В маленькой приемной перед кабинетом сидит за столиком Сэнди, мой секретарь. – Доброе утро, Сэнди. Как выходные? – Доброе, Клэр. Замечательно. А у тебя? – И у меня хорошо. Я не смотрю на Сэнди – надеюсь, она не заметит плачевного состояния моего макияжа. Наспех стираю потеки туши перед зеркалом, висящим на внутренней стороне шкафа для документов. – А, вот ты где. – В кабинет стремительно входит Леонард, я вижу его в зеркало. Он умолкает и окидывает меня проницательным взглядом. – Все нормально? – Да. Уже да. – Я взмахиваю над ресницами щеточкой от туши. – Точно? – Абсолютно. Меня обхамили по дороге. Утро понедельника, все спешат. – Нарушила ты? Я взвешиваю, сказать ли правду, и эти раздумья выдают меня с головой. Леонард закрывает дверь и подходит ко мне. – Ты точно в порядке? Я ведь знаю про дату. Я опускаю голову. Мне стыдно не только за свою рассеянность, но и за неумение скрывать чувства. Вновь смотрю в зеркало на Леонарда, стараюсь придать лицу уверенное выражение и еще раз подкрашиваю ресницы. – У меня все хорошо. Честное слово. Спасибо за заботу, – улыбаюсь я, и Леонард отечески похлопывает меня по руке. – Тогда вперед, мы тебя ждем. – Он возвращается к своей привычной бодрой деловитости. – У меня мало времени. Скоро приедет треклятая миссис Фриман. – Миссис Фриман? Я прячу тушь в карман пиджака и выхожу следом за Леонардом, пытаясь вспомнить, о ком речь. Кажется, на разборке в прошлый понедельник что-то говорили… – Да. Старуха с кислой физиономией. Нашу миссис Фриман бросил муж. Удивляюсь, почему он терпел ее так долго. Она, наверное, была чертовски хороша в постели, больше ничего на ум не приходит. Поверь, такой красотке надо в койке мешок на голову надевать. И себе заодно – на всякий случай, а то вдруг с нее мешок свалится. – Леонард, ну что ты такое говоришь, – укоряю я, а сама невольно улыбаюсь. Леонард ужасно честен, порой до грубости, и на фирме об этом ходят забавные легенды. Том уже в конференц-зале, стоит у застекленной двери, ведущей в частный сад. При звуке наших шагов оборачивается. – Отлично, ты ее нашел. – Он с улыбкой кивает мне и занимает место за столом. – Я тебе кофе принес. Как выходные? – Хорошо. – Я тоже сажусь. На самом деле мне хочется сказать – плохо. Кошмарные были выходные; с приближением очередного дня рождения маме тяжело как никогда. Но я молчу. Том в курсе происходящего. За годы нашей дружбы он столько раз меня поддерживал! Я меняю тему: – Жаль, что ты не приехал на барбекю. Все уладилось? – Да, ты уж прости, – вздыхает Том. – Изабелла вдруг передумала и затребовала Лотти назад. Мол, у них прием в честь бабушки или еще какое-то мероприятие. – Изабелла никак не уймется? – спрашивает Леонард, устраиваясь во главе стола. – Да уж. Обычное дело. Деньги. Ее последний каприз – отвезти Лотти в Нью-Йорк покататься на лыжах. Стоит целое состояние, а раскошелиться должен я. Разве мало им было недели у моря? – А все потому, что ты не подписал с Изабеллой брачный контракт, – замечает Леонард и, открыв блокнот, достает из внутреннего кармана перьевую ручку «Монблан». – Как я, по-твоему, выжил после трех разводов? Я шлю Тому сочувственную улыбку. Леонард нам все уши прожужжал о важности брачного контракта. – Урок усвоен, – говорит Том. – А тебе заключить такой контракт еще не поздно, – назидательно сообщает Леонард. Он не отрывает взгляд от блокнота, но постукивает ручкой по столу передо мной. – У нас с Люком все прекрасно. Думаю, и дальше так будет, – возражаю я. Замечание Леонарда меня уязвило. – Ну-ну. «Гордыня до добра не доводит» и все такое прочее. Я не отвечаю. Спорить бессмысленно, по этому вопросу мы с Леонардом никогда не сойдемся. Том ловит мой взгляд, одними глазами спрашивает: «Ты в норме?», я коротко киваю, и мы переходим к делу. Наши понедельничные разборки, как мы их любовно называем, дают возможность рассказать о своих рабочих делах двум другим партнерам. В отношении работы Леонард – большой педант, он считает эти совещания крайне важными для продуктивного управления фирмой. Так любой из нас может подстраховать партнера, если тот заболел, и взять его дело. Разборки – хорошая традиция, с них приятно начинать неделю, с ними легко поддерживать на фирме семейный дух – мы все трое им очень дорожим. После разборки я встречаюсь с клиентом, затем иду узнать, свободен ли Том. Его секретарь быстро печатает на компьютере. Она одаривает меня мимолетной улыбкой, не прерывая работы. Дверь к Тому открыта – значит, он не занят. Мы не важничаем и не требуем доклада о своем приходе. – Тук-тук. Кофе будешь? – Я показываю Тому две чашки. – Золотые слова, – кивает он. Мы с Томом вместе отучились в университете, вместе его окончили. В студенчестве у нас завязался небольшой роман, но как только мы получили дипломы, решили оставить любовь за дверями Оксфорда. Мы были амбициозны, мечтали о карьере, однако и после расставания поддерживали связь. Именно я через год своей работы на фирме порекомендовала Тома начальству. Предложение о партнерстве мы с Томом получили одновременно. Я спиной толкаю дверь, та закрывается. – Ну а теперь, когда мы одни, расскажи, что произошло вчера на самом деле. – Я ставлю кофе перед Томом и сажусь напротив. – Вот за это я тебя и ценю, – говорит Том. – Никаких предисловий. Никакого хождения вокруг да около. Сразу берешь быка за рога. – Если я начну ходить вокруг да около, ты скажешь «ближе к делу». – Правда, – кивает Том. – Хотя рассказывать особо нечего. Изабелла взбесилась от ревности, когда поняла, что я везу Лотти к тебе. Ну… как обычно. Я хмурюсь. – Изабелла до сих пор ревнует? Сколько можно? Вы в разводе уже… года три? – Ты же ее знаешь! Увы, знаю. Вспыльчивость и ревность бывшей жены Том объясняет горячей итальянской кровью. Люк куда спокойнее относится к нашему с Томом прошлому, за что я ему очень благодарна. – Ну да ладно, хватит обо мне. Ты-то как? – спрашивает Том. Медлю с ответом. Может, изобразить непонимание – мол, о чем ты? Отметаю эту мысль. Том прекрасно помнит о дате, которая нависла над нами черной тучей на горизонте. Я шумно вздыхаю. – Непростая неделя. Мама мрачнеет с каждым днем. Я надеялась, что воскресные посиделки ее взбодрят. Она старалась, умничка, но явно через силу. Леонард, спасибо ему, от мамы почти не отходил, ей вроде бы нравилось. – Я спрашивал о тебе. Как твоя мама, я знаю; легче ей не становится. – Том отпивает кофе. – Клэр, как ты сама? Хорошо спишь? Вид у тебя усталый. Я выдавливаю вялый смешок. – Вежливый намек, что я паршиво выгляжу? – Я этого не говорил. – Сплю не очень, если тебе так уж интересно. Осенью я вечно сама не своя. Не понимаю, что чувствую, что вообще нужно чувствовать. За кого я переживаю? За маму? За Элис? За себя? Сегодня ночью я думала – действительно ли скучаю по сестре? Она пропала так давно, что я живу без нее почти всю жизнь. – Я ненадолго умолкаю, смотрю в окно. – Мы ведь в этом году нанимали очередного детектива, опять пытались ее разыскать, но, как всегда, без толку. – Ни за что бы не подумал, что в наше время трудно найти человека. Однако сколько мы уже ищем, а все никак. – Я подозреваю, что у нее другая фамилия. Элис ведь уже двадцать с небольшим, вдруг она замужем? Или не хочет, чтобы ее нашли? – Все может быть. Ты маме об этом говорила? – Конечно. Мама и сама не глупая, но ей не будет покоя, пока не выяснится хоть что-нибудь. Осенью наше семейство обуревают такие чувства, что даже страшно. И непонятно, как ими управлять. У Тома звонит телефон – внутренний. – Да, Нина. Да, она здесь. – Том смотрит на меня, слушает. Его лицо становится серьезным. – Хорошо, спасибо… Привет, Люк, это Том. Передаю трубку. Люк никогда не звонит мне на работу. По правилам – только в экстренных случаях. Я хватаю телефон: