В ответ она только непонятно покачала головой. Он написал заявление, положил пачку своих документов на лакированный стол, после чего словно по льду, подтолкнул стопку, прямо в руки Людмилы Фёдоровны. — Мне бы на зал взглянуть, где я буду работать? Для меня этот вопрос самый важный. — Это вам Людмила Ивановна покажет. У неё ключи есть от всех спортивных помещений. — Выходит, я в данный момент свободен? — Конечно. Сегодня Людмила Ивановна в вашем распоряжении. Все вопросы к ней, а что будет не понятно, смело заходите ко мне. Она задумалась и, поправив бант на своём сарафане, неожиданно его огорошила: — От девяти роз я отказалась, но вот конфеты я люблю. Как не честно! — устыдила она его. Он схватился за голову. — Бог ты мой, в машине оставил, — оправдывался он, — сейчас я исправлюсь и резко встал со стула. — Не надо, — остановила она его, — занесите вашу коробочку лучше на третий этаж часиков в шесть. Он утвердительно мотнул головой. …Они покинули кабинет, и пошли по чистым мягким коврам устланными во всех коридорах детского дома. Людмила Ивановна шла впереди, а он отставал от неё на два шага. Он шагал не спеша, усталой походкой, будто не выспался или был равнодушен к новой работе. В действительности ему надоело в последнее время колесить по учреждениям, но его мытарства не давало повода хандрить. В душе он ликовал и ждал, когда Людмила Ивановна обернётся, но она неслась как ужаленная, позвякивая связкой ключей. Они спустились по лестнице на первый этаж, где было совсем темно. Послышался щелчок выключателя и загорелся свет. Они находились в узком вестибюле, где были расположены раздевалки и душевые. Она остановилась около двойных дверей с табличкой «Спортивный зал». В это время Сергей Сергеевич столкнулся с неприятным и тревожным взглядом не женщины, а медузы Горгоны. Её зубы заскрежетали: — Признавайся, она тебе понравилась? Его лицо, было совершенно спокойно и не выказывало ни каких эмоций. — Мне многие женщины нравятся! И я предпочитаю любоваться ими, — живыми созданиями, а не полуфабрикатами в модных женских журналах. Вот, к примеру, такая ты мне не нравишься. Полчаса назад на тебя приятно было смотреть, а сейчас хоть свет гаси. Она размякла и, улыбнувшись, вставила ключ в дверь. — Здесь находится спортивный зал, но ты заниматься будешь не здесь. — Зачем тогда ты меня сюда привела? — Для ознакомления, — и открыла дверь. — Здесь моя вотчина и ещё одного инструктора — женщины, которую я в глаза не видала. И ты не увидишь. И не нужна она тебе. Здесь почти все женщины холостые включая и Гордееву. Кроме старух, конечно, — сделала она оговорку, — так что если будешь с ними общаться, опускай своё забрало. Лучше вглядись внимательно в Людку — Мутовку, убедись, что сладкий куст малины около тебя растёт. Он не придал значения её словам и шагнул в зал. Спортивный зал был просторный, а главное он полноценно отвечал всем требованиям первоклассного сооружения. Он был оснащён пластиковыми баскетбольными щитами, гандбольными воротами, волейбольной площадкой. С боку по всей длине зала, висела дерматиновая перегородка, за которой находились тренажёры.. — Впечатляет, — оценил зал Платон, но мне не терпится взглянуть на своё помещение. — Твой зал на втором этаже находится, да и не зал это, а бассейн с двумя ваннами, который давно не работает. В лягушатнике один стол поместится, а в большой ванной три стола войдут. Я уже всё промерила. И комнат подсобных там полно. Там и мой кабинет находится. Твой будет по соседству. — Пошли туда, — потянул он её за руку. Она закрыла двери, и они поднялись на второй этаж. — Вот здесь туалет для администрации, — показала она на дверь из дубового шпона, — далеко бегать не придётся, — напротив двери твоего и моего ведомства. Бассейн был высокий и большой. Откровенно говоря, он ожидал увидеть худшее помещение, на уровне сельской бани. Его удовлетворяли и площади и свет, а так — же наличие душевых, туалетов и других подсобных помещений. Правда вся сантехника была выведена из строя и вода была перекрыта. На первый взгляд бассейн казался брошенным. В первой раздевалке без света стоял стол и кровать без матраса. Вторая раздевалка до отказа была забита мебелью. Условия здесь были на порядок лучше шестидесятой школы. — Это ещё не всё, — сказала она и открыла дверь в светлое помещение в форме угольника. Оно было узким, но два больших окна открывали панораму, на территорию детского дома. В этом помещении была ещё одна дверь. — А там что? — спросил он. — Была массажная, теперь мебель списанная стоит. Там ни окон, ни свету нет. Можешь туда и не заходить. Сейчас здесь светло, а стемнеет, тут ничего видно не будет, — объяснила она, — фаза, куда — то убежала. Перед входом стоял сервант с посудой, за углом около огромного окна стол и на него была поставлена антресоль. На подоконнике он заметил банку от пива и заглянул в неё. Она была забита окурками. — Бывший кабинет медика, — сообщила она, — теперь это будет наша курилка. — Садись, — показала она на стол, и открыла окно. — Можешь курить. Платон сел на стол и посмотрел назад, где стояла антресоль. Она поняла его и придвинула антресоль вплотную к спине. — Вот теперь я как в кресле сижу, — облегчённо вздохнул он и закурил. — Теперь моя душа успокоилась. Здесь можно работать, если никто желчью брызгать не будет. Поэтому мне нужно с тобой обсудить некоторый план, который поможет нам обоим трудиться здесь с полной отдачей сил. ЗА ТЕБЯ Я ПОЙДУ НА ВСЁ Она вначале рассмеялась. Потом закусила нижнюю губу, приводя, таким образом, своё лицо к серьёзному разговору. Но её губы не поддавались укрощению. Они, то дёргались, то доползали, чуть ли не до самых ушей. Тогда он взял гнуто столярное кресло с подлокотниками и сев в него, подперев щеку ладонью, заговорила. — Вчера на господина Хаджу в Орехово было совершенно покушение моим братом. — На полном серьёзе что ли? — Это как раскладывать. Угрозы его жизни, не было ни какой, а вот морально мой Валера его прибил окончательно. Теперь он носу туда не покажет. Да и отмываться будет до чистого понедельника. А он будет зимой, когда белые мухи в воздухе закружат. — Давай ближе к делу, прелюдии мне нужны, — торопил её Платон. Она закурила. — Мне вчера отец, когда позвонил, у меня живот от смеха схватило. Дело в том, что у нас на участке в землю вкопан пяти кубовый бак, где мы разводим для удобрения жидкий навоз. Так вот Хаджа вчера приехал к брату в белых брюках и белой рубашке и потребовал у Валеры в присутствии моего отца за нулевой цикл полмиллиона. А братец мой дурак — дураком, а сообразил что нужно говорить. Он сказал: «Я, твоих строителей не просил ломать дом матери и мастерить на его месте подвалы, так что вали отсюда пока при памяти. Это ты мне должен платить за снос моего дома». Хаджа, конечно, надулся как пузырь, начал рвать и метать, включая ненормативную лексику. А мой брат этого не любит. Он развернулся и пошёл в сарай, а отец возьми и скажи: «За топором пошёл» Когда брат показался с топором из сарая, Хаджа, словно скипидаром подмазанный в одном месте через кусты крыжовника и смородины бросился к своей машине и угодил в наш навоз. А брат за ним к баку. И отец конечно следом. Увидали его плавающим в этом «благоухании», чуть со смеху не сдохли. Батя с земли подобрал доску. Хаджа думал, сейчас его прибьют там, и стал звать на помощь. А отец сунул ему доску в руки и помог выбраться. Проводил до речки мыться, а там он Хадже, популярно объяснил, что он незаконно захватил чужой участок, снёс жилое строение и начал возводить своё. А эти деяния строго караются законом и что его сын с дочерью (то есть со мной) — ткнула она себя пальцем в грудь, — намерены подать иск в суд на полтора миллиона. А сегодня утром Хаджа вышел на связь со мной и упрашивал любыми путями уговорить брата продать ему участок. Ты бы слышал, как он меня умолял, этот самовлюблённый корыстолюбец. Мне кажется, в этот момент он бы и родину продал. Я и воспользовалась случаем, сказала всё, что о нём думаю, не забыв вставлять ядрёные словечки. — Ну а он что? — Что, что — да ничего. Убила я его последней фразой, сказала ему, что из трубки несёт компостной ямой. Он и телефон сразу отключил. — Видимо суждено ему в этом дерьме сгинуть, — выразительно заглянул он ей в глаза. — Если ещё мы руку к этому приложим, то ему бежать будет некуда. Коль война началась, мы с тобой должны своевременно отреагировать. Иск подавай на него обязательно, — он тебе не помешает. Пока этот несостоявшийся чекист будет чертыхаться со своим клубом мы ему на горб должны взвалить такой груз, чтобы он головы не смог поднять. Я надеюсь, ты не сообщила ему, где ты работаешь? — Я что совсем того, — покрутила она пальцем у виска. — Ну, вот и хорошо, — значит очередь за нами. Он свой выстрел сделал. Я тебе не говорил, но меня из Метеора попросили по его протекции. Он знал, что в далёком прошлом я был, судим, вот и выдал всё Смородину, ну а тот уже припечатал меня от всей души. Он ей внушительно всё это рассказывал, стараясь подчеркнуть свою безусловную искренность. Она, подняв голову к верху, ловила каждое его слово. Он выкинул окурок в банку, после чего наступила минута молчания. — Сволочь, — вскипела она, — ни дна ему, ни покрышки. Хочешь, я ему глаза поцарапаю? — задумалась она. — И скажу, что он меня хотел изнасиловать. Вот тебе крест святой, я пойду за тебя на это! Для убедительности она три раза перекрестилась. — Это будет слишком жестоко, — закурил он следующую сигарету. — Я знаю, что ты у него прихватила важные бумаги, так вот их нужно кое — где засветить. — За тебя я пойду на всё! — торжественно заявила она. Бумаг полно, в основном они все по его долгам, которые касаются не только Хаджи, но и его доверенных лиц. А последняя бумага из «РУСАГРО " — они просят погасить долг по аренде помещений на стадионе в сумме четыреста пятьдесят тысяч. …Он не сомневался в ней. Знал, что этой не совсем сытой женщине, с кипящими эмоциями, при её повышенном чувстве справедливости по силам задачи подобного характера. Он посмотрел на неё и по неуловимой примете понял, что она думает о том же. — Последняя бумага пока не понадобится, а вот все остальные ты должна распечатать и отнести в юридический отдел корпорации. Пускай они знают, с кем договор заключили. Мне конечно бы самому взглянуть на них. — А они у меня все здесь, в кабинете лежат. — Тащи их сюда, — оживился он. Она принесла папку и вывалила на стол все бумаги. Он лихорадочно начал их перебирать. — Вот, то, что надо, — нашёл он искомое, — теперь его попрут со стадиона. — А что это, — спросила она. — Это решение суда о признании его первого клуба «Ритм» банкротом.