Положив в карман нож, он встал на подоконник и посмотрел вниз. Под окнами никого не было. О высоте между асфальтированным тротуаром и подоконником второго этажа Толик не думал - этот прыжок он постиг еще в детстве. Как на счастье, на углу не торчал постовой милиционер. Переулок выглядел пустынным. Прыгнул. Прыгнул мягко, как кошка, сразу почти на четвереньки. Не почувствовал даже маленькой боли. В какую-то долю секунды, когда самое главное - приземление - было уже позади, когда оставалось только встать и быстро уходить, Толик испытал прилив восторга и радости. «Спасен, спасен…» - мелькнула мысль. Но не успел он распрямиться, как почувствовал себя зажатым в тисках чьих-то сильных рук. Рыжие, волосатые, громадные чужие руки! Попробовал вцепиться в них зубами, но дикая, нестерпимая боль в лопатках заставила его вскрикнуть. - Ого, братишка, кусаться? Нехорошо, не по-мужски! - проговорил старшина Карпенко, замыкая руки Толика особым милицейским приемом, именуемым мертвой хваткой. Толик повернулся и, увидев лобастое на крепкой шее рыжеусое лицо, уже не пытался вырываться: сопротивление бесполезно. На условный сигнал подоспели Захаров и старшина Коршунов. Толику связали руки и посадили в служебную машину, которая стояла за углом. 35 На второй день, после того как был арестован Максаков, Григорьев вызвал к себе Гусеницина и, строго окинув его взглядом, сказал: - Через час Захаров будет допрашивать Максакова. Рекомендую вам присутствовать. Поучитесь, лейтенант, как нужно расследовать дела, которые, по-вашему, должны быть приостановлены. А сейчас зайдите на опознание. Оно скоро начнется. От Григорьева Гусеницин вышел молча. Встретившись в коридоре с Северцевым, он сделал вид, что не заметил его, и прошел в следственную комнату. Захаров склонился над столом и что-то писал. Напротив него, почти у самой стены, на дубовой скамейке сидели три молодых парня. Опознания не начинали - ждали Григорьева. В одном из парней Гусеницин без труда узнал человека, которому не впервые приходилось бывать на опознании. Он сидел, вяло опустив плечи, и с безучастным выражением, словно ему все это надоело до тошноты, смотрел в окно. Двое других производили иное впечатление. Они, не понимая, чего от них хотят и зачем их сюда привели, вопросительно и пугливо смотрели то на Захарова, то на Гусеницина. Вскоре пришел майор Григорьев и кивком головы разрешил начинать. Дежурный сержант вызвал Северцева. Алексей переступил порог. Головы сидящих по вернулись в его сторону. Все заметили, как взгляд Северцева сразу же остановился на Максакове. Этот взгляд словно буравил, в нем были и обида, и упрек, и презрение. Максаков не выдержал и опустил глаза. Захаров и майор поняли все. Понял и Гусеницин. И то, что он понял, было крахом его последних надежд остаться работать в оперативной группе. - Гражданин Северцев, подойдите поближе, - обратился Захаров к Алексею. - Не узнаете ли вы кого-нибудь из сидящих против вас граждан? - Да, узнаю, - сквозь зубы ответил Северцев, продолжая сверлить глазами Максакова. - Кого? - Вот этого гражданина, - Алексей указал на сидящего в середине. - При знакомстве на вокзале он отрекомендовался Толиком. Студентом. Вопросы и ответы Захаров записывал. Поглаживая на подбородке седоватую щетину, майор тайком любовался молодым следователем. - Прошу вас, расскажите подробно и по порядку: где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с этим гражданином? Северцев принялся рассказывать то, что он уже десятки раз рассказывал при допросах. Когда он дошел до ограбления в березовой роще, те двое, что сидели рядом с Максаковым, стали незаметно отодвигаться от своего соседа. Они двигались до тех пор, пока не оказались на краешках скамейки. Оглупленные и испуганные лица подставных Захаров видел при опознаниях и раньше. Они всегда вызывали у него смех. Теперь же, когда допрос вел он сам, когда не только смеяться, но и улыбаться было неуместно, ему вдруг захотелось расхохотаться. Чтобы сдержаться, он стал кусать губы. Совесть ли заговорила в Максакове, или он понял, что всякое запирательство излишне, но он тут же во всем сознался. Не хотел говорить лишь одного: с кем совершил ограбление. «Своя воровская этика, свои жиганские законы», - подумал Захаров и про себя решил, что искать сообщников следует какими-то другими путями. Дав подписать протокол допроса Северцеву, он отпустил его домой. Когда майор разрешил быть свободными двум парням, которые, отупев от страха и теперь еще не понимали своей роли, те так быстро вскочили со скамьи и кинулись к дверям, что Захаров, как он ни крепился, все же не выдержал и расхохотался. При виде этой сцены не сдержал улыбки даже Максаков. Каменным оставался один только Гусеницин. Своих сообщников Максаков упорно не хотел выдавать. Как ни изощрялся Захаров, тот твердил одно и то же: тех двоих, с кем ограбил, он раньше не знал. Познакомился-де случайно на вокзале, в день ограбления. Оба они якобы из Ростова и уехали туда утром следующего дня. Захаров понимал, что придется искать другие пути. Но какие, об этом нужно как следует подумать. 36 «Читаю стихи - зевает, лучшие места в опере - не любит, твержу о любви - просит пощадить, показал ей громадную библиотеку, богатую квартиру, дачу с бассейном - не удивил. Что делать? Что двинуть теперь?» Ленчик кончил писать и швырнул дневник в ящик письменного стола. Затем он сел за рояль, раскрыл ноты и начал играть полонез Огинского. Трагические мелодии полонеза еще сильнее обостряли чувства одиночества и неразделенной любви к Наташе. Статуэтки, изображающие античных героев, застыли в мертвых позах. На всем, что находилось в комнате, лежала печать мрачной окаменелости. Только голубые фиалки в хрустальной вазе подавали признаки жизни, но жизни хрупкой, недолговечной. Комната Виктору показалась тесной, потолок низким. - Бежать! Но куда бежать? - обратился он к своему отражению в полированной крышке рояля и тут же ответил: - К природе. Когда Виктор вышел на улицу, у парадного его уже ожидал «ЗИС». - В Сокольники! - небрежно бросил он шоферу и захлопнул за собой дверцу. Всю дорогу он думал над тем, как расположить к себе Наташу. «Пока ты хоть терпи меня. Уступай мне по миллиметру, я не гордый, подожду. Но уж когда ты станешь моей!.. Тогда берегись! Отольются все мои слезы. Ты заплатишь за все мои унижения…» Увлеченный планами мести, Ленчик не заметил, как они подъехали к Сокольникам. - Что, уже? - спросил он шофера. - Да, приехали. - Жди меня на этом месте. Выпив стакан шампанского в открытом павильоне, Ленчик направился к окраинным аллеям, где, по его предположению, должно быть меньше народу. Но и на окраине почти под каждым кустом сидели отдыхающие: мужчины, женщины, дети… Здесь же на траве, лежали сумки с продуктами, стояли бутылки с пивом и водами. Ленчик пересек поляну и очутился в кустах орешника. Трава была свежая, непримятая. Он снял пиджак, расстелил его и лег. Лежал он долго, недвижимо, перебирая в памяти все, что было связано за последнее время с Наташей. Анализировал почти каждый ее взгляд, жест, движение: как она к нему подошла, о чем стала говорить, как говорила, как они расстались… Но что бы ни вспомнил он, ото всего веяло холодом, а временами ему казалось, что он до тошноты надоел ей. В такие минуты Ленчик сжимал кулаки и мысленно клялся, что найдет в себе силы порвать эту цепь унижений, что он даже оставит ее, но оставит так, что его оскорбленное самолюбие отплатит сразу одним ударом за все унижения! Пусть ему стоило немалых трудов добиться назначения в Верхнеуральск, куда едет работать Наташа… Пусть!.. Но если на то пошло, он тоже может показать характер: возьмет и в последний момент откажется от поездки в Верхнеуральск. Однако планы мести разрушались так же быстро, как они и созревали, стоило только всплыть какому-нибудь незначительному, ложно истолкованному им факту. Вдруг вспомнилось, как однажды при встрече Наташа густо покраснела и первое время ничего не могла сказать. А потом она долго шла с опущенными глазами. «Опущенные глаза… Покраснела… - блаженно шептал Ленчик. - А что если все-таки любит? Что, если в ней проснется большая, настоящая любовь ко мне? Но ее нужно завоевать! И завоевать не где-нибудь, а на Урале! Могучие горы, мои стихи, не будет под боком этого мильтона… О Урал, помоги мне сломить неприступную эту гордыню!..» - Последнюю фразу Ленчик поспешно записал в блокнот. С нее он начнет новые стихи. Он непременно напишет целый уральский цикл. И посвятит их Наташе. Неизвестно, сколько бы еще пролежал он, распаляя свое воображение, если бы не шаги и шорох в кустах. Ленчик поднял голову и удивился: рядом с ним стояла молодая цыганка. Толстые черные косы, увешанные серебряными полтинниками, змеями сползали по ее высокой груди и концами касались бедер. Стройная фигура цыганки была затянута в яркие цветные ткани, из-под которых чуть выступала маленькая босая нога. - Я не цыганка, я сербиянка, - начала она с резким цыганским акцентом. - Всю правду скажу, скажу, что было и что тебя ожидает впереди. А ну, красавец, встань, позолоти ручку. Голос цыганки звучал как что-то вещее, значительное. В другое время Виктор посмеялся бы над этим предложением - он не был суеверен, но сейчас ее слова подействовали магически. Он растерянно встал и, шаря по карманам, вынул десятирублевую бумажку. - Хватит? Цыганка ловко взяла деньги и положила к себе на ладонь. - Не скупись, красавец, всю правду скажу. Не жалей, золоти. Виктор достал еще пятерку. - Счастливый человек ты будешь. Красивая судьба ожидает тебя, но сейчас твое сердце неспокойно. Неспокойно твое сердце, красавец, по глазам твоим вижу. Цыганка спрятала деньги за пазуху, и в ее руках заходила колода старых потертых карт. - Не обманут меня карты, всю правду говорят. Болит твое сердце по червонной даме. «Наташа! - мелькнуло в голове Ленчика. - Червонная дама! Ведь она шатенка…» - Говорите, говорите, я вас с удовольствием слушаю. - Не я говорю, карты говорят… А вот и враг твой, крестовый король из казенного дома. Стоит крестовый король на твоем пути и хлопочет зло причинить тебе. Удар ты получишь от него. Но все его хлопоты останутся пустыми. Выручит тебя нечаянное свиданье с червонной дамой. Серьезный разговор у тебя будет с ней в твоем собственном доме. Сердце ее болит о тебе, в голове у нее ты, но очень гордая эта червонная дама. Скоро получишь казенные бумаги и нежданное письмо. Предстоит тебе дальняя дорога. Большие перемены тебя в жизни ожидают, красавец, большие дела тебя ждут впереди. Часто страдать будешь из-за своей гордости и благородного характера. Доверчив ты и душу раскрываешь первому встречному. Много неприятностей тебе придется испытать из-за своей доверчивости. Много хлопот принесет тебе червонная дама. Но все дело кончится тем, что сбудется твой интерес и покорится тебе червонная дама. Не скупись, серебряный, золоти ручку - талисман подарю. Достав из-за пазухи шелковую зеленую тряпочку, завязанную в узелок, цыганка продолжала наступать. - Большая сила в талисмане этом. Береги его, и все мысли твои сбудутся. А ну, золоти, золоти ручку, не скупись, дело делаю. Быстрым и властным движением цыганка распахнула полу пиджака Ленчика и всунула во внутренний карман зеленую тряпочку. - Домой придешь, положи талисман под подушку. Под Новый год на груди носи его, и все желания твои исполнятся.