал. – Каким количеством личного состава мы можем располагать? – сразу перешел к практическим вопросам Гуров. – Какой еще личный состав? – возмутился Орлов. – Вдвоем справитесь. – Товарищ генерал, может, хоть парочку ребят? – поддержал напарника Крячко. – Ведь время упустим. Пусть сгоняют по самым бесперспективным делам. – Ну хорошо, ориентируйтесь по обстановке, – сдался Орлов. – Только чтобы там без самодеятельности. Работу, которую предстояло выполнить Гурову и Крячко, легкой не назвал бы ни один сотрудник уголовного розыска. Общаться с родственниками погибших всегда тяжело, но допрашивать близких жертвы после того, как прошло время, тяжело вдвойне. Только-только родственники начинают свыкаться с мыслью, что дорогого человека больше нет, что смерть его, бессмысленная, зачастую нелепая или жестокая, будет лежать на сердце тяжким грузом долгие-долгие годы, но жить все равно придется. Только-только кровоточащая рана начинает затягиваться и мозг позволяет переключиться на бытовые проблемы хотя бы на несколько минут в день, как появляется оперативный работник и своими вопросами снова бередит еще не зажившие раны, точно солью на них сыплет своими вопросами. В такие моменты близкие жертвы ненавидят не виновника трагедии, а оперов и следователей. Почему они не хотят оставить их в покое? Зачем снова и снова извлекают на свет грязное белье? Для чего заставляют вспоминать подробности, напоминают о том, какие мучения перед смертью испытывал родной человек? С какой целью выискивают новые детали? Ведь все равно толку никакого не будет. Преступник так и останется безнаказанным, и вопросы эти им, родственникам жертвы, лишний раз показывают, что где-то они недоглядели, что-то упустили, вовремя не заметили тревожных сигналов, которые наверняка были. А в результате – смерть. На ком лежит вина? Думать об этом больно, но ведь думается. По этой причине, стоя на пороге квартиры первой жертвы неизвестного маньяка, Гуров медлил нажимать на кнопку звонка. Слишком хорошо он знал, что произойдет дальше. Крячко чувства напарника понимал, как никто другой, как понимал и то, что звонить все равно придется. – Давай, Лева, не тяни резину, – поторопил он друга. – Раньше сядем – раньше выйдем. – Дадим им еще полминуты относительного спокойствия, – проговорил Гуров, не снимая пальца с кнопки. – Для нас отсрочка ничего не изменит, а им хоть какое-то облегчение. За дверью жили мать и отец девушки, погибшей три года назад. Ее постигла смерть, нелепая до абсурда. У Крячко не было уверенности, что этот случай вписывается в серию, но Гуров настоял на проверке. Девушка, Ольга Цыганкова, работала на хладокомбинате простым лаборантом при технологической лаборатории. Обязанности ее были несложные, не требующие ежесекундной концентрации внимания, а так как, по словам коллег, умением сосредотачиваться исключительно на трудовых обязанностях девушка не блистала, работа была как раз по ней. Все друзья и коллеги сходились на том, что Ольга относилась к так называемому разряду мечтателей. Она могла пойти в магазин за продуктами, размышляя о сложностях жизни бездомных людей, и с полдороги свернуть, отправившись в ближайший центр для бездомных. Там она могла раздать все деньги, не оставив себе даже на автобусный билет, и только придя домой, вспомнить, что продуктов так и не купила. Благо жила Ольга с родителями и потому голодная смерть ей самой не грозила. Родители же ее прихоти потакали. В какой-то степени они даже гордились тем, что вырастили дочь чувствительной к чужой беде. Когда-нибудь помощь понадобится ей самой, полагали они, и тогда-то Ольга получит дивиденды от своей благотворительной деятельности. Однако, когда помощь потребовалась, очередь из спасателей не выстроилась. А помочь ей было можно, стоило только повнимательней отнестись к отсутствию коллеги, тем более что находиться вне рабочего пространства для девушки было нетипично.